Прозаик, поэт, литагент. Член Союза писателей России и международного Пен-клуба. Публиковалась во многих литературных журналах как в России, так и за рубежом. В 2009 году пьеса «Чудовище…» вошла в шорт-лист драматургического конкурса «Свободный театр», а роман «У нас есть мы» – в лонг-лист премии «Большая книга». В 2010-м поэтический сборник «Улыбка Хатшепсут» вошел в лонг-лист Бунинской премии. Лауреат премии «Золотое перо Руси», серебряная награда номинация «Теле» (2010). Лауреат Чеховской премии (2010). Живет в Москве.
Автор. Издатель. [Само]цензура
Давайте для начала определимся с понятием «самоцензура».
Википедия нам предлагает следующее толкование: «Самоцензура (внутренняя цензура) – умышленное устранение автором из своего произведения частей, которые он полагает, по тем или иным причинам, недопустимым публично демонстрировать».
В данном случае мы с вами говорим о самоцензуре автора, который пишет свое произведение для издательства с намерением опубликовать свой текст для широкого круга читателей.
В любом издательстве есть определенная редакционная политика. При заключении договора с издательством автор должен гарантировать, что его текст не содержит пропаганду войны, насилия, терроризма, не способствует разжиганию межэтнической, расовой, религиозной вражды, не оскорбляет чувства верующих и пр. На мой взгляд, это вполне естественно. Например, в литературных произведениях для детей и подростков не должно быть сцен, имеющих отношение к сексу и насилию, к романтизации буллинга, терроризма, наркотиков, не должна употребляться обсценная лексика.
Для меня лично самоцензура – это ответственность за сказанное/написанное слово, за то, какой эффект слово оказывает на читателя, какое послевкусие оставляет, к чему побуждает: к хорошему или к плохому. Писатель — человек, которому верят, к кому прислушиваются, поэтому его слово должно быть безупречным. Побуждать думать, анализировать себя, свое поведение, поступки, становиться выше, лучше, чище, а не брать в руки оружие и идти убивать одноклассников, людей других национальностей или религиозных убеждений. И я не буду продвигать в издательства произведения тех авторов, которые позволяют себе подобные высказывания в тексте, потому что внутренняя культура идет вовне, к читателю – и очень важно то действие, которое на него оказывается.
Самоцензура должна быть инструментом саморазвития и объективного взгляда на мир, на задачу, которая ставится в произведении, а не инструментом трусости, оглядки на чье-то мнение из страха «как бы чего не вышло».
Если мы, к примеру, будем говорить об ЛГБТ в культуре и в литературе в частности, то есть разница между пропагандой ЛГБТ и освещением этой темы в произведениях современных писателей и толерантностью к этой теме. Пропаганда и толерантность. Чувствуете разницу? Если есть явление, есть понятие гендерной или половой идентичности, то почему нельзя об этом писать? Это жизнь во всем ее многообразии, она такая, какая есть.
В издательствах уже несколько лет существуют определенные грифы для книг: «Содержит табуированную лексику», «18+» – да, это ограничение потенциальной читательской аудитории и завуалированное давление на писателей, но это данность сегодняшнего дня и относиться к ней нужно как данности: либо принимать ее, либо писать в стол. С другой стороны, в длинные и короткие листы престижных литературных российских премий входят книги с пометкой 18+, и этот гриф им отнюдь не мешает.
С другой стороны, самоцензура – это несвобода, это бич современного общества, бич социальных сетей, поскольку если человек высказывает свое мнение, отличное от мнения большинства, то он может подвергнуться гонениям и травле, интенсивным, жестким и плохо влияющим на психику того, кто озвучил свою позицию. И в следующий раз человеком будет править страх, что если он выскажет свое мнение публично, то подвергнется моральному избиению, поэтому он хорошо подумает, стоит это делать или нет. То есть ограничение свободы слова все же налицо. По факту, контент, оскорбляющий чувства других людей, может быть любым: это личное мнение по какому-то из политических вопросов, проблематика взаимоотношений школьников и учителей или учеников друг с другом – да что угодно.
В России на сегодняшний день официально цензуры нет, но тем не менее она есть, только не в привычной, а в модифицированной форме, завуалированной. А еще есть оглупление общества, понижение уровня мышления и знаний, идущее в первую очередь через школы. Дети мало читают, разучились думать и писать сочинения, понизился уровень элементарной грамотности и культуры. Даже в СМИ неправильные ударения в словах никого уже не удивляют и не вызывают чувства протеста. Возьмите современные американские мультфильмы, где чудовищно выглядящие герои глупо смеются, блюют и тому подобное. Представить себе что-то похожее в советских мультфильмах просто нереально. Хотя тогда цензура присутствовала в нашей жизни официально. И если вернуться к завуалированной форме цензуры, то можно привести в пример роман Валерия Бочкова «Коронация зверя». Это роман-антиутопия, который затравили некоторые литературные премии и литературные критики, не будем называть их имена. Почему затравили? Да потому что он им показался слишком провокационным, а страх «как бы чего не вышло» сидит слишком глубоко.
Когда-то давно, не помню точно в каком году, я разговаривала с Доктором Лизой и предложила помочь ей написать книгу. Она отказалась и сказала, что тогда затравят не только ее, но и меня, поскольку ее действия и ее жизнь вызывают у некоторых официальных лиц массу негатива и противостояния. Казалось бы, чем может быть неугоден человек, помогающий другим людям, спасающий жизни? Оказалось, может. Да, потом ее и ее деятельность признали, но сколько ей пришлось пройти, чтобы это произошло?
А вспомните историю Сергея Магнитского и список Магнитского! Сергея Магнитского, скончавшегося в 2009 г. в следственном изоляторе «Матросская Тишина», убили. Ему не оказывали необходимую медицинскую помощь и давили, стараясь выбить угодные неким лицам признания. Сидел бы тихо, самоцензурировался, глядишь и выжил бы, но нет, человек решил остаться человеком – за это и умер.
В общем и целом я хочу сказать, что вопрос цензуры и самоцензуры довольно обширен и непрост – в одном эссе охватить все нюансы самоцензуры не представляется реальным. Это тема для научных исследований, публичных обсуждений, круглых столов, которые должны привести к изменениям в культурной сфере, в сфере СМИ, образования и пр., к принятию новых законов, не позволяющих примитизировать российскую культуру и оглуплять население. Только вот как к этому подойти и что сделать, чтобы не было перекосов – большой вопрос. А ответы нам надо искать сообща.