• 2024-4(46)

Из-дво Litsvet, 2024, Canada, ISBN 978-1-998447-62-6

 

 

 

АВТОРИТАРНЫЕ РАССКАЗЫ

 

 

 

СЛУЧАЙ В МАГАЗИНЕ

 

1

Ах, какие краснобокие помидоры завезли нынче! Кажется, тронь пальцем — лопнут, такие они налитые, полные соков! А огурцы — мама родная... И длинные, темно-зеленые, гладкие, какие-то стремительные, как щурята, и их короткие собратья, пупырчатые, деловитые, с желтыми завязями. Баклажаны темно-фиолетовые, матовые; рядом веселой дробью рассыпалась отборная красная малина и смородина красная, черная и даже белая. А рядом в руки просится сахарный кочан капусты, который сразу хочется раскроить до кочерыжки и впиться зубами как в детстве, хрумкать и хрумкать, закатывая глаза от удовольствия…

Да что капуста! А лук! Лук репчатый, упругий, золотистый, хрустящий! А картошка! Картошка-то какова! Это вам, братцы, не с вашего огорода мелочь, не гниловатая продукция заштатных ларьков, не химия в пакетах, это — Картошка с большой буквы. Это не картошка, это произведение искусства… Такую картошку просто невозможно испортить, она обязательно будет рассыпчатой, с маслом ее, с лучком, да с селедочкой, ах! Нельзя не купить пару килограммов такой картошки, даже если у тебя дома есть подвал, и он доверху забит картофелем…

… В овощной отдел зашел мужчина средних лет — в очках, полный, небритый, слегка сутулый — и стал оглядываться. Продавцы насторожились: как-то странно он вел себя. Держался настороженно, неуверенно, словно чего-то опасался; долго ходил между лотков, все время сторонясь, извиняясь и уступая дорогу, набрал в конце концов в пакеты немного картошки и отборного лука, и долго взвешивал на весах, близоруко щурясь. Обтреханный какой-то, зашуганный. Подозрительный тип. Интеллигент, не иначе.

Человек этот побродил еще некоторое время, взял еще фляжечку дешевого дагестанского коньяка и подошел к кассе, где его робость стала заметнее. Он то мелкими шашками приближался, то поворачивал назад и скрывался за рядами с бытовой химией. Наконец он решился. В это время за ним уже пристально следила охрана — так подозрительно он себя вел.

Кассирша быстро пробила нехитрые приобретения, профессионально и презрительно улыбаясь втюхала покупателю карту магазина (такому Луну можно втюхать), вписала — не по злому умыслу, а по привычке и по инерции — в чек еще килограмм винограда «дамские пальчики», которого, кстати говоря, уже месяц на складах не появлялось, и деловито сказала:

— Давайте карту.

Секьюрити переглянулись — вроде все в порядке. Мужчина достал кошелек и долго копался в нем.

— Побыстрее, гражданин, не задерживайте очередь! — рявкнула кассир, хотя никого за покупателем не стояло, буквально выхватила из его трепещущих рук карту «Мир» и поднесла пластиковый квадратик к терминалу. Там что-то хрустнуло, загорелась красная лампочка.

Кассирша прижала руки ко рту.

— Ах… Васька, подь сюда быстрее! — прокричала она срывающимся голосом.

Охранник, крупный молодой парень, подошел вразвалку, ухмыляясь, глянул и мгновенно закаменел лицом.

— Пройдемте, гражданин, со мной, — велел он.

— Но я…

— А ну, пойдем!

Мужчина был схвачен за плечо могучей дланью, не оставляющей выбора, и только и смог, что пискнуть как мышь.

Побледневшая кассирша шепнула что-то своим приятельницам и закатила глаза; с ней случился обморок. Вокруг нее образовалась толпа. Побежали в разные стороны сторожа, охрана, покупатели, опрокинули лоток с бананами в суматохе и даже не обратили внимание на такое чрезвычайное в другое время происшествие. Появился заместитель директора и сказал грозно, что сам шеф уже выехал.

