• 2020-3 (29)

Современный мир - и это отмечают не только социологи, историки, философы, психологи, но и люди, просто наблюдающие неоспоримые изменения в общественной жизни - за последние полвека колоссально занизил планку человеческих отношений. Человеку все труднее жить на земле; он все больше приспосабливается к обществу и обстоятельствам и пытается скорее выжить, чем жить в полную силу, достойно и полнокровно. Рынок и рыночные проблемы всецело захватили и каждую конкретную, отдельно взятую судьбу, и общество в целом - широкие слои, народные массы. Краеугольным камнем цивилизации все более становятся не духовные достижения, а материальные ценности: к ним стремятся, их вожделеют. Нам возразят: но ведь духовность никуда не исчезает из общества, и культура существует, и иные ее представители процветают, живут и творят!

Беда пришла на первый взгляд внезапно, подкралась к нам с неожиданной стороны. Впрочем, под той или иной маской она существовала всегда, на протяжении всей истории человечества, но не в таких масштабах, в каких, увы, существует сейчас.

У этой социальной беды, принимающей нынче весьма оригинальные формы, есть предыстория. Есть корни.

И есть причины ее бурного развития.

 

Не секрет, что общественные ориентиры кардинально меняются: мы прекрасно видим, как. Материальное благополучие становится самоцелью; духовные ценности отходят на второй план бытия. Если "все позволено", тогда за чем же дело стало? Неимоверен, чудовищен разгул злобы, жестокости, насилия, всевозможного ущемления прав человека, и прежде всего его святого права на свободную и достойную жизнь.

Не будем сейчас подробно касаться жизни огромных слоев населения планеты, так называемых социальных страт, но не обозначить их здесь нельзя: мы прекрасно (и с горечью!) видим, как часто беззащитные люди страдают от всевозможных видов насилия, от целой вереницы притеснений - дети, старики, безработные, беспризорные, инвалиды, больные-хроники, пенсионеры, сироты, осужденные - все они не могут сопротивляться насилию и часто гибнут в неравной с ним схватке. А бедные? Это отнюдь не оборванцы-бедняки, не классические нищие со страниц русской и мировой литературы. Это вполне обыкновенные люди, живущие абсолютно обычной жизнью в своих типовых жилищах, и это наши с вами, как ни странно, защитники, спасатели и воспитатели - учителя и медики. Педагог выживает, врач выживает... А творческий человек? Искусство все меньше становится нужным обществу, и художники, музыканты, актеры - в массе своей - едва держатся за жизнь, а бывает, что и голодают: в современном мире люди культуры, если не знамениты и не входят в ограниченное количество мировых "звезд" (когда истинно талантливых, а когда и сработанных продюсерами на потребу, во имя дешевой популярности), мало кому нужны. И это факт.

 

Давно доказано целым рядом профессиональных психологов, что взрослый насильник в детстве, в отрочестве, в юности сам мог пострадать от насилия взрослых - физического или психологического.

Сопротивляясь этому, в детстве испытанному насилию, взрослеющий человек сначала подсознательно, а потом и сознательно настраивает себя на определенную волну: "я буду бороться, я завоюю место под солнцем, я вырасту и отвечу на все обиды, и я отвечу жестокостью на жестокость!"

Рождение агрессии в человеке - загадка. Что есть агрессия? Под довольно широкое и тематически разветвленное понятие агрессии попадает много чего.

Один человек наносит другому вред, физический или психический - это агрессия. Человек обращается с другим человеком жестоко - да, конечно, агрессия. Человек пытается психологически воздействовать, повлиять на другого человека с разнообразными целями - от желания причинить боль до желания коренным образом изменить социальное поведение жертвы - это безусловная агрессия. Терроризм, захват заложников - да, агрессия, и еще каких масштабов. Человек убивает ближнего, чтобы уничтожить его, стереть с лица земли - из злобы, мести, ненависти, алчности, - или убивает себя, чтобы стереть с лица земли себя и тем самым психологически убить навек тех близких, кому хочет досадить и даже отомстить своим уходом из жизни, - конечно, это агрессия.

