* * *
здесь время как улитка
лениво ползет по кругу циферблата
море становится на задние лапы
и с любопытством гончей обнюхивает небо
а ядовитая синева
запуталась в пальмовых листьях
точно опытная мелодия в пальцах начинающего пианиста
день-ночь день-ночь ярко тает небесный бекон —
прослойки сала и мяса тонко сменяют друг друга
прибой извивается — сердитый ребенок в кресле дантиста
прозрачной конницей может внезапно налететь тропический дождь
посечь палашами теплых капель лицо
изрезать подержанный выгоревший «мерседес»
но лето бессмертно как Мидас превращающий все
до чего дотронется в золото
в зрелость
в предел совершенства
залив заливная рыба на фарфоровом блюде
и кусочками моркови торчат оранжевые буи
плывет в солнечном мареве профиль гостиницы —
многоликий циклоп с палицей
засохшая пальма громадной ящерицей
напряженно застыла на стене воздуха
с максимальным растопыром лап
а за ухабистой дорогой начинается подобие хлипких трущоб —
сараи и домики — вросшие-в-плоть-ногти
наглые псы полуголые дети занозы для глаз
вот обломанный невиданной силой бетонный столб —
поломанная свеча и вместо фитиля
из раскрошенного нутра торчит ржавая арматура
здесь ты обгоняешь само время
как улитка улитку
но ненадолго
и время гигантской волной в конце концов настигает тебя.
***
Живу невпопад,
точно щегол внутри метрополитена.
Герой несуществующего времени и района.
Гляжу, как молоденькие клены слоняются по аллеям,
глубоко засунув тонкие руки в облегающие карманы
(тут же синичка ищет червяка или бородавку).
Окна цвета немытых стаканов
слепнут со стыда.
Июль на вкус, как вареный мозг шимпанзе,
поданный на блюде
из горячего асфальта.
И парк — заспанный ленивец, облитый зеленкой и пылью —
исподволь перебирается из света в тень
по урнам и скамейкам.
Проспект хохочет от щекотки шин, от взглядов
(взгляды лазерными прицелами скачут туда-сюда —
по лицам и бюстам, по аппетитным задам).
Зубами во сне скрипят троллейбусные провода.
Можно бесконечно перечислять
весь список бессмертных вещей,
заложенных в ломбард бытия
за пару грошей. За бесконечный батон
и мясо красных морей.
Вся жизнь пролетает мимо —
и смысл, точно деньги, на ветер!
Ну и что?! Придумаю что-нибудь.
Выкручусь. Я же гений.
Смещенный центр Вселенный.
* * *
Каждая мысль о вечном, как молитва неведомому богу.
Он заждался зарождаться,
он только вращается в осколках фраз,
в догадках, в стрижах, в слегка оттопыренных ушах,
в чёрной, как смола, длинной чёлке. Бог где-то рядом; он летит
к нам из будущего в слепоте, как во время бурана.
Обвязавшись веревкой времени, он бредёт сквозь ливень,
тьму, град, сквозь чёрные дыры
и пустые бездарные звёзды.
Твои мысли — как молитвы в стихах. Ничего, но
ты пишешь слова, а бросишь ли это неблагодарное дело?
Цифра правит бал,
ехидно ухмыляется готическим лицом,
бреет кровь из пальца на экран монитора.
Где же ты? Несуществующий, невозможный, немыслимый.
Где?
* * *
Вот и гараж, а вот и моток тонкой проволоки,
похожий на спутанные волосы мертвеца.
И ребёнок ещё несколько секунд-озарений вдыхает
мазутный с резьбой аромат внутри гаража,
замечает керосиновое сияние над верстаком,
и синий «москвич» из глубины косится пугливой касаткой,
и бампер вставной челюстью опёрся о полку,
и жуками тасуются винтики и болтики.
Тихо пищит декоративное танго мелких вещей.
И густая паутина на маленьком окне
застыла плотным подвесным туманом,
и туман сужается к жуткому горизонту.
И паук — в прошлой жизни токарь-фрезеровщик –
затаился в глубине своей пещеры.
Он — семилапый хозяин тумана,
обрезка поляны с бетонными крошками
и осколков мира за грязным стеклом.