Через полчаса магазин закрылся на перерыв, вход был перечеркнут красно-белыми лентами с надписью «не входить», и у дверей стояло несколько патрулей полиции и гвардии, несколько машин спецслужб и лимузин директора.

 

2

В магазинной подсобке отгорожен закуток для всяких жуликов, похожий на камеру в отделении полиции; там и пребывал виновник паники. Он сидел на скрипучем стуле, перед ним возвышались сам господин директор, его зам и крупный чин из полиции со значительным, но потертым лицом. За столом в углу сидел лысый следователь и заполнял протокол. В углу всхлипывала кассирша, которую только что привели в себя нашатырем и легкими пощечинами.

— Товарищи, да ей-бо… да я… Я не хотел, товарищи, я ж ничего плохого! Граждане, милые, дети дома плачут голодные, кушать просят. Жена болеет. Не умышлял ничего, господа хорошие… — мужчина протягивал скованные в наручниках руки к присутствующим в страстном порыве, стараясь убедить их в своей невиновности. По его изможденному лицу из-под очков текли слезы.

— Итак, следствие установило, что вы, Рамаль Карл Давидович, 1975 года рождения, попытались сегодня произвести покупку российской продукции, не уведомив о своем статусе, — бубнил следователь. — Вы являйтесь иноагентом и должны знать, что приобретение отечественной продукции вами может быть осуществлено только при подаче соответствующего заявления в соответствующие органы не менее чем за неделю до планируемого срока покупки, каковое подлежит рассмотрению и визированию ответственными лицами торговой точки, где планируется осуществить покупку. Кроме того, вы превысили лимит разрешенной для вашего статуса продукции. Вам положено два кило картошки и кило лука, спиртное иноагентам запрещено вообще… А вы? Три кило картошки, два — лука, и коньяк! Это у нас уже особо крупный размер получается.

— Помилуйте, гражданин начальник, так дагестанский же, рази ж это коньяк… — жалко пролепетал нарушитель.

— Редкий случай, — задумчиво произнес полицейский чин. — Я думал, вашего брата уже повыбили давно, ан нет, смотри-ка, еще попадаются. Надо же, иноагента поймали.

Маховик следствия продолжал крутиться неумолимо:

— Это не первое нарушение закона, которые вы допустили в статусе иноагента. На минувшей неделе вы попытались без оформления соответствующего заявления получить карту «тройка» для проезда в общественном транспорте, а раньше пытались скрыть свой статус при оформлении больничного листа.

— Я же коронавирусом болел! — воскликнул Рамаль. — У меня справка имеется, антитела, я же донор, я кровь сдавал!

Все отступили на шаг от стула.

— Наши люди не нуждаются в крови иноагентов! — воскликнул полицейский чин.

— Единственное, чего я не понимаю, — задумчиво продолжил следователь, почесав за ухом, — на что вы рассчитывали, Рамаль. Вы же прекрасно знаете, что наши системы контроля не позволят вам ускользнуть. Любая транзакция показывает, что вы — злостный иноагент. Повторное нарушение закона влечет за собой уголовное наказание, а у вас целых три эпизода…

— Да я разве хотел? — застонал Рамаль. — Товарищи, я же не хотел ничего! Я же не из этих… Я не против, я не оппозиционер какой-то там! Я политикой не занимаюсь. Я патриот! Я президента уважаю, честное слово!

— Чистосердечное признание смягчает срок, — поощрительно улыбнулся следователь. — Мы все знаем, Карл. Был бы ты оппозиционер поганый, первую бы степень носил и в магазины бы тебе вообще дорога была заказана. Продолжай, Давидыч, рассказывай.

