• 2024-2(44)

Людмила Улицкая — известный российский писатель, сценарист, общественный деятель. Лауреат премии «Русский Букер» (2001). Лауреат премии «Большая книга» (2007, 2016).

Произведения Людмилы Улицкой переведены не менее чем на тридцать три языка.  Общий тираж ее книг — три миллиона. Ею написаны более двух десятков книг, десять — экранизированы

Она получила  шестнадцать литературных премий как в России, так и за рубежом. Среди них такие, как Кавалер Ордена искусств и литературы (Франция), Премия Симоны де Бовуар (Франция), Премия международной Хельсинской группы, Австрийская государственная премия по европейской литературе и другие.

С началом войны она покинула Россию. В марте 2024 года Минюст РФ включил ее в реестр иностранных агентов. 

О том, как живется Людмиле Евгеньевне вне родины, о чем ее мысли и каковы желания, решила расспросить, пользуясь давней дружбой. Общение на «ты» позволило задать очень личные вопросы.

 

 

— Люся, дорогая, не сомневаюсь, что ты скучаешь по дому и хотела бы в него вернуться даже понимая, что прежней Москвы не существует. Чего не хватает тебе на новом месте, чтобы почувствовать себя дома?

 

— Вот уже третий год пошел, как я уехала из Москвы. Но именно в последние дни возникло чувство, что командировка заканчивается и пора домой. Более всего я скучаю по своему книжному шкафу, а более всего меня огорчает то обстоятельство, что могу взять билет куда угодно, но только не в Москву. Здесь, в Берлине, нет той плотности общения, к которой привыкла дома. Редко звонит телефон. Что касается квартиры, она вполне обжитая, на стене висят те самые фотографии что висят в оставленном доме, — это благодаря нашему другу Диме, который частично переснял, а частично привез старые семейные фотографии.

Чего не хватает? Той тысячи нитей, которые связывают человека с домом: вида из окна, cоседки, которая приходит стрельнуть сигаретку, Тимирязевки. И еще — друзей-врачей, которые всегда рядом. Все это остатки того плотного социума, который мы создали, «надышали» в советские времена и который невозможно воcпроизвести на чужом месте. А в остальном все прекрасно.

 

— Задумывалась ли ты, почему твои читатели, которые тебя обожали, поддались пропаганде? Они ведь верили тебе, не сомневались в твоей порядочности. Уверена, что их не большинство, но все же…

 

— Я не знаю, поддались ли мои читатели пропаганде. У меня нет прямой связи с читателями. Книги мои переведены на семьдесят языков, иногда я общаюсь с переводчиками, но живых читателей вижу крайне редко.

 

— Желание властей очернить твое имя возникло достаточно давно, еще задолго до войны. А помнишь ли ты, когда точно и с чего это началось?

 

— Нет, ничего про очернение не знаю. Зеленкой однажды облили — это было. Довольно давно. Очернение — это то, чем занята «желтая пресса», а я и «черно-белую» редко читаю. Разве что новости.

 

— Что меняется в жизни, когда навешивают статус иноагента?

 

— Ровным счетом ничего. Есть проблема с продажей книг в России. Книги мои теперь убирают с витрин и ставят на дальние полки. Да, cчета в сбербанке в России заблокировали.

 

— Следишь ли ты за новостями и теми процессами, которые сегодня происходят в России? Есть ли разница в том, что говорят твои друзья оттуда, с тем, что ты читаешь в новостях?

 

— Да, конечно с утра до ночи смотрю новости. В Москве у меня почти никого не осталось. Все, кто мог, уехали. Ощущение самое тягостное.

 

— Что думаешь о цензуре и запрете книг? Что за этим стоит — идеология или деньги?

 

— Думаю, что запреты повышают читательский интерес и представляют собой хорошую рекламную кампанию.

 

— Пишется ли что-то сейчас? Хочется ли это делать? Когда-то в нашем журнале «Новый Свет» публиковались твои стихи. Приходит ли сейчас желание их писать?

 

— Стихи иногда пишу.  Cборник собрала. Мой муж — художник, и в Москве сейчас как раз идет его выставка, которую можно назвать нашей совместной: его рисунки на листах с моими стихами. А если говорить, что бы хотелось мне написать, это была бы книга о переселенцах разного рода — об эмигрантах, изгнанниках, ссыльных , перемещенных лицах.

 

— А какие книги сегодня читаешь?

 

— Набоков, как  всегда. Пушкин, как всегда. Изредка что-то новое, не читанное прежде. Но стараюсь не рисковать. Времени у меня осталось мало, не хочу его разбазаривать.

 

— Чего бы хотелось больше всего, кроме возвращения домой?

 

— Боюсь произнести.

 

— А что бы ты сделала в первую очередь, если бы такое возвращение стало возможным?

 

— Это сложный вопрос, но и ответ будет сложным! Я бы сильно подумала, стоит ли возвращаться.

 

— Спасибо тебе за откровенный разговор. Мы все ждем твоих новых книг.