Проза
Он лежал в комнате, лицом к стене, к синим недавно поклеенным обоям, которые мать и отец поклеили, пока он был в больнице. Он почти никуда не выходил (только за молоком) все эти несколько недель, слушал музыку, играл в компьютерные игры, и по ночам тихо, почти беззвучно пел, как будто было хорошо или становилось лучше, как будто было уже не так плохо, как раньше, не так нестерпимо плохо.
Апрель, пятница, половина шестого. В бюро уже никого не осталось. Тишина. Из коридора не слышно голосов коллег. Погас монитор.
Митя Карамазов исследовал Русский Космос. Митя шёл на каторгу, безвинно (мы об этом знаем). Вериги на себя нацепил, вина всё же есть.
Несмотря на то, что родители Нико трудились, не покладая рук, семья Пиросманашвили всё же жила впроголодь, перебиваясь жалкими крохами. Были дни, когда у них не было ничего, кроме хлеба с сыром.
Она родилась в пятницу, тринадцатого, и, чтобы отвести порчу, её назвали в честь святой Параскевы Пятницы.
Последний рабочий день недели подходил к концу. В офисе не работал кондиционер, и секретарь-референт позвонила в ремонтную мастерскую. Заявку приняли, но мастер так и не пришёл. Сергей подошёл к открытому окну.
Когда кончилась война и мы одними из первых вернулись после эвакуации на Березину, к нам часто приходил военнопленный немец Йорген, учитель музыки из Бремена.
Мы помолчали, обдумывая услышанное.
— Да-а... — произнесла, наконец, Аделаида, — бывают же странные истории...
Старые рамы с дребезжанием распахнулись. Крупный дятел, чёрным оперением и красной «шапочкой» напоминающий кардинала, выпорхнул из дупла клёна, растущего перед домом. Из окна второго этажа высунулся темноволосый вихрастый мальчишка в широком свитере с подкатанными рукавами.
Литературная премия им. Э. Хемингуэя
"Литературный Иерусалим"
Полка Леонида Кузнецова
Рубрики
