• ЛИ-2025-№44

Хаим-Нахман Бялик (1873 – 1934)

 

Песнь Израиля

Я Богом Всесильным не избран для брани,
Дух брани и кровь не приемлю душою;
Ни трубы, ни крики в воинственном стане –
Не саблю, а лютню ношу я с собою.

Но счастлив герой, полный доблести львиной,
И молот ему по плечу, и секира;
И горе поэту, чьё сердце пустынно, –
Не может глухих пробудить его лира.

Так звонкая песня Израиля стала
Тоскливым напевом страдающей плоти,
Заброшенной в плесень сырого подвала,
Гниющей и чахнущей в смрадном болоте.

Весточка

Наследство отцов, вольных пашен простор!
О, брат мой, ты счастлив в отчизне родимой!
А я, на чужбине, крадусь, словно вор,
И мёрзну в сугробах собакой гонимой.
Забытый и нищий, отринутый Богом,
Объедками сыт и обласкан кнутом…
Ты помнишь ли, брат мой, за отчим порогом,
Как горечь изгнанья мы пили вдвоём?

И вот я поныне блуждаю, как скот,
И каждый берёт мою кожу и мясо,
Но вольно пастись мне никто не даёт –
Лишь гонят бичами до смертного часа.
Кто знает, что пуст мой желудок голодный?
Что сын человеческий также и я?
Украдкой дыша, бьюсь на почве бесплодной,
Кормиться позором – вот участь моя.

А ты, ты – счастливец! Под кровлей родимой
Свободой и солнцем насыщена плоть.
Пусть трудишься тяжко – о, брат мой любимый,
Терпеть и трудиться велел нам Господь!
Не зря ты посеешь – ещё прорастут
В полях золотыми колосьями недра,

И верь – ещё факел те искры зажгут,
Что в сердце своём высекаешь ты щедро.

Твой честный посев понапрасну не сгинет,
А я на чужбине всю силу свою
Развеял по ветру, и кровь моя стынет:
Терновник достался мне в этом краю.
Все дни моей жизни отвержен и жалок,
С тенями борюсь, строю дом на песке.
Заноза в глазах у соседей – от палок
Бегу, ветхий посох сжимая в руке.

Я прежде любил своё горе, и плеть
Оправдывал сердцем, сгибаясь под нею.
Постился и плакал, учился терпеть,
И кротко под нож подставлял свою шею.
Но больше не верю я верой старинной,
Надеясь на милость и пряча свой страх.
Мой жалкий обычай – быть жертвой безвинной
Достоин презренья и в Божьих глазах.

Нет цели в скитаньях, нет святости в них,
Нет страсти в молитве, душа оскудела.
И нет вдохновенья в стенаньях моих,
Но плачет и ноет избитое тело.
И буду уныло молить, как изгой,
И в сраме и гное стонать на чужбине,
Смывать свою кровь беспрестанной слезой
И видеть багровое небо пустыни.

Я в книгах старинных искал утешенья,
Читая сказанья и притчи, мечтал;
Но ветер подул и навеял сомненья,
Унёс мои сны и мечты разметал.
Склони свою выю! За что? Почему?
Кто сделал меня жертвой боли и страха?
О, дайте мне волю, и я подниму
Из пепла мой стяг и руины из праха!

Ещё есть достаточно силы в руках!
Зовите на волю всю мощь, что дремала!
От хмеля колосьев расправит в полях
Сутулые плечи изгнанник усталый.
Поднимутся вновь и Кармель и Шарон,
Где детство моё молоком наливалось,
Где был на вершины мой дух вознесён,
И тело на свежем ветру не сгибалось.
Там в добрую почву ложился посев,

Бальзамом дышала вершина Левоны;
Там труб моих вольных заслышав напев,
Дрожал каждым кедром Ливан потрясённый.
Где день мой весенний? Где ты, моё лето?
Твой луч почему не глядит на меня?
Увижу ли, милый, сиянье рассвета
Сквозь тучи холодные зимнего дня?

Нет, брат, здесь надежды, иссякла она.
Нет больше надежды голубке дрожащей!
В когтях ястребиных ей смерть суждена –

И взгляд мой к востоку стремится всё чаще.
И прежде, чем снова мне станут понятны
Неясные грёзы, – как птица в полёт,
Душа моя прянет в простор необъятный,
И сердце унылое светом зальёт.

То огненный столп, то могучая весть,
Что блещет звездою, мой путь озаряя,
То голос чудесный ,что шепчет мне: есть
Надежда, о брат мой, надежда святая.
Лелей же в ожившей душе терпеливо
Ростки молодые, как всходы в степи;
Кто сеял с надеждой – пожнёт свою ниву,
Во имя Господне трудись и терпи!

Яков Фихман: (1881 – 1958)

 

Она одна

Она одна красою незаметной
Сияет мне, неяркий свет тая
Любви безмолвной, но не безответной:
К ней отовсюду мчится кровь моя.

Да, дни пройдут её поры расцветной,
Да, смоет прелесть времени струя;
И золотистый взор, и лик заветный –
Их скроют ночи зыбкие края.

Но не померкнет прежнее сиянье
В моей душе, и сердце, как птенец,
Увидев мир впервые, запоёт.

И изольёт на нас очарованье
И нежность грусти солнечный венец,
Закатом озаряя небосвод.

 

Год без тебя

 

Год без тебя. Ты дремлешь там, в могиле.

И ты не можешь знать в своей глуши,

Что слёзы мир морщинами покрыли,

И не найти в нём места для души.

 

Год. Снова осень сумрачною скрипкой

Звучит над морем, гонит облака

Куда-то вдаль, над хмурой глубью зыбкой,

И будит песнь – но песнь моя горька.

 

О, если б ты могла узнать во мраке,

Что помню я твой облик, как живой, –

Созвездья расцвели бы в зодиаке

От нежных слов, не сказанных тобой.

 

Недолго длится краткий день осенний,

И дней весенних слишком мал букет,

Чтобы плоды дозрели – и сквозь тени

От сердца к сердцу не проходит свет.

 

Я вспомню всё. И пусть мне тускло светит

Моя свеча – но в сердце торжество.

Я позову тебя, и мне ответит

Шуршанье платья – платья твоего.

 

И в полночь, озарённый звездопадом,

Душой приникну к твоему огню;

И вспомню я, что ты все годы рядом

Была со мной – и слёз не пророню!

 

Шуламит

 

Ты – Шуламит! Голубка молодая!

Одна в саду забыта, и в тоске

Душистый мёд лесистых гор вдыхая,

О друге грезишь в каждом уголке.

Твой гнев пылает, братьев догоняя,
А те смеются, скрывшись вдалеке;
И ранит мир краса твоя, сверкая,
Как острый меч в протянутой руке.

День опалил твой лик, созрела мгла
В тени твоих грудей, и ночь легла,
И пряный аромат в саду расцвёл.

Как до сих пор не встретился с тобой
В горах твой друг?! Ведь зов весенний твой
Всю землю Иудеи обошёл!

                                                                              Перевод с иврита