• 2016-3

Я подошел к безлюдной остановке, в надежде, на то, что какая-нибудь попутка меня подберет. Ехать собрался в соседний район на именины к своим знакомым. Вокруг меня серыми очертаниями расположились, словно вырезанные из картона, низкие хаты, покрытые почерневшим снегом. А далее простиралось необъятное поле, пересеченное холмами и оврагами. Вечерело. Поднимался ветер. Встревоженный отсутствием пассажиров, я, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо посматривал на пустынную дорогу. За спиной послышался скрип валяной обуви. Я обернулся. То были двое мужчин, и один из них, подойдя поближе, словно прочитав на моем лице тревогу и желая меня обнадежить, сказал: 
— Сейчас появится… последний. 
— Гаврила должен быть, — со знанием дела пояснил второй. 
Еще через несколько минут из ближайшего переулка нарисовалась не по-зимнему легко одетая девушка и, порхая, направилась к остановке. 
— Расписание знает, — хмыкнул первый 
— То-то же, — эхом отозвался второй. 
Настроение поднялось. 
Однако после получасового ожидания первый мужчина, откровенно поеживаясь от холода, обратился ко второму: 
— Может, вернемся? 
— Чего это ты? 
— Ветер поднимается, метель будет. 
— Да тут двадцать кэмэ всего, доедем, не дрейфь. 
— Ух, Гаврила, мать твою, — зло выругался первый, — всегда опаздывает. 
— Ему каждый месяц выговоры лепят и премии лишают, — добавил второй. 
— Давай попляшем, — сказал первый мужик и пустился выделывать незамысловатые движения. Второй, скорее из солидарности, чем от холода, стал переминаться с ноги на ногу. 
Почувствовал и я, что замерзаю. Достал из дипломата заготовленную в подарок полулитровую фляжку коньяка, откупорил и сделал несколько глотков. Тут девушка решила меня заметить. Я протянул ей фляжку. 
— Можно? — Робко спросила она. 
— Ну, раз предлагают, — улыбнулся я. 
Затем протянул фляжку танцорам. 
— У нас свой имеется, — продолжая подпрыгивать, махнул рукой первый, — мы такое не пьем. 
— Настоящий, сам варил, — указывая рукой на товарища, подтвердил второй. 
На горизонте появилась черная точка. 
— Едет, — вздохнул первый мужчина, от удовольствия потер руками и завертелся в лихом танце, слегка напоминающем бразильский танец макулеле. 
— Ну, дает, — захихикал второй. 
Еще через пару минут, мы различили очертания автобуса, окончательно убедившись, что едет наш долгожданный транспорт. 
Наконец-то дверь со скрипом открылась, и мы нетерпеливо, подталкивая друг друга, надеясь как можно скорее отогреться, ввалились в автобус. Но в автобусе сквозил тот же холод. Осматриваясь где бы разместиться, я заметил покрытое инеем треснутое окно и выбрал место на противоположной стороне. Девушка, не раздумывая, оккупировала последний ряд, и расположилась вдоль всего ряда, дав понять, что ей попутчики не нужны, а мужики уселись сразу за водителем и тут же вступили с ним в оживленный разговор. 
Автобус медленно, неестественно громко завывая, тронулся с места. Сквозь треснутое стекло врывался морозный холодный воздух, колол лицо и пронизывал до косточек все тело. 
Минут через двадцать ноги закоченели, я опять полез за фляжкой, сделал несколько глотков. За спиной послышались шорох и голос девушки: 
— Можно я к вам, там так холодно? 
Я расторопно откинул дипломат на соседнее кресло и освободил место рядом с собой. Она осторожно села, облокотилась на мое плечо и, поеживаясь и жеманясь, сказала: 
— Позвольте представиться, Таня. 
— А я Ваагн или Ваган. Как удобно, так и зовите. Слышали, в Москве есть Ваганьковское кладбище? Это в честь меня назвали. 
— Ну и шуточки у вас, — рассмеялась Таня. 
Я расстегнул дубленку, одной полой накрыл девушку и прижал ее тело к себе. Достал фляжку, Таня не дожидаясь приглашения, схватила и со словами «спасибочки, спасибочки» присосалась к горлышку. 
Через полчаса мотор заглох, и автобус, проехав еще 10-15 метров, уперся в навеянную ветром и схваченную морозом заледеневшую горку снега. Водитель, не суетясь, одел поверх теплой куртки овчинку, вытащил из-под сиденья промасленный видавший виды черный портфель, судя по всему с инструментами и вспоминая маму неизвестного нам Сидорыча, вышел. Приподнялись с мест, предварительно пошептавшись, и наши попутчики. В холодном автобусе с полуприкрытой дверью и трещиной в оконном стекле стало еще холоднее. Тянуло встать и захлопнуть дверь, но что толку? Понимал,— теплее не станет, только холод под дубленку напустишь. Хотя надежды не окоченеть, не было никакой. 
