• ЛИ-2024-№39

ЕВРЕЙСКИЕ МОТИВЫ

 

*  *  * 

В еврейской хижине лампада*

Уже затеплена чуть свет.

Туманом стелется прохлада,

Но снегопада нет как нет.

 

К столу приставлен табурет,

В судке остатки маринада,

Со стенки смотрит страж уклада –

В пыли и копоти портрет.

 

Хозяин, молодой еврей,

Отец трёх славных дочерей,

До завтрака читает Тору.

 

Хозяйка чистит чесночок,

Селёдку, зелени пучок,

И молча раздвигает штору…

 

* Строка из незавершённого стихотворения А.С. Пушкина «В еврейской хижине лампада…» (1826).

 

 

ХАМСИН

 

Бессонница, хвороба летняя,

И настроение неважное,

Дыханье ночи перегретое,

Подушка вновь от пота влажная.

Опять хамсин, удушье пыльное, –
Повисла пыль багровым заревом,

А ночь без сна такая длинная,

Мечусь, как погребённый заживо.
       
В ночи хамсинно-отутюженной
Застыло душное безветрие,
И лишь собачий лай простуженный
Внушает полное доверие.

 

НАПАСТЬ

 

Опять рыдает Бог

Над избранным народом –

Не радует итог,

Евреев год за годом

 

Преследует напасть –

Всегда одна и та же:

Народом правит власть –

И что ни год, то гаже.

 

 

СУДНЫЙ ДЕНЬ

 

Истекает минутами время,
Как по каплям вода из клепсидры,
И везде иудейское племя
В этот час внимает «Кол нидре».

То не время течет сквозь столетья,
Наша память сквозь годы несется:
Вот кочевник с пастушеской плетью,
Элишева с Мирьям у колодца,

Вот и римские воины с Титом,
Храм сожжен, Ершалаим в руинах…
И шофар обертонами квинты
Всех зовет – и убийц, и невинных,

Зов его – первобытный, гортанный,
Словно жар суховея в пустыне,
Словно память о ночи хрустальной,
Как призыв к покаянью… «Кол нидре»…

*  *  *    
Фитиль восьмой свечи подернулся дымком,

И Ханука осталась за порогом –
О чуде, посланном нам Богом,

Я размышляю со смешком.

Нет, я не верю в чудеса,

Но верю в предопределенность,

Сюжетов жизни завершенность
И вслед смотрящие глаза…

 

 

ЭЛЬ МАЛЕ РАХАМИМ

 

Шёл я вдаль сорок лет,

По пустыне гоним,

Памятуя обет:
«Эль мале рахамим…»

Помнит кожа плеча
Содроганьем немым
След кровавый бича –
«Эль мале рахамим…»

В Гизе ряд пирамид,

Путь на гору Гризим,

Просветленье и стыд –
«Эль мале рахамим…»

Я в Гренаде – маран –
Тайно жил лишь одним:
Пусть Псалтырь, пусть Коран!
«Эль мале рахамим…»

От казацкой резни
Спас меня караим,

Крикнув: «Иври ани!» –
«Эль мале рахамим…»

Но когда над землей
Ветер гнал сладкий дым,

Где ж ты был, Боже мой?!

«Эль мале рахамим…»

 

 

АШДОДСКАЯ ОСЕНЬ

 

Первый дождь проливной прошумел за окном,

Пять минут – и опять небеса голубые.

Это осень несмело махнула крылом –

Исподволь, невзначай, как дают чаевые.

 

Вдаль по небу плывёт череда облаков,

Ветер с моря порою грозит сквозняками,

Но деревья не скинут зелёный покров –

Только в памяти листья шуршат под ногами.

 

Воздух ясной осеннею ночью свежей,

И не стану, пожалуй, пытаться я – где там! –

Эти несколько дней от жары до дождей

Называть, как в былые года, бабьим летом.

 

 

ДЕВЯТОЕ АВА

 

Я не скорблю о Храме – что мне Храм!

Скорблю лишь о погибших в муках душах,

Разбросанных, рассеянных на сушах –
Будь то Нью-Йорк, Гель-Гью иль Амстердам.

Разрушен Римом был Ерусалим,

Зато стоит махина Колизея,

И в этот день с эпохи Назорея
Еврейский люд, охаян и гоним,

 

Скорбит и плачет плачем Йеремии
Маран, что в Пиренеях, – на ладино,

На идише – еврей в далеком Вильно,
И узник в гетто… Я не плачу с ними.

Я только помню боль саднящих ран –
Она больнее в день девятый ава,

И памятью истории кровавой
Мощу дорогу в поднебесный Храм.

 

КАУНАС. IX ФОРТ

 

Вновь над девятым фортом вороньё

Повисло, как когда-то, чёрной тучей.

Верны они своей повадке сучьей,

В их грае слышу я: «Враньё! Враньё!»

 

Вокруг в полях некошено жнивьё…

Всех в общей яме закопали кучей.

Где, Верещагин, твой талант могучий?!

Гора очков, ботиночек, рваньё…

 

Их было тридцать тысяч убиенных:

Литовские евреи, горстка пленных,

С евреями французский эшелон…

 

О чём вороны каркают над фортом?

О давней, в сорок третьем, встрече с чёртом,

Он, зная ад, был очень удивлён…