• 2015-4

* * *

Я скоро уйду в другие края,

За тонкую складочку бытия,

И не оглянусь назад.

Надеюсь увидеть тот берег реки,

Где нету страданья, шаги легки,

И дивный эфирный сад.

 

Я прожил столько напрасных лет,

Что мне уже в тягость весь этот свет

И не страшит переход.

Предателей видел без счета здесь,

Я предан стократно и продан весь...

Наверное, я — урод.

 

Ведь те, кто назвали юдолью слез,

Делали это, поди, не всерьез,

Не стоит им верить, сынок...

Зачем я стану тревожить вас,

Я для себя другое припас:

Легкий, утлый челнок.

 

Его оттолкну в тугую струю,

Сам примощусь на самом краю,

Прощай же, земля утрат.

Весло надежно, крепка рука,

Река глубока, и боль глубока,

И я не смотрю назад.

 

* * *

Осуществляя последний монтаж,

Кто за нашей спиною подводит итоги?

На фиг нужен мне был бы такой эпатаж? -

Я не только о смерти, не только о боге.

 

Да, конечно, картину красит финал,

Забываешь провалы в начале и середине,

Но по жизни не так: ведь когда б ты знал,

На каком ты месте в этой картине.

 

Мне подсказывал голос... (демон, Сократ)...

На развилках судьбы, где я ждал ответа...

Но потом сомневался всегда стократ:

Этот голос он был... ну, какого цвета?

 

Спотыкался часто, по сути — всегда:

В пустяках не умел выбирать абсолютно.

Что одеть, что купить — ну тут просто беда.

Голос молчал, разве что попутно...

 

Тут я жадно искал советы друзей,

Советы знакомых или супруги...

А друзья говорили: да брось... забей!

Все решится само, живи без натуги.

 

Я даже монетку кидал — пятак,

Я с внуком тогда говорил, как с равным...

Жалок бывал, да — это так...

Но это не в главном... это не в главном.

 

Т.е. полной уверенности — ни на грош,

Всем известны сомненья такого рода.

Мир отчасти, наверное, этим-то и хорош.

Это, кажется, и зовется — свобода.

 

 

* * *

Жизнь протекла так нелепо, что я

И не пытаюсь итога

В ней подвести... Обтрепались края

Смысла... Осталось немного.

 

Длилась мучительно долго, и вот

Дарит нас меркнущим светом...

Ну и какой же забрезжил исход? —

Я затрудняюсь с ответом.

 

Я не затрону чувствительных тем:

Долга, вины и расплаты.

Нечего там мне добавить совсем,

Некуда ставить заплаты.

 

И не касаюсь интимнейших струн,

Типа любви... род недуга.

Сердце, известное дело, вещун...

Что здесь добавить, подруга?

 

 

* * *

Сколько я посетил разных стран —

Всех Туркмений, Эстоний и Грузий...

Что-то понял — не полный болван,

И теперь не питаю иллюзий

 

На предмет возвращенья в Союз...

Третий Рим — вот уж им не награда.

Это вряд ли... Другого боюсь:

И в России дожить до распада.

 

А ведь это возможно, поверь.

Чем сильнее пытаются гайки

Закрутить, тем все больше потерь —

Говорю напрямик, без утайки.

 

Дагестан, Татарстан и Чечня —

Это, в общем, и так все понятно.

С наступлением нового дня

Могут вспыхнуть и новые пятна.

 

Я тогда еще понял и знал...

Был встревожен я разве не тем ли?

Типа — Уния Южный Урал...

Государство Амурские Земли,

 

А Калмыкия или Тува...

Иль Алтайско-Катуньская Чуя?

Разве это пустые слова? —

Я тогда еще сердцем почуял.

 

...Федерация Омско-Хабар,

И республика Окских Бурятий.

Да, конечно, проходит угар,

Не бывает столь сильных заклятий,

 

Повернуть чтоб обратно распад,

Чтоб срослись эти тонкие нити...

Я об этом не думать и рад —

Не могу... Вы меня уж простите.

 

 

* * *

Как умеешь и там, где сумел,

Обрабатывай явно и тайно

Этот крохотный личный удел,

Что достался в наследство случайно.

 

От надежд отрешившись вполне,

И с брезгливым презрением к славе,

Что тебя презирает вдвойне,

К этой сладкой и липкой отраве.

 

За пределами зла и добра.

Карандаш и листочек мусоля,

С темноты, до рассвета, с утра...

Значит, это и есть твоя доля.

 

Без оглядки на ленты, венки —

До последнего взгляда и слова,

До разлуки, последней строки,

До последнего вздоха земного.

 

 

НЕ ЗНАЮ...

Была ли великой эпоха?

Мы шли по великой трассе? —

Не знаю. А мне было плохо,

И дело не в масле и мясе.

 

Не знаю... А мне было горько.

И дело было не в дряни,

Которой всегда ровно столько...

Не в Праге и не в Афгане.

 

То есть и в них, конечно,

Но все же — все это с краю.

И я не отвечу поспешно,

Что лучше сейчас... Не знаю.

 

 

ИНСТРУКЦИЯ ПРИ ВЫСАДКЕ

(Одиночество)

Шум толпы, как под дых...

Привыкай же к истерике, крику.

В этом царстве слепых

Одноглазый урод за владыку.

 

Как похожи на нас... —

Как опасно-обманчиво сходство.

Каждый третий предаст,

Помогает им выжить уродство.

 

Приглядись к этим лицам —

Да, лицам — не мордам, не рожам!

К их тоскливым столицам,

Одиноко бредущим прохожим,

 

Вечно врущим вождям,

На которых готовы молиться,

Толпам и площадям...

Ведь, казалось бы, зрячие лица.

 

Яркий нужен ли свет? —

Так прозрачны ходы и причины.

Заговорщиков нет —

На виду рычаги и пружины.

 

Но не видят они...

Вот, разве что малые дети...

Никого не вини:

Ты пока — только горький свидетель.

 

И поэтому бластер

Оставь в тренировочном тире:

Не в твоей это власти

Кого-то карать в этом мире.

 

Привыкай к своей роли...

Не смей привыкать к этой роли!

Только то под контролем,

Что понял до собственной боли.

 

Шепот, визг — все подряд...

Взор, всегда отводимый при встрече...

По ночам снится взгляд,

Звук простой человеческой речи.