Он свернул снасть, взобрался по глинистому откосу и пошел к маленьким черным избам, прилипшим к сумеречному горизонту. Братья и сестра, наверное, еще спят. А мать уже во дворе. Он поднял голову — звезды, еще полчаса назад такие крупные и четкие, совсем высветились. Надо будет выучить их имена — в который раз дал он себе зарок. Но это когда-нибудь потом, а прямо сейчас, его ждут дома молоко и теплый хлеб…

«Михаил Иваныч, миленький… Ну хватит спать…» — кто-то осторожно, но и настойчиво тряс за плечо. «Не дадут даже молока попить» — ему стало обидно. До деревни оставалось всего несколько минут ходьбы, и он ускорил шаг — может, успеет…

На небольшом графитовом прямоугольнике, выпадающем из пышного стиля Георгиевского зала, желтые молнии складывались в минуты и секунды. Утро. Начало одиннадцатого. Доставленный из ЦКБ старичок уютно спал в инвалидной коляске. Вокруг него нервно суетились две женщины. От двери к ним подоспел человек в безукоризненно черном костюме:

— Ну, что?

— Не просыпается… Сколько осталось?

— Минут двадцать. Приболел?

— Сон. Но очень крепкий.

— Может, не следовало его привозить?

— Так ведь не спал, — старшая из женщин не переставая, мягко тормошила старика. — Всё время бодрый был. Улыбался. Соображал. А попал сюда и заснул… Может предупредить президента?

— Не надо. Время еще есть. Сколько ему?

— В июле будет сто тридцать восемь.

— Возраст, — чиновник одобрительно покивал креслу, в котором, завалясь набок, все также самозабвенно спал коричневый старичок.

…Пятнадцать минут… Десять, пять… Время неумолимо убывало и суеты вокруг спящего становилось всё больше.

Еще в прошлом году их было трое. И каждого из них президент поздравил по телефону лично. Такие поздравления стали традицией с 2045 года. К столетнему юбилею Победы ветеранов в стране оставалось восемнадцать, и все они были награждены специально отчеканенной платиновой медалью.

Восемь их было в 2055-м, в 2060-м — пятеро. Через год осталось трое. А если считать всех ветеранов Второй Мировой — до десятка. Трое в России, двое в Германии (немец — бывший солдат вермахта и еврей, воевавший в советской армии), по одному во Франции, Англии, на Украине и в Грузии. Все они умерли в следующие три года. К 9 мая 2064 года из миллионов людей, когда-то насмерть стоявших друг против друга, остался один — Михаил Иванович Гольцев.

…Три минуты.

В зале наводили последний порядок. Словно из воздуха возникали люди со скучными лицами, чтобы в один затяжной взгляд оценив обстановку, также незаметно исчезнуть.

Две…

Дойти до дома ему так и не дали. И теперь щурясь от яркого света, он пытался сообразить, где находится и что вокруг происходит. Наконец в нависавшей над ним женщине он узнал Веронику Петровну — лечащего врача. Стало быть, что-то по медицине. Впрочем, жизнь его давно состояла только из медицины.

— Вот и славно Михаил Иваныч. Вот и… Давайте-ка мы вас чуть поправим…

Его легкое сухое тело осторожно сместили, придав ему вертикальное положение.

Минута…

Торжественное напряжение достигло предела и рывком сняв его, в зале чуть раньше запланированного, появился президент, крупный и невыразительный.

Пока с небольшой кафедры он говорил круглые слова о случившейся сто двадцать лет назад войне и одержанной тогда великой победе; о мире и прочном фундаменте нашей общей памяти, Михаил Иванович снова задремал. Когда президент подошел к нему, ветеран был далеко от Георгиевского зала. В секундной заминке, президент нашел за лучшее поцеловать спящего в коричневую жесткую щеку. Торжественно грянули литавры. Все шло строго по протоколу и пять минут спустя глава страны отбыл на другие мероприятия, а последний ветеран спал в коляске, которую теперь не торопясь катили по длинному коридору…

 Впрочем, среди самых старых обитателей оренбургского дома престарелых № 3 есть неизвестного года рождения Борис Владимирович Приходько. В 1990-х он окончательно потерял память. А через тридцать лет, после того как умерла его родная племянница, последняя из близкой родни, он оказался в этом заведении, которое тогда еще располагалось на улице Бурцева. С тех пор дом престарелых дважды менял месторасположение. Сменилось несколько поколений персонала, а беспамятный Приходько все еще среди его старожилов. Нет ни человека, ни документа, способных связать белобрысого связиста второго Украинского, контуженного на левом берегу Днепра, с древним стариком, вот уже почти сотню лет не покидавшем город посередине гигантской степи.

А в Липецке, в однокомнатной квартире на четвертом этаже панельной пятиэтажки (одной из последних в областном центре) живет Валентина Сергеевна Ермолина. Родственников у нее нет. И ухаживает за ней другая старушка, много моложе. Регулярно захаживают и женщины из собеса. Говорят, что брать ее в дом престарелых нет надобности. В ящике тумбочки, около кровати, между столетнего хлама есть выцветший прямоугольник — фото, на котором с трудом различимы контуры молодого лица. Фотокарточка не доставалась из тумбочки лет тридцать. Если показать ее Валентине Сергеевне, неизвестно скажет ли она, кто на ней. Она ведь давным-давно ближе к миру растений, чем людей. Но тридцать лет назад, смотря на фото, она еще помнила, что это ее Валера, пропавший без вести в сорок четвертом. С тех пор ему двадцать. И он жив, пока жива она.

Наконец, в северной Чехии, в одной из штолен Рудных гор спит семнадцатилетний немецкий солдат. Спит с 18 марта 1945 года, когда охраняемый им склад накрыла бомбардировка союзников. После одного из разрывов, что-то екнуло в недрах горы, хранивших ящики с боеприпасами и провиант. Каменные пласты сдвинулись, закрыв вход многометровой толщей, а солдат потерял сознание. Точней заснул. Гора, изъеденная рудокопными ходами еще в XV веке, дышит сотней пор и воздуха солдату хватает. Он спит и не хочет просыпаться. Он и не проснется, пока не выйдет по капле из мозга весь страх перед этой непонятной, страшной весной сорок пятого. Потом (это будет нескоро) он придет в себя. Вспомнит бомбардировку; поймет, что его засыпало и начнет думать, как не нарушить воинский долг и все-таки остаться в живых. Он и станет тогда последним ветераном войны…

А сейчас все кто мог бы претендовать на эту роль — спят. И лучше всего Михаилу Ивановичу. Заснув, он ловко (как научился только несколько лет назад) угодил в ту самую точку последнего сна, с которой его сорвали для встречи с президентом.

Ему оставалось две сотни шагов до теплого молока и хлеба. И никуда не надо было торопиться. Он крутнул вокруг себя ведерко с рыбой, вскинул лицо на последние звезды и снова подумал: «Надо будет выучить их имена…»

Поделиться

© Copyright 2024, Litsvet Inc.  |  Журнал "Новый Свет".  |  litsvetcanada@gmail.com