«Приехали, — подумал я, с ужасом представляя последствия этой поездки». Прошло еще минут двадцать, а может и больше. Не было сил и смысла искать на запястье левой руки часы. Я вдруг сообразил, что уже долгое время там, у мотора, царит необъяснимая тишина, хотя до того постоянно доносились характерные ремонту мотора звуки, вперемешку с криком и бранью. 
«Не сбежали ли?— Промелькнуло в голове.— Кто его знает, ситуация, не дай Бог, кому попасть». 
— Пойду-ка я посмотрю, что там они делают, — сказал я Тане и стал высвобождаться от дубленки. Прикрыв своей половиной вконец промерзшую девушку, я вышел из автобуса. Тотчас же вернулся, плотно прикрыв, скорее по привычке, чем по необходимости, дверь, растерянный и с непонятной улыбкой на лице. 
— Ну что там, скоро ли? — Жалобно пошевелила губами Таня. 
— Водку пьют, самогонку и анекдоты рассказывают. 
— Как водку, а мы!? 
— Можем присоединиться, там в самом разгаре, скоро тамаду выбирать начнут. 
— Здесь недалеко село Михайловское должно быть, там мои кумовья живут, может, пойдем пешком? А так пропадем мы. 
— С твоей-то обувью? Градусов 30-35, не меньше, и ветер хороший. 
— А что делать? Останемся здесь — погибнем. 
— Хорошо, но ты наденешь дубленку, а я в пальто твое влезу. 
— Нет! 
— Да! 
— Не будем спорить, согласна, по дороге поменяемся. 
Мы вышли из автобуса. Мужики от удивления застыли: один с бутылкой, другой с граненым стаканом, а водитель с гаечным ключом. 
— Тут Михайловка должна быть, далеко ли? — Обратился я к ним. 
— С километр и направо, — ответил первый. 
— А там еще два или три кэме, — добавил второй. 
— Удачи вам! — Я помахал им рукой, и мы развернулись и резвым шагом направились в указанном направлении. 
— Не будем останавливаться, это нас спасет, — крикнул я Тане и пропустил ее вперед. 
Таня понимала это лучше меня. Стиснув зубы, она шагала, не сбавляя темпа. 
На удивление легко дошли до перекрестка, повернули направо и с удвоенной скоростью зашагали дальше. Вскоре показалось село, вернее замелькали огни. И еще минут через пятнадцать услышали лай собак, показались изгороди и первые дома. И вот Таня решительно повернула налево, отворила калитку и резко отреагировала на лай собаки: 
— Акташ на место, кому говорю! 
Собака, видимо, признала ее, заскулила и исчезла в своей будке. 
Дверь, как и водится в сельской местности, была незапертой, и мы ввалились в жарко натопленную комнату. За столом двое пожилых людей предпенсионного возраста играли в карты. 
Полная розовощекая женщина, увидев нас, всплеснула руками: 
— Танечка, Боже мой, каким это ветром вас, в такую погоду?! 
— Теть Маш, вы лучше спросите, каким морозом, — ответила Таня и стала сдирать с себя одежду. 
Тетя Маша перевела взгляд на меня: 
— А говорили невзрачный. Вась, погляди-ка, какой зятек у нас! И заботливый какой, свою дубленку на Таню накинул, а сам в ее пальтишке. 
Подошла, обняла Таню и меня тоже,к своей груди прижала, да так крепко, что аж дыхание сперло. 
Таня интригующе посмотрела на меня. Я ей ответил взглядом, мол, все понимаю, главное отогреться. 
— Ой, что это я, раздевайтесь, раздевайтесь. 
Спохватилась тетя Маша, — Вась, баня, небось, остыла уже, а ну пойди, подбрось дровишки. Им отогреться надо обязательно. Иди-иди, нечего глазеть, потом насмотришься. 
Потом к нам обернулась: 
— Вы тут у печки поворкуйте, пока я на стол накрою. Раздевайтесь. Сказала она и вышла из комнаты, по пути прихватив полотенце и пару мужских трусов с веревки, протянутой по комнате. 
— Я не пойду в баню, — насупилась Таня, — вы (перешла на "вы" один пойдете. 
— Таня, я один не пойду. Во-первых, хозяева не поймут, а во-вторых, если вы (и я тоже перешел на "вы" основательно не прогреетесь, то заболеете и сляжете надолго. 
