• ЛИ-2025-№43

По лицу Рони я часто могу понять, что меня ожидает…

Вот он виновато улыбнулся, и я сразу разгадала его улыбку: у него какие-то свои планы, к моим планам отношения не имеющие…

Он вообще ничего не умеет скрывать, мой Рони. Думаю, если он только подумал бы завести любовницу, я бы почувствовала это еще до того, как он ее бы завел.

Но тут дело оказалось в прозе жизни, всего лишь в рыбалке.

– А мы в субботу собрались на Кинерет, – заявил Рони, открыв все карты. А чего, собственно говоря, скрывать, если суббота – уже послезавтра?

Так я наконец узнала о планах моего мужа на ближайшие выходные. При этом я остаюсь одна дома с детьми. Естественно, Рони моментально предложил присоединиться. Но он знает, что я не люблю рыбалку, и, кроме того, только недавно переболела воспалением легких, и спать в октябре в палатке – это точно не для меня.

Тут я возмутилась, надула губы, собралась устроить сцену, ну, маленькую такую, одноактную семейную драму. Почему одноактную?

Хотя бы потому, что я не умею долго дуться на Рони. Он очень хороший. И добрый. И мы живем уже четырнадцать лет душа в душу. На 14-летие нашей свадьбы он подарил мне колечко с агатом. Он еще и сентиментален, узнал, что это агатовая годовщина свадьбы, и подарил.

Но главные наши общие подарки, это Матан и Шай-Ли. Наверное, потому мы так и назвали наших деток. Шай-Ли нашей двенадцать лет, в декабре, батмицва, совершеннолетие. А Матанчику только семь. Интересно, что оба, и сын, и дочь, внешне получились копией своего отца. Черты лица, движения, наклон головы, взгляд…И обожают они отца, иногда мне кажется, больше, чем меня. В принципе, это можно понять, воспитывать их приходится мне. Рони вечно занят. А когда свободен, то он с ними только наслаждается жизнью, а не занимается ими. Нет, я не ревную. Констатирую факт.

Итак, я надулась, Рони стал убеждать меня, что просто невозможно иначе. Сколотилась такая славная мужская компания! Их четверо, инициатором стал, как всегда, Йонатан. А мне хорошо известно – если Йонатан что-то затеял, я могу выпрыгнуть из себя, но будет, как решил он. У Йонатана необыкновенная харизма и море обаяния, и он умеет распространять свое влияние на друзей со скоростью яда змеи…

Не то, чтобы я не люблю Йонатана. Но, откровенно говоря, я не в восторге от его появления в нашей жизни. Рони очень привязался к нему. Может быть, это уже действительно ревность с моей стороны. Но ничего не поделаешь.

Йонатана на самом деле зовут Джонатан. Однажды Ронит, сестра Рони… (Родители их не отличались оригинальностью в подборе имен для детей.) Так вот, Ронит отправилась на подработку в Америку.

Нет, до того она поступала три раза на медицинский факультет. Ронит мечтала стать врачом. И думаю, это был правильный выбор. Но в первый год она недобрала баллы. Во второй