— Да что рассказывать, начальники! Бес попутал, бес, честное слово! — зачастил несчастный. — Родственники у меня есть в Америке, живут там с незапамятных времен. Я с ними контактов особо не поддерживаю, упаси господи. Разве что с днем рождения поздравить или там с Новым годом по правилам вежливости… Да вот незадача — подхватил я коронавирус этот проклятущий, хоть и прививался по два раза всеми десятью нашими вакцинами. Вот, все руки исколол, живого места нет. Ну, мне родственники и выслали на поддержание жизни двести долларов, а я, дурак, польстился на копейку заграничную, взял. Вот и получается: имею иностранное финансирование, а коли так —иноагент… Ни копеечки больше, ни цента не получал, клянусь! Никогда больше… Как на духу скажу — без заявки в магазин пошел, потому что уж больно много налога дерут с нашего брата. Каждая покупка ведь вдвое дороже оборачивается… А то разве я бы стал обманывать? Всю жизнь я честно существую и тружусь на благо отечества!

— Триста, — молвил полицейский чин.

Воцарилась тишина.

— Триста долларов ты получил, иуда, — сказал чин ледяным тоном. — Даже триста двадцать. Сначала двести переслали, а потом еще докинули. А ты молчал. Тебя, гада, сейчас за руку схватили, но ты продолжаешь лгать и изворачиваться. Как таких земля наша родная носит!

На Рамаля устремились гадливые взгляды.

Он покраснел и уронил подбородок на грудь, раздавленный тяжестью обвинений.

— Да, товарищи, — тихо сказал он. — Забыл я, действительно был еще перевод в сто двадцать зеленых. Тяжкий на мне грех. Тяжело будет искупить такой. Так определите мне наказание достойное, граждане, и клянусь вам, что свой крест я не брошу, до конца пронесу, и заявления положенные буду впредь писать вовремя!

Его подняли и повели к выходу. Присутствующие прижались к стене, чтобы ненароком не замараться об иноагента.

— Конченый человек, — сказал шеф магазина. — И как на такое люди идут! Да если бы даже заявление поступило от него, мы бы его не завизировали. У нас иноагентов не обслуживают!

— Это, по-моему, незаконно, — холодно возразил полицейский. — Каждый иноагент имеет право на покупку определенного нормативами количества продукции. У нас, Павел Александрович, никакого ущемления прав не полагается даже для таких мерзавцев. Хотя, конечно, недоработки еще есть. Меня, признаться, бесят эти иноагенты, глаза бы мои их не видали. По мне, так получил бабла из-за границы, так и иди сразу за решетку, нечего рассусоливать.

— Это очень верное ваше предложение, господин генерал, — воскликнул с энтузиазмом Павел Александрович. — Излишний гуманизм — это всегда слабость. Давно говорил: давить гадов! А что с картошечкой-то прикажете делать, она ведь пробита уже? На полку возвратить? Или может…

— Семенов, разберись, — кивнул следователю генерал и вышел.

Следователь почесал ручкой в затылке.

— Дело ясное… Иноагента — года на два на лесоповал, тут без вариантов. Эх, и мужик вроде тихий, смирный! А так попал. А картошечку в багажник генеральского «мерса» положите, господин директор, с лучком, пригодится в хозяйстве тамошнем. Очень сегодня хороший картофель. Только это, Павел Александрович… упаси господи коньяк туда совать. Совсем эти иноагенты опустились: паленый ведь! Генерал такое пойло не уважает. Коньяк я, так и быть, возьму себе, и не благодарите, не надо... Винограду вот я бы тоже немножко взял, да найти не могу что-то...

Он развел руками и поспешил следом за генералом. Шеф посмотрел на своего зама. Зам посмотрел на кассиршу. Та опять побледнела и приготовилась в случае чего быстро потерять сознание.

— Томка, дура, чтобы виноград сию минуту был, — прошипел зам. — Идиотка, ты когда приписываешь чек, вписывай то, что в наличии! Срамота! А ну бегом, чего сидишь!

Кассирша шмыгнула носом и побежала обзванивать коллег в поисках «дамских пальчиков».

 

 

 

СЛУЧАЙ В ПАТРУЛИРОВАНИИ

 

— Ваши документы.

Полицейский страшно устал; шел последний час смены. Вечерело, город погружался в тоскливую чернильную ночь, с неба падала какая-то липкая ледяная морось.