— Нет, нет, не уговаривайте меня. 
— Тогда я сейчас соберусь и уйду. Вот только чаю попью, если не возражаете. 
— Как? — растерялась Таня. 
— Таня, я буду в трусах, вы в купальнике, или что там у вас. Вы что, на пляже никогда не были? Нам нужно отогреться, иначе кому-то из нас хана. 
— Хорошо, но я надеюсь на вашу порядочность. 
— Если я до сих пор никак не зарекомендовал себя, то только могу выразить свое сожаление. 
— Не обижайтесь на меня, и так голова кругом. 
— Я вас понимаю. Слава Богу, что выкарабкались. Сейчас нас к чаю позовут. 
И действительно из-за занавески раздался оклик: 
— Танечка! Давайте сюда. 
Мы прошли на кухню. 
— Может, дядю Васю подождем, а, теть Маш? — чтобы как-то скрыть свою неловкость, спросила Таня.
— Ты за него не беспокойся, он свое не упустит, еще тот гусь! Садитесь. 
Только разлили чай из огромного самовара, как появился дядя Вася и торжественно поставил на середину стола бутылку самогонки. 
— А ну убери, только после бани, ишь ты, кому сказала, — вскипела тетя Маша. 
— Да ладно тебе, пред людьми хоть не позорься, — заныл дядя Вася, — гостей по-людски встречать надо, а не пустым чаем. 
— Убери, и точка. Сейчас они только чаю, перекусят и все. Чтобы не на пустой желудок парится. После бани и посидим. 
— Так бы и сказала, а наезжать-то зачем? Откуда я знаю, что у тебе на уме. 
— Столько лет живешь со мной, но так ничего и не понял? И как только я за тебя замуж вышла?! Такие парни сватались, не хуже твоего, а я за этого дурня. 
— Ну убрал уже все, чо тебе надо. Был бы повод языком почесать. В понедельник начнет и в пятницу только к вечеру закончит. 
Тетя Маша обернулась к нам: 
— А вы пейте, пейте, не обращайте на него внимания, он у меня такой балаболка. 
— Погоди, Маш, — перебил ее дядя Вася, — вы не особо рассиживайтесь, банька в самый раз, потом допьете. Этого товару у нас… вон, в кране полно. 
Мы прошли в баню, разделись, понятно, до трусов, а Таня на всякий случай еще и полотенцем обвязалась. Начали мыться, стараясь не смотреть друг на друга, каждый в своем корыте. Напряжение спало, как только пару добавили, и пот градом потек. Тут уже расслабились, стали друг друга веничком парить да водой окатывать. Прогрелись основательно, чувствовалось, как весь мороз из тела вон. Одевались, не договариваясь, по очереди, как-то само собой вышло. Таня подождала меня в предбаннике, и мы вместе зашли обратно в хату. 
Тетю Машу застали посередине комнаты с подушками в руках. 
— Тетя Маша, — обратился я к ней, — можно вас попросить мне постелить отдельно. 
Нет, — вдруг отрезала Таня, гневно посмотрела на меня и твердо добавила, — спать вместе будем! 

Утром следующего дня наскоро позавтракав, я, сославшись на неотложные дела, и, поблагодарив гостеприимных хозяев, отправился на автостанцию. Таня вызвалась проводить меня. 
— Может, вдвоем поедем? — уже на автостанции обратился я к ней неуверенным голосом. Таня промолчала, а потом спросила: 
— А тебе это нужно? 
— Да. 
— Не знаю, не знаю — она пожала плечами, и, поеживаясь, сказала, — мне очень хорошо с тобой. 
— Вот здесь, вот… я записал. — Я протянул вчетверо сложенный лист бумаги с моим адресом. 
Таня не сразу взяла, словно ожидая подвоха, о чем-то думала. Затем мельком прочитала адрес и, небрежно сложив, спрятала за рукав. 
Возвращался я подавленный и без настроения. К полудню был дома и весь остаток дня слонялся из угла в угол, все валилось из рук. По телевизору транслировали финал кубка СССР по футболу, встречались луганская Заря и ереванский Арарат. Я страстный болельщик нашей армянской команды, долгие месяцы ожидающий этого знаменательного дня, спустя пятнадцать минут после начала игры выключил телевизор. 
Сидел в полутьме, ни о чем не думая. Как вдруг в десятом часу вечера в дверь позвонили. Сердце учащенно забилось, и я рванулся, по пути теряя тапочки, в прихожую. Резко отворил двери и… 
На пороге стояла Таня и улыбалась мне.

Поделиться