Утром пол барака ходуном заходил от топота ног. В комнате кто-то успел включить радио, и знакомые с детства позывные «Широка страна моя родная…» — расшатывая остатки сна, словно сквозь щелку, настойчиво проникали в сознание.
Марк открыл глаза. На соседней койке Арсений уже натягивал резиновые сапоги. Игорь курил. Батарея под окном громко шумела — видимо, под утро включили отопление.
Машинально прислушиваясь к сообщениям последних известий, доносящимся из репродуктора, Марк начал одеваться. Одеть-то, собственно, оставалось только телогрейку и сапоги — остальное просто не снимал на ночь из-за холода в бараке.
В репродукторе мужской и женский голос, сменяя друг друга, рассказывали о ходе уборочных работ, о приезде иностранных делегаций, о событиях в Ливане.
Застелить постель тоже было недолго: Марк просто расправил одеяла, в изголовье вытянул наверх край посеревшей от грязи простыни и придавил его подушкой.
Можно было бежать в столовую.
Земля сплошь была покрыта инеем. От этого трава казалась вырезанной из алюминия. В предрассветном сумраке к столовой шли, растянувшись по двое, по трое. Когда шли вдоль шоссе, стало видно солнце: правильный красный круг висел вдали над самой дорогой, касаясь ее нижним краем.
В столовой имелась раковина с краном, здесь можно было умыться и потом высушить руки и лицо под электросушилкой. Народу уже собралось много. Бригадиры толпились у окон раздачи, переговариваясь, обсуждая перспективы предстоящего дня. Бригада Марка состояла из восьми человек, им вполне хватало двух столов, составленных вместе. Восемь алюминиевых ложек и восемь вилок — на голубом пластике в центре, рядом тарелка с нарезанным хлебом. Остальное передавалось по цепочке от бригадира.
После завтрака здесь же, у столовой, их ожидал грузовик с кузовом, наполовину закрытым тентом. Грузовиком доставлялись на поле четыре бригады, поэтому поевшие раньше должны были ждать остальных, но зато можно было занять место под тентом. Гостехсветовцы всегда залезали в кузов первыми, вторыми были бригада Марка или завода резиновых изделий, последними появлялись геологи. Эта бригада была сплошь женской.
Сейчас, когда Марк перелезал через задний борт грузовика, Федя, мордатый и широкоплечий, уже сидел в глубине кузова и веселил публику.
— Если твою рожу и мою задницу выставить в форточку, — пикировался он с однобригадником, — люди скажут, два бандита». Мужчины одобрительно загоготали, а Федя зычным голосом пропел несколько переиначенных на свой лад строк из популярной «Черемшины»:
«Пронесись же эта песня птицей,
Пролети над нашей психбольницей…»
Марк никак не мог привыкнуть к этим людям, все здесь было ему чуждо: и эти грубые шутки, и заляпанные глиной телогрейки, и все убожество этого быта. Они будили, впрочем, детские воспоминания послевоенных лет — но та убогость была сразу после войны и ею объяснялась, а сейчас времена уже стояли совсем иные!..
Постепенно кузов машины наполнился людьми, опоздавшие садились прямо на пол вдоль бортов, другие становились в середине кузова, держась за край тента руками.
Машина тронулась. Остались за поворотом с полдесятка трехэтажных панельных домов городского типа, возвышающихся над рубероидными и шиферными крышами потемневших изб, как залог будущего переустройства.
— Не садитесь на меня! — пискнул где-то в суматошной тесноте задорный девичий голосок.
— Нельзя на нее садиться, на нее только ложиться можно, — мрачно прокомментировал Федя, вызвав новый взрыв хохота. А за бортом мелькали пестрые осенние перелески и темные намокшие поля.
Четыре комбайна стояли у ближнего края уходящего далеко во мглу картофельного поля…
Марк работал в конструкторском бюро уже третий год и каждую осень его посылали на сельхозработы как самого молодого в отделе, к тому же большинство составлял женский персонал. Причем посылали всегда в новое место, будто нельзя было закрепить их организацию за определенным колхозом или совхозом. В прошлую, кажется, осень это был Раменский район. Туда пришлось ехать на электричке, а от станции добираться местным автобусом.
А дальше — как и сейчас, выковыривание картофелин из вязкой от влаги земли — тех, что не захватил прошедший по полосе комбайна. Этот картофель собирали в высокие плетеные из ивовых веток корзины. А когда корзины наполнялись доверху, пересыпали в мешки. И так две недели с раннего утра до вечера!
В прошлом году рядом с простирающимся в неимоверную даль картофельным полем стояли вагончики из поликарбоната. Каждый прибывший обеспечивался, как и положено, матрасом, постельным бельем и двумя байковыми одеялами. Но одеялец всегда было явно недостаточно. Выражаясь высоким слогом «стоял октябрь уж на дворе». Темнело рано. Ночи становились все холоднее.
Марк всегда спал, не раздеваясь: в штанах и в свитере. Сосед по вагончику объяснял ему, что напрасно он это делает:
— Нужно раздеваться догола и быстро закутываться, так лучше сохраняется тепло тела, — поучал он Марка.
Но когда совсем похолодало, и ночная температура упала ниже нуля, сосед вдруг начал сильно кашлять. А однажды утром ему стало совсем паршиво, и пришлось Марку бежать в медпункт, звать на помощь. У соседа оказалось воспаление легких, и он исчез из вагончика. Куда, домой или в больницу, Марк так и не узнал.
А еще запомнилось Марку из той поездки, как в день отъезда его сослуживцы из других отделов набивали доверху картофелем туристические рюкзаки и в добавок еще хозяйственные сумки.