Он впал в состояние транса, отупения, когда даже прекрасная мечта о кровати, сне, выходном дне слилась с мерзостью дежурства, воплями и вонью пьяных, вкусом поганого хот-дога, купленного на ходу в киоске у знакомого азера за символическую сумму в рубль («для вас скидка, уважаемый, всегда хорошая скидка»).

Хот-дог черствый, пресный. Датский, блин. Не датский, а свинский.

Патруль стоял на углу Полянки и Житной у подземного перехода, ведущего к метро. Рядом громоздилась громада выселенного, затянутого в зеленую строительную сетку дома, некогда знаменитого плакатом во всю стену: «Мы строим коммунизм». Дом постепенно разрушался, в нем что-то трещало, осыпалось, шелестело. Он был заброшен много лет назад.

Под стать ему был и переход. В нем исчезали тени восточного облика: за зданием универмага рядом с метро находился мотель под названием «Мотель». Он был официально зарегистрирован во всех положенных реестрах, хотя там жили гастарбайтеры, нигде официально не зарегистрированные. Законных поводов проверить заведение не было никаких, да и войти внутрь мог бы только спецназ, а уж никак не обычные менты с района: мощная вооруженная охрана (тот же спецназ), овчарки...

Поэтому тени никто не останавливал, а коли так, в переход никто старался не заходить. В переходе всегда царила темнота и тишина, полная смутной угрозы, веяло оттуда сыростью и опасностью.

Все топали поверху, огибая площадь по периметру, и полицейские пользовались этим для выявления нарушителей порядка.

В середине смены вроде бы повезло: попались двое парнишек, разыскиваемых за клевету в соцсетях. Двадцать четыре года обоим, молодежь. Выпили, спиртное закончилось — и знали, что нельзя на улицу соваться, но жажда пересилила. «Начальник, давай договоримся, отпусти, а? Я же не сам писал, я ж еще пять лет назад, до закона, по глупости перепостил…»

Ага, щас, разбежался. Перепостил. Выясним, у кого перепостил. Может, у самого Навального! Это ж еще лучше выходит: группа.

Успех! Такое ценилось; можно было рассчитывать на поощрение. Настроение пошло вверх, но тут молодой и неопытный напарник сделал роковую ошибку: он не пробил ребят, а сразу вызвал автозак.

Между тем оперативный анализ фейсбука одного из задержанных показал, что его посты вполне тянут на экстремизм. А экстремизмом занимались смежники, после принятия законов об интернете совсем потерявшиеся среди сплошных котиков и песиков. Теперь ведь в интернете ничего больше нет: быстро научились держать язык за зубами.

Дурак тот был, кто эти законы придумал: раньше заглянешь человеку в блог, и он как на ладони, а теперь поди его разъясни! Тоска зеленая, а не соцсети.

В ФСБ, говорят, разрабатывают методику определения оппозиционера по выражению морды запощенного котика, но с этим делом возникли сложности… У котиков вдруг стали одинаковые морды…

Коллеги, называется. Одно дело делаем! А как удача привалила, так сразу коршунами слетелись. Всем надо отчетность показывать, да… Опера аж из трех отделов нарисовались, даже борцы с коррупцией пожаловали. Эти-то с какого боку?

В общем, кто в такой сутолоке будет думать о нуждах скромного районного патруля? Отобрали задержанных. Интересное кино, зачем тогда вообще работать? Черт-те… гм.

Собачья работа, хоть из полиции уходи. А куда? Податься, что ли, в блогеры, постить котиков…

Так что, честно говоря, этого мужчину они остановили от безнадежности. Нормальный такой мужик, средних лет, славянской внешности, среднего роста, не пьяный, не обкуренный, хорошо одет. Соответствующих ориентировок нет. Держится уверенно, глаза не бегают, разве что помялся немного у входа в переход и решительно повернул к зебре через Полянку.

В общем, солидный мужчина, но надо же что-то делать, не просто же так топтаться на этом унылом перекрестке, переваривая изжогу от хот-дога?

— Ваши документы.

Была легкая надежда, что мужик станет качать права, уже можно было бы что-нибудь вымутить, но и тут не случилось. Мужчина вскинул брови, но ничего не сказал, полез в нагрудный карман и извлек паспорт.

 Напарник раскрыл, полез читать.

 — Так… Имя-фамилия-отчество… Проживает… А, местный. А где работаете?

Мужчина опять-таки безмолвно подал удостоверение. Документы оказались в полном порядке, ни одной зацепки.

Они переглянулись. Наверное, придется отпуска…

Идея! Она сверкнула в мозгу подобно молнии. Как же он мог забыть! Господи, чуть не лоханулись. Еще секунда, и опозорились бы так, что действительно впору увольняться.

— Так-так-так, — протянул он значительно, не спеша отдавать паспорт и удостоверение, хотя мужчина уже протянул руку. Пусть постоит, голубчик, вот так: с протянутой рукой. Очень хорошая позиция.

— Так-так-так. Документы в порядке. А вот предъявите-ка еще один паспорт.

Полицейский ощутил, как напарник рядом дернулся и мелкими, почти незаметными движениями стал перемещаться вбок, зажимая мужика в «клещи»: понял, молодец.

— Какой паспорт? — удивленно спросил задержанный, еще не понимая своего положения. Эх, голубчик, надо знать законы; не предъявишь — выйдет похуже котиков…

— А «ковидный» паспорт, — радостно объяснил он. — «Ковидный». Согласно законодательству, гражданин обязан предъявлять паспорт вакцинированного по первому требованию. Во избежание. Невакцинированный гражданин представляет большую общественную опасность…

— Но… но у меня нет никакого «ковидного» паспорта! — растерялся мужчина. Уверенности в нем сейчас поубавилось. — Я не… Я думал, это необязательно…

— Незнание законов не освобождает от ответственности! — возвестил напарник, который очень любил разговаривать с гражданами штампами. Ему это казалось забавным.

— То есть вы, возможно, являйтесь переносчиком заразы, ходите по улицам, способствуйте распространению эпидемии… — задумчиво перечислял полицейский, с трудом подавляя ликование. — Согласно законодательству, таким образом вы совершаете уголовное преступление.

— Что вы такое говорите! — возмущался мужчина. — Я переболел, у меня антитела… Эпидемия ведь давно закончилась!

— А вы хотите, чтобы она опять началась?

— Что вы такое… Хорошо, я оформлю! — воскликнул мужчина. — Я готов заплатить штраф. Я прямо сейчас пойду и оформлю…

— Обязательно, и штраф тоже заплатите, года через два, — согласно кивнул полицейский. — Давай, вызывай машину. Скажи, чтобы прибыли в спецкостюмах, у нас тут коронавирусный нарисовался.

— До чего люди бывают наглые, — забурчал напарник. — Вот казалось бы — приличный человек, а ходит, ходит, распространяет заразу, как последняя гнида. Они же, беспаспортные, все больные, если не «короной», то на голову…

Машина пришла быстро. Мужчину, уже в наручниках и в казенной маске, за которой было не видно выражение его лица, запихали внутрь автозака деловитые коллеги в серебристых спецкостюмах защиты. Он что-то мычал, но задержанного уже никто не слушал.

— Вот фартануло, — сказал полицейский, закуривая. — Я уж думал — вхолостую день прошел. Сейчас «ковидные» у начальства в большой цене, круче, чем эти дурачки со своим интернетом. Клеветников поди еще отыщи, иноагенты совсем редки стали, а беспаспортных пруд пруди, на них хорошо подняться можно. Слышал, что недавно президент говорил? Самое главное — забота о здоровье нации!

— Да, слышал, говорил он такое, — задумчиво кивнул напарник. — Забота о здоровье нации, значит… Я себе такой паспорт сразу оформил, как услышал, полезная вещь. Начальство, значит, ценит… Слушай, а у тебя эта бумажка есть? Покажи-ка, а?

Полицейский почувствовал, как у него взмокло подмышками. Он со всхлипом втянул в себя воздух, прошептал — «ты чего, парень», попытался вытащить пистолет, но наручники неумолимо защелкнулись на его запястьях.