Агрессия многолика. И земное общество сейчас вступает в такую фазу исторического развития, которое предполагает не только и не столько использование разных видов оружия для уничтожения себе подобных, но в первую очередь использование злобы и ненависти, перерастающей в месть, для психологического убийства человека - человеком.

Проблема агрессии неотделима от подробного изучения феномена насилия как такового. Стремительно меняющийся мир диктует человеку новый приказ - овладей оружием не холодным и не огнестрельным, научись убивать не бомбой и пулей, а другими материями. Материями духа, невидимыми субстанциями. Мы все хорошо их знаем, ибо тысячелетия пользуемся ими как представители рода Homo sapiens, владеющие в первую очередь Логосом - Словом.

Да, тем самым, которое "было у Бога и было Бог" (Евангелие от Иоанна).

Все мы прекрасно помним старинную мудрость: словом можно вылечить, а можно убить. Из этой старой пословицы и вырастает феномен психологического насилия, в современном мире приобретающий все большие масштабы, большую силу и даже власть.

И тут речь не идет о биологии возраста (подростковая жестокость!) или о возрастной психологии (соревнование подростка с миром взрослых и жесткое самоутверждение); психологическим насилием занимаются, со все большим упорством и усиливающейся жестокостью, рядом с подростками, погруженными в океан мучительного юношеского максимализма, и взрослые, зрелые люди, чувствующие себя внутри своей социальной страты безнаказанными и способными долгосрочно творить месть (так, как творят картину или кино) и жестоко преследовать другого человека.

 

Внутри современного социума все больше оборотов набирает явление, наиболее ярко и жестко отражающее (выражающее) нынешнее состояние общей нравственно-психологической атмосферы: это харрасмент.

Смыслы харрасмента, его содержание, наполнение, его социальный вектор - психологическое притеснение, духовная агрессия, духовное насилие. Духовный харрасмент в обществе крепнет, социальные группы и отдельные личности пытаются ему противостоять, но, судя по его жизнеспособности и распространении, он сдавать завоеванные позиции не собирается.

Его можно охарактеризовать как уникальное психологическое социальное явление, что существует в обществе как вполне осознанное поведение-деяние либо одного конкретного человека, либо целой группы людей; это деяние направлено на другого человека или на другое сообщество, а цель крайне проста - если уж нельзя уничтожить, убить этого человека (врага) физически, сделать его недвижным мертвецом (или умертвить ненавистных притеснителям людей), вполне возможно, как выяснилось, уничтожить его (их) морально.

Чего добивается харрассер? Не только и не столько психологического уничтожения, стирания в порошок врага. Нападающий жаждет этого врага изрядно помучить, поистязать, причинить ему моральную, духовную, интеллектуальную боль. Сам притеснитель при этом испытывает удовольствие, удовлетворение (здесь он сходен с садистом), утверждает свое положение в обществе ("глядите, я лучше, успешнее, талантливее, ярче, заметнее, чем он, жалкий, ничтожный!"), окормляет свои тайные интересы, связанные чаще всего с тем, чтобы в социуме занять место, которое занимает жертва.

В официальном документе ООН о харрасменте, датируемом 2008 годом, значится:

"Психологическим притеснением (харассментом) называется любое несоответствующее и нежелательное поведение, которое способно оскорбить или унизить индивидуума. Харассмент может выражаться в форме слов, жестов или действий, направленных на то, чтобы вывести из себя, унизить, оскорбить, запугать, смутить другого, либо создать непереносимую, унижающую, враждебную или оскорбительную рабочую среду...».

Главенство; доминирование; вариантная агрессия; подозрительность; враждебность; самоуверенность (как ее полюс - тщательно скрываемая неуверенность в себе); и, наконец, ревность, зависть и их производные - психологическая месть и психологическая война - вот слагаемые харрасмента и его жестокий путь от человека к человеку.