— А ты чего, — налетел на него Володя Шафран, — ничего не берешь домой?
— Охота была тащиться с такой тяжестью всю дорогу, — ответил Марк.
— Ничего, игриво подмигнул ему Володька, — своя ноша не тянет!..
Вспоминалась Марку и Москва, Чистопрудный бульвар, Покровка, старики-родители, ну еще кое-что романтическое, всё это — пока он двигался чуть ли не на карачках по борозде, собирая сереющую в темной промокшей земле картошку.
А тут вдруг подошли к нему два молодца в телогрейках и кирзовых сапогах с разговором. Они работали на току и, видимо, поняли, что вдвоем не вытянуть, нужен третий, чтоб был на подхвате. Присмотрели этого интеллигента-очкарика. Почему его — с ним деньги можно будет делить не на троих, а на двоих, ну а ему подкинуть малость за помощь.
— Хочешь немного заработать? — спросил Марка, видимо, старший с большими залысинами.
А Марк и не знал, что на току тоже, оказывается, нужна рабсила с высшим образованием. Беглым взглядом оценив физические данные незнакомцев, он попытался вежливо отказаться:
— Ну что вы, куда мне впрягаться с такими богатырями, только подведу вас.
— Не подведешь, — отвечали богатыри, сразу перейдя на ты, — будешь только мешки с зерном оттаскивать в сторону. А станет тяжело — поможем. Марк понял, что это серьезные ребята! За уборку картофеля платили копейки, да еще вычитали в конце срока за питание, а на току работа, видимо, оплачивалась, по-другому!
Марку оставалась еще неделя, но так осточертела ему эта облепленная землей картошка, что он согласился.
Мужики, Саша и Андрей, были крепкие, кирзовые сапоги, видно еще с армии остались. В пыльных от муки, но сухих телогрейках, один чуть выше другого. Андрей, тот, что с залысинами, был более разговорчив. Работали слаженно. Саша включал транспортер, Андрей подставлял под струю зерна, падающую с транспортера, рогожный мешок, а когда мешок наполнялся, быстро завязывал его веревкой и на закорках нес к Марку. Марку нужно было оттащить мешок дальше, к стене тока — освобождая площадку для следующих мешков. Мешки он тащил волоком, ему их было не поднять. Чем больше становилось завязанных мешков, тем короче становился путь для Марка. Когда все свободное пространство пола заполнялось мешками, приходил грузовик, и новые товарищи Марка забрасывали мешки в кузов. Работа ему нравилась — не то, что гнуться на картофельном поле. Но тяжесть мешков была ощутима!
Его новые товарищи вели праведный образ жизни — после работы не пили, не шатались по деревне. Послушав радио, ложились спать. А вот гостехсветовцы по вечерам веселилась. Они привезли с собой металлическую емкость денатурата и постепенно осваивали ее компанией человек в пять. Откушав содержимого емкости, начинали петь блатные песни на лавочках у входа в барак. Разносились по притихшей округе Федины куплеты про психбольницу. А иногда, если не было дождя, они устраивали свои сабантуи на опушке ближайшего перелеска. Разводили костер. Вокруг них собиралась ватага москвичей, приходили и женщины. Однажды Марк узрел среди них полнотелую блондинку с цветастой, в народном стиле, косынкой на голове.
— Русской бабе, ведь что нужно, — ядовито вещала она товаркам, — чтоб мужик только ей одной принадлежал! И ни-ни, чтоб никуда от нее!..
Какая-то причина была, видно, у них для такого разговора.
И Марк от этого непонятного женского разговора сразу заскучал и подумал:
— А как его избранница, там в Москве?
И захотелось рвануть отсюда…
Смех и песни звучали долго.
Но Марк, поглядев сквозь прищуры глаз на веселящийся в промозглой тьме свободный огонь, быстро ушел спать: Саша и Андрей поднимали его рано.
С каждым днем Марку становилось все тяжелее успевать за своими артельщиками. Да и они, видно, стали уставать, и мешки все чаще скапливались около Марка. И тогда приходилось перетаскивать их, отрывая от пола. Ему это даже нравилось: ощущать в работе свою мускульную силу. Но через день появилась боль между ягодицами, и стало тяжело садиться. К счастью, срок его пребывания в совхозе подошел к концу, пора было возвращаться домой. Саша и Андрей день назад как раз получили какие-то деньжата и щедро, как посчитал Марк, поделились с ним.
Электричка оказалась свободной, потому что уезжал он в воскресенье: для дачников еще рано возвращаться в Москву, а для местных жителей — поздно ехать в первопрестольную. Никакой картошки Марк с собой не вёз: лишняя тяжесть была ему теперь ни к чему! Сначала он сел у окна, но задница болела и сидеть оказалось неудобно. Он прошел в тамбур, постоял там едва не закашлявшись от табачного дыма: курили два местных мужика, зычно обсуждая какую-то наболевшую тему. А что делать со своей наболевшей темой Марк не знал, но было больно.
С Белорусского враскоряку поплёлся в ближайший травмпункт, благо находившийся не так уж далеко: он знал адрес, потому что год назад сопровождал туда мать.
Очереди, как ни странно, не было.
— Обыкновенный геморрой, — диагностировал врач, пожилой неприветливый мужчина, брезгливо осмотрев Марка.
— А от чего он возникает? — спросил Марк.
— Отчего, отчего? Как воскресенье кончается, так все бегут с геморроем. Водки надо пить меньше! — Возмутился хирург наивности пациента.
— А от поднятия тяжестей? — робко поинтересовался Марк.
— И от тяжестей тоже может быть, — успокоил врач и выписал больничный.