• ЛИ-2025-№46

ИЗБРАННОЕ

 

*  *  *
Просеменил, а семена рассыпал…
Ищи-свищи, кому он не помог.
Под лýпой неба сетует под липой,
за что ему не помогает Бог?..
А Бог не помогает слишком щедрым,
кто Божий дар на жертвенный манок
усталым душам и бесполым недрам
дерзает передаривать, как Бог.
И всё же утешает осознанье
самой неповторимости игры:
истачиваться в бездны мирозданья,
как будто в родоносные миры.

 

*  *  *

Как бы изъятый кем-то вон
из черепной своей узды,
дышал извилинами волн
освобождённый мозг воды.

А в нём, откуда ни возьмись, –
слепящий световой поток –
сиречь единственная мысль
о Боге. Но ещё не Бог.

 

 

ЗАГОВОР ЗЕМЛИ

 

…И дом, где ты живёшь, и дом, где я живу,
и тайный домик наш с трёхдневными ключами,
и пригородный лес, что красную листву
в осины разливал на посошок в печали,
и странный тот загар, что траурной каймой
старательно обвёл изгиб другого тела, –
всё рухнуло, сошло, растаяло, истлело,
но пригородный лес, но домик потайной,
но дом, где я хриплю, но дом, где ты лепечешь,
вдруг хлынули на нас, отмщение суля.
Чем крохотней Земля, тем чаще наши встречи.
Чем больше наших встреч, тем крохотней Земля.

На острове стоим. Обвалы и проклятья
со всех его сторон. Сближаемся. И вот
становится Земля размерами с объятье.
Мгновение. И нас ничто не разомкнёт.

*  *  *

В детстве спал, укрывшись с головой

в страхе оттого, что я живой.

И сопел в игольное ушко

меж нагромождённым одеялом,

чтоб дыханье в бездну не ушло,

а донельзя сплачивалось в малом.

Но раскрылся. И не удержал.

Но не утаился в том, что мал.

И теперь не сплю, хоть надо спать, -

молча от иной напасти вою:

что придётся бездне равным стать.

И страшусь укрыться с головою.

 

 

ПРИТЧА О ДУБОВОЙ ПЛАХЕ

 

                  Златая цепь на дубе том...
                                 Александр Пушкин

 

Я видел дуб – без кроны и корней.
Его спилили – обратили в плаху,
и на скрещенье мировых путей
установили – подивись размаху!

И слышится: «Каков был исполин!
А кольца! Кольца! Прямо вековые.
Несправим. Дуплист. Неиспалим.
Хотя ещё палили при Батые.

Зато теперь, когда усекновен,
когда он – плаха, встаньте ж без боязни
со всех, объятых ужасом колен,
вершите же на плахе этой казни!»

А дуб – как будто лучники внутри
затихарились, выстрелил весною
прицельными побегами – смотри! –
листвою зеленеющей, резною.

А дуб, насосом вековых колец
земные соки вдумчиво качая,
переиначил заданный конец –
недаром цепь на дубе том златая.

А дуб, лишённый кроны и корней,
шумит листвой, стоит – не накренится,
и отливает пули желудей,
того гляди, ещё укоренится.

 

ВРЕМЯ ЧЕРНОВИКОВ

 

Над землёю опять сквозняки.
Добавляется листьев пожухлых.
Словно в доме каком нахожусь я,
где пластами – черновики.

Здесь живёт гениальный художник,
что бездарным считает себя.
А иначе с чего под подошвы
сыплют лист сквозняки сентября?

Лес ведёт себя очень несдержанно.
Испещряя чернилами красными,
он читает листву пожелтевшую
и сердито её отбрасывает!

Вырывает и вновь перечитывает,
потрясённый строкою слабою,
и, раскрывши листочки чистые,
переписывает набело.

Что ты пишешь такого, природа,
если лист мне прочесть не даёшь?
Ты как будто боишься чего-то,
преднамеренно всё изорвёшь.

Не о нас ли строчишь в укоризне,
и к листве беспощадна как раз
за ущерб той возвышенной жизни,
о которой готовишь рассказ?

О, сроднимся хотя бы на миг
перед лесом, что нас отражает
и страдает за тех, кто мешает
написать ему свой чистовик!

 

*  *  *

Придут друзья, готовые предать.

И не заметят, что предать готовы.

А я чинить их помыслам вреда

не стану и скажу: «Отдать швартовы!»

 

И отплыву… В печали… Ведь моим

друзьям такие предстоят печали!

Я предан ими, но я предан им,

не распознавшим даже, что предали.

 

 

Видение дороги

 

Эта дорога страшится в будущее шагнуть.
Вся улеглась до пылинки. Оледенела до лужицы.
Что же тебя ужасает путь в крематорий, путь,
где человецы мира волосы рвали от ужаса?!

Волосы всех народов здесь в колтуны сплелись.
Сколько их, светлых, темных и на лету седеющих,
падало на дорогу! – было такое где еще? –
и на одном – тончайшем – мир, как всегда, повис.

Что там вдали, дорога? Воздух каких остуд?
Ты ли остановилась, по черепам ступавшая?
Как на дитя родное, смотришь в еще не ставшее,
и у тебя, дорога, волосы дыбом встают!

 

 

ТАЙНАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ

 

Только сяду за стол, только открою тетрадь,
только возьму перо, как за моей спиной
кто-то встаёт надо мной, будто над школьником мать,
кто-то мешает писать – вдруг замерев надо мной.

Оглянусь – никого. Снова бумаги коснусь.
Но меж листом и пером – словно из камня верста.
Кто там стоит надо мной?! – в ужасе я оглянусь.
Так же запущен мой дом. Так же тетрадка пуста.

Если ты вечность, уйди. Видишь, я робок и слаб.
Время – доход мой, а я – взяточник света и тени.
Если ты вечность, тогда топай откуда пришла!
О, как воркуют в окно голуби сизой сирени!

Дай же, как все, собирать низшего сорта грибы,
если нет белых вокруг, о, прояви недоверье,
чтобы чехонь отрывать мне от магнита глубин,
а не тайменя!

Леска лопнет вот-вот. Ночь спиннингует луной.
Время, кричу, помоги! Скоро рука устанет.
Время вильнуло хвостом. Вечность стоит надо мной.
Кто одолеет кого? Вытянет или затянет.