Прозаик, куратор Санкт-Петербургского отделения Интернационального Союза писателей, член Союза писателей России, Международной ассоциации авторов и публицистов APIA (Лондон). Известен как автор серии книг для детей о путешествиях капитана Александра и произведений для взрослых в жанрах публицистики, фантастики и художественной прозы – более 25 книг. Среди наиболее значимых для автора литературных наград – премии фестиваля фантастики «Роскон»: «Алиса» (2014), «Серебряный РосКон-2015», «Золотой РосКон-2019»; Международная литературная премия имени Владимира Гиляровского 1 степени, 2016; Лауреат еженедельника «Литературная Россия» за 2016 год; финалист премии «Независимой газеты» «Нонконформизм»-2016, 2017, 2018; Гран-при международного конкурса Франца Кафки 2018; Лауреат Лауреатов Международного конкурса «Новый сказ» памяти П.П. Бажова, 2019; Лауреат Международной литературной премии им. Ф. Кафки в номинации «Кафка – Синий кристалл», 2020.

Цензура и самоцензура: плюсы и минусы

В государственных СМИ РФ практически нет цензуры – ругай кого хочешь, хоть политический режим, хоть оппозицию, хоть заокеанию. Зато у либералов все строже. Есть запретные темы – те, кому не нравятся однополые браки, секта Виссариона, совокупление в Тимирязевке или, предположим, на яхте Дерипаски, не получат права публикации, более того – станут нерукопожатными. А как быть с самоцензурой?

Меня спрашивают: «Что вы думаете о цензуре в российской литературе, о цензуре вообще?»

Что я могу думать о цензуре? Большую часть жизни я работал как инженер и научный работник. Писал, конечно, публиковался, но в основном это были научные статьи и научно-технические обзоры. Как литератора я осознал себя недавно – только в 2012 году. Тогда и появились мои первые книги – вначале детские, потом публицистические и художественная проза. 

Автору, который не получил широкого признания, добиваться выхода в свет новых книг и публиковаться в толстых журналах очень сложно. Мне трудно судить, цензура это, строгий профессиональный отбор или нежелание издателей искать новые таланты и заниматься эстетическим и нравственным воспитанием читательской аудитории. 

Тем не менее один пример цензуры я могу привести – цензура процветает на моем любимом радио Эхо Москвы. Кругосветов – блогер этой радиостанции, но многие мои блоги, посвященные, например, секте Виссариона, современному акционизму, эскортницам типа Насти Рыбки, АУЕ, современному РЭПу и другим темам, не появляются на сайте – думаю, из-за наших идейных разногласий.  Почему от некоторых ведущих радиостанций часто разит махровым большевизмом в защите так называемых либеральных ценностей? Почему они видят: в разгоне тоталитарных сект – гонение на свободу совести, в критике акционизма Pussy Rayot – наступление на свободное искусство, а в агрессивной пропаганде радужных знамен – залог светлого будущего человечества? Почему некоторые модераторы радиостанции сами становятся ярыми пропагандистами? Неужели высокообразованные и достойные уважения ведущие Сергей Бунтман и Ксения Ларина не понимают, что своей агрессивностью, а в каких-то вопросах – и ограниченностью, ставят себя на один уровень с поющими пропагандонами госканалов Куликовым и Соловьевым? 

Тем не менее это только отдельный пример, который не влияет существенно на мою литературную работу.

Но есть еще и самоцензура. 

Когда она появляется?

Первый фактор – сознательное самоограничение. Назову несколько типовых случаев.

1. Политкорректность в нонфикшн. Если мне приходится рассказывать о каких-то жареных фактах, привязанных к личности конкретных людей и показывающих этих людей в невыгодном свете, стараюсь подавать информацию не только корректно, но и в максимально необидной форме – даже если сам отношусь к этим персонажам без особого уважения.

2. Применение обсценной лексики. Я не являюсь принципиальным противником обсценной лексики – как русского мата, так и русского воровского жаргона фени. Более того, в моем романе-памфлете «Остров Мория. Пацанская демократия» есть даже отдельные главы,  посвященные этимологии обсценной лексики русского языка. И, наверное, в художественной литературе можно применять эти в целом запрещенные обороты, но только если это действительно требуется для художественной достоверности произведений. Однако мне лично в литературной работе всегда удавалось обойтись без подобных выражений – ведь русский язык настолько богат, всегда можно подобрать подходящий эвфемизм! 

3. Описание эротических сцен. Эротические романы в мягких потрепанных обложках, классическая литература, современные бестселлеры – художественное описание секса всегда пользовалось спросом у публики. Не каждый автор может похвастаться красивым и в меру отвязным описанием постельных сцен. Зачастую эротические описания получаются скомканными – либо же автор использует такую лексику, что читателя начинает подташнивать от приторности и вульгарности словесных оборотов.

Главный вопрос, который должен для себя решить автор: подразумевает ли жанр его произведения появление или даже обязательность сексуальных сцен в свете ожиданий целевой аудитории? Не закроют ли читатели вашу книгу, как только появится намёк на секс или наоборот, они будут полностью разочарованы, если секса в книге недостаточно?

Ну и конечно, надо для себя решить, что вы пишите. Если это порнороман – флаг в руки, оттягивайтесь во всю, такой жанр существует и есть даже классики жанра. Но если у вас нет задачи писать порнографию, необходимо в описании постельных сцен соблюсти необходимую меру. Однако здесь дать точные рекомендации своему самоцензору вряд ли получится.

Второй фактор самоцензуры – страх. Я родился в 41-м году прошлого столетия. Мне кажется, никогда не был конформистом, но трезво смотрел на общество, в котором рос и сформировался. И потому всегда боялся Системы. Страху, попытке в одиночку противостоять Системе, посвящен мой роман «Клетка». Эти фобии остались у меня на всю жизнь. Когда домой приходит уведомление о почтовом отправлении – из налоговой инспекции, из ГИБДД, из ГАТИ, по спине бежит холодок – государственные органы сулят рядовому гражданину одни неприятности. То же касается и моих прежних контактов с лицами, достигшими сегодня самых высоких государственных постов. О чем бы я ни писал, у меня есть запрещенные темы – стараюсь обойтись без упоминаний об этих лицах. Это мои фобии. Раньше говорили «у них своя компания, у нас – своя». Кто-нибудь меня осудит. Но я ничего не могу сделать. Один из факторов самоцензуры – фобии маленького человека перед карательной машиной Системы. Думаю, подобные фобии были у Н. Гоголя, Ф. Достоевского, А. Белого, Л. Андреева, Ю. Тынянова, А. Горького, А. Платонова, И. Бабеля, М. Булгакова, В. Шаламова, А. Солженицына и у многих других.

Страх – один из главных атрибутов психологии раба. Сократ на суде сказал, что делал только благо для афинян. Ему пришлось выпить чашу с цикутой. Но это был великий Сократ! 

Рабской самоцензуры не должно быть – увы, не каждому по силам прожить без нее и стать свободным человеком. Сказал ли после отречения Галилей свою знаменитую фразу: «А все-таки она вертится!» – или все-таки благоразумно промолчал? 

Поделиться