Внутри харрасментной связки один всегда становится притеснителем, палачом, другой - жертвой. В харрасменте, замешанном на зависти и мести, есть одна особенность: завистник всегда подсознательно хочет стать жертвой, овладеть ее социальными достижениями, и любой социальный, психологический, творческий акт со стороны жертвы немедленно присваивает себе и мгновенно социально переворачивает, выступая, таким образом, в роли социального оборотня.

Оборотень в обществе весьма опасен. Чаще всего этот харрассер действительно действует, по отношению к жертве, при помощи определенного набора психологических приемов.

Расскажем, как ведется харрасмент-война.

Первый прием - запугивание. Притеснитель тайно или явно (в эпоху общедоступного интернета - чаще всего явно) угрожает притесняемому, пугая его разрушением карьеры, изгнанием из привычных жертве сообществ, лишением тех или иных жизненных благ. Время всемирной Сети обозначило перед человечеством не только возможности мгновенной коммуникации или пользования хранилищем мировой информации, но и возможность ненаказуемо лить грязь на неугодного, на ненавистного. Прилюдные угрозы для харрассера всегда слаще, чем личные: ему нужна публика, пусть и невидимая, за кадром, чтобы полнее насладиться своим превосходством над избиваемым.

Второй прием - оскорбление. Харрассер не стесняется в выборе грязных слов, когда начинает вести войну путем оскорблений. Оскорбления (чаще всего это просто банальные грубости, но к ним тесно примыкают клевета и поношения) все больше смахивают на публичное бичевание жертвы. Всё выносится напоказ. Клевета, иначе - распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство жертвы, - излюбленный прием харрассера. Он сознает юридическую опасность клеветы и все-таки использует ее в своей войне. Клевета существует в двух форматах - письменном и устном, но осторожный харрассер предпочитает клевету, передающуюся из уст в уста, разговорный жанр, так называемое "сарафанное радио".

Третий прием - унижение, граничащее с духовным истязанием. Тут харрассер частенько предстает очень изощренным издевателем. Весь комплекс его слов, фраз, диалогов, статей, интервью и иных текстов, где он (как ему кажется) ведет "священную войну" с унижаемым, направлен лишь на одно - смешать жертву с грязью, растоптать. Удивительно то (и это надо отметить особо!), что харрассер чаще всего бывает наделен патологической лживостью (в психиатрии это синдром мифомании Дюпре), когда насильник дает волю своему воображению, чудовищно фантазирует, приписывая психологическому портрету жертвы черты, которых у жертвы нет, и доходит в этих самозабвенных фантазиях до откровенного вранья. Большое наслаждение притеснитель испытывает, когда ему "доносят" о том, что жертва страдает; элементы садизма тут очень сильны. "Больно, но надо терпеть!" - восклицает насильник, обращаясь к жертве; этот возглас типичен. Подобные духовные пытки могут продолжаться долгое время - пока жертва терпит и молчит.

Четвертый прием - эмоциональное манипулирование. Насильник провоцирует жертву на определенные эмоции, чаще всего в череде оскорблений надавливая на наиболее болезненные психологические точки, насильнику хорошо известные.

Пятый прием - обесценивание социальных достижений жертвы. Всё, что притесняемый сделал в жизни хорошего, полезного, нужного людям, зачеркивается. Происходит психологическое убийство достижений человека, и биографию-труп палач закапывает в психологическую и социальную могилу; он полагает, что похороны врага уже произошли.

Шестой прием - искусственная изоляция. Насильнику просто необходимо вытеснить ненавистного индивидуума из круга ближнего социума. И он начинает действовать. Он распространяет всевозможные слухи и сплетни, большей частью среди людей, имеющих реальную власть - политическую, профессиональную, общественную; сплетни и слухи, надо заметить, являются достаточно сильными средствами устной, общенародной коммуникации, и эти слухи, понятно, не красят, а еще больше обмазывают жертву грязью. "Злые языки страшнее пистолета" - это сказано было два века назад. В создании социальной изоляции жертвы большой вес имеет сговор - когда харрассер объединяется с единомышленниками для создания харрасмент-группировки, что призвана вытолкнуть из сообщества, чаще всего профессионального, неугодного насильнику человека.

Седьмой прием - остракизм. Жертва подвергается не только психологическому насилию со стороны харрассера, но члены социальной группы (где жертва находится иной раз долгие годы), изрядно подогретые лживыми сплетнями и грязными слухами, выталкивают ее за пределы группы, не желая с ней общаться. Утрачено доверие - значит, утрачено уважение. Цель харрассера почти достигнута. Притесняемый = отверженный; палач добился своего. Человек растоптан и убит: психологически.

 

Любое целенаправленное негативное воздействие на психику человека есть психологическое насилие. У жертвы пытаются отнять волю к полноценному жизненному и творческому действию, спокойную и достойную жизнь, закрыть ей доступ в профессиональные сферы, принудить ее совершать несвойственные ей поступки, отнять свободу. Что значит отнять свободу? Это означает - вынудить жертву не быть, а существовать. Люди, подвергшиеся долговременному изматывающему влиянию харрасмента, часто попадают в больницу или заканчивают жизнь самоубийством. Харрассер бил без промаха. Цель поражена. Налицо результат. Притеснитель доволен. Он получил желаемое. Пусть на это ушло много лет: ему ничего не жаль для достижения вожделенной цели, и времени тоже.

Насильник может притворяться великодушным и щедрым, приветливым и услужливым, льстивым и добрым, что нередко вводит в заблуждение современников и соратников. Но потом, в определенный момент, лицемер сбрасывает льстивую социальную маску и, к ужасу притесняемого и всего окружения жертвы, оскаливает зубы.

Давление на психику человека приводит к постоянной тревоге, изнуряющей депрессии или даже тяжелому стрессовому расстройству. Систематическое унижение чести и достоинства, постоянная психологическая дискриминация способны так измотать жертву, что уход из жизни кажется ей наиболее вероятным разрешением проблемы, выходом из казнящих тисков, в которые она попала. Всё, насильник целиком подчинил себе волю истязаемого. Жертва в его власти. Выхода нет.

 

Позволим себе процитировать одну небольшую фразу из Уголовного Кодекса Российской Федерации: "Как способ совершения преступления психическое насилие равнозначно по своему значению физическому насилию". Возможно, такие слова существуют и в правовых государственных документах других стран.

 

В современной художественной литературе, так же, как и в классической, немало изображений психологического насилия. Судя по всему, этот феномен возник в человечестве отнюдь не вчера. Однако нынешняя действительность такова, что все больше людей испытывают психологическое давление, испытывают воздействие чужой ненависти и мести и по-настоящему страдают.

Выхода нет... а может быть, есть выход?

Мы ознакомились с художественным текстом - с романом Елены Крюковой "Оборотень". Это произведение - своего рода попытка вытащить на белый свет психологию и харрассера, и жертвы; попытка отразить посредством искусства трагическую харрасментную цепочку: злоба - зависть - ненависть - месть - насилие - война.

Счастлив тот, кто побеждает в войне с харрассером. Но ведь есть и поражения.

Роман Елены Крюковой - о трагедии духовного насилия, о сопротивлении насилию, о победе над насилием. Это живая и драматическая, эмоциональная и необычно решенная, и по композиции, и по интонации, подробно развернутая в пространстве-времени история (по жанру - антиутопия), которая звучит в пандан всем раздумьям и положениям настоящей статьи. Показана картина мира, в котором победила тотальная ненависть. Противостояние протагониста и антагониста перетекает в знаковое сопротивление, противодействие двух миров, двух нравственных позиций: лжи и правды, мести и духовной свободы. Мститель навсегда приговорен к собственной злобе, а жертва, несмотря на сужденные ей страдания, все равно поднимается над чужой ненавистью. Бесполезно пересказывать книгу - ее надо читать. Думаем, она поможет многим людям преодолеть ужас духовного притеснения и обрести столь необходимую в нашем драматичном и, быть может, непоправимо изменившемся обществе силу любви.

Любовь пока еще жива. Любовь насущна, необходима нам, чтобы жить.

Будем жить.