ПАМЯТЬ
Если снег – это память о лете,
Золотой листопад – о весне,
Отчего вместо ангелов дети
Мне являются часто во сне?
Горчат: весенний одуванчик,
Липучий сок его, увы,
Твой локон, что на сарафанчик
Скатился шорохом листвы.
Простые детские забавы –
Чертить крамолу на песке,
Ловить жуков у переправы
И сохранять их в коробке.
Туда же – фанты, спички, мелочь...
В садах у каждого свой схрон,
Твой был под вишней белой, белым
Я стану после похорон.
Если смерть на земле не случайна,
То случайна ли смертная жизнь?
Или снов надоевшая тайна,
Подросткового Бога каприз?
ЯТЬ
Я изобрёл йотированный ять
И вставил в летопись. Проистекали годы –
Дочь стала матерью, а сгорбленная мать
Ушла в тот мир, где нет плохой погоды.
Напоминала буквица крыльцо
С навесом, стог, соседа-воеводу,
Шрам на лице и, собственно, лицо,
Когда глядишь в изменчивую воду.
Сгорела летопись, когда пришёл Бату,
Господь мне рассказал об этом после
Того, как я свалился в темноту,
Где плыли ангелы, но не было их возле.
Исчез из азбуки йотированный ять –
Забавная безделица, и только.
Я тоже начинаю забывать
В раю и дом, и вкус калины горький.
ДЫМ
Запахло дымом без огня – жгут дворники листву за домом,
Тропы исхоженной клешня в дыму страшна и незнакома.
Жизнь утекает как вода, уносит листья и созвездья,
Лишь своенравная звезда опять горит на том же месте.
Но пахнет дымом без огня – жгут рыбаки траву на пожне:
Так легче выловить линя во время нереста. До дрожи
Озяб мой дом на берегу, где ходики с печальным боем,
Где правда, о которой лгу, на пяльцах вышита судьбою.
Под запах дыма без огня – курится ладан в церковушке.
Там отпевают не меня – соседку Валю, побирушку.
Весь век на паперти она стояла, клянчила монету –
Её последняя луна, как хлеб, завёрнутый в газету.
В пространстве дыма без огня – душа моя, сгорая, тлеет,
И тлеют, листья хороня, деревья сумрачной аллеи.
Дым не стремится в высоту, он расстилается позёмкой
Вдоль поля, леса, по мосту, по тихой улочке казённой...
ПРИНЦИПЫ
Оскалил неправильный прикус обрывистый берег реки:
По принципу «накося-выкусь» висят на крючке червяки,
По принципу «шило на мыло» камыш распушил берега,
Ночного тумана кадило – из принципов «а на фига?»,
По принципу «наискось-сикось» плывут облака… зеленясь,
Копна, увенчавшая выкос, из князи, по принципу, в грязь.
Но есть беспринципная щука – чтоб жить карасю начеку…
Как Грека, из принципа руку по локоть я сунул в рекý.
Навыворот-шиворот раки пугают вращеньем зрачков,
Из принципа окунь воякий позарился на червячков…
Вдруг замерло всё – шито-крыто. Из принципа вышла луна.
«Хочу я новее корыто», – решила старуха одна
Из принципа. Принципиален мой выбор: не буду жалеть
О яростном бое без правил по принципу «ёрш твою медь».
Прощай, мой отважный «матросик»,
придёт ещё время страдать!
С лукавой улыбкою осень небрежно взъерошила прядь
Берёзовой рощи…
До дому, гремя оголтелым ведром,
Иду, ощущая истому, – добро возвратится добром.
ЛИСТ
Владеющая музыкой воды
Танцóвщица провинций Вануату,
Оставила заметные следы
Нам осень золотая. Аты-баты –
Шли косо моросящие дожди,
Следы (листва, упавшая от ветра)
Смывались... До последнего один
Держался лист отчаянный на ветке.
О, Джонси! Нарисованный листок
Поможет одолеть изнеможенье,
Ты выдюжишь, а заболевший Бог
Погибнет без мольбы об одолженье.
Как много забывается из книг,
Когда не вдруг становишься поэтом
И понимаешь: тот из нас велик,
Кто людям помогает незаметно.
Владеющая музыкой звезды
Душа моя, кому смогли помочь мы?
Вся наша жизнь – предчувствие беды,
А способ сострадания – заочно.
ОЛЕ ЛУКОЙЕ
Оле Лукойе, горюшко луковое,
Чучело на поле, проливное пугало,
Я пугач наполню серою от спичек –
Одинокий грач вон. Вечер мой опричник.
Оле Лукойе, узкая излука –
Лучше пострелять мне воробьёв из лука.
Кровельные гвозди гну для самострела…
На рябины гроздья чья-то кровь осела.
Оле Лукойе, дед назвал бездельником –
Сострогаю шпагу я, знать, из можжевельника,
Выставлю на ромбы крестики и звёздочки…
Водяные бомбы – на асфальт из форточки.
Оле Лукойе, я подросток трудный –
Тонет мой трёхпалубный, гинет однотрубный.
Маминою скалкой враз собью «попа»!
Осень со скакалкой – ветрена, глупа.
Оле Лукойе, что со мной такое?
Почему краснею, как увижу Олю?
Почему я сердце комкаю в горсти?
Почему портфель ей хочется нести?
ПРОСТРАНСТВО
Как ветх этот дом полутёмный,
Как выщерблен берег реки…
Сквозь окон глухие проёмы
Шуршат по земле сквозняки.
Железною хваткой за горло
Деревню терзает мороз.
Дорога, как хлебная корка,
Как звонкие крылья стрекоз
Озёра. Осколками крынки
Подлесок за полем рябой…
В разлапистой сумрачной дымке
Пространство меж Богом и мной.
В пространстве меж мною и Богом
Предательски мёртв интернет –
Мертвее замёрзшего стога –
Зимою нет хуже из бед
В часы озлобленья природы.
Вот если б на русский авось
Под стать перемене погоды
Вошёл неожиданный гость!..
Не ангел, но бел от метели,
Не бес, но с хитринкой в глазах.
Мы б с ним поболтали без цели
Приятельски при образах,
Вина бы отпили немного,
Утешились речью живой…
В пространстве меж мною и Богом –
В просвете меж Богом и мной.
ЛОДОЧКА
Оттаял за ночь снежный холм. Погода тёплая, как в мае:
И птицы отыскали корм на грядке около сарая,
И солнца первые лучи воскресли в небе волооком,
И ветер подобрал ключи к замкам ручьёв и водостоков.
Но я на этом берегу, а ты на том, и переправа
Повреждена идущим льдом – вода густая, словно лава.
Стою, как пущий ротозей: на страшный натиск ледохода
Народ собрался поглазеть – я с ним, с глазеющим народом.
Ты подожди денёк-другой – весна союзница влюблённых,
И я приеду за тобой на утлой лодочке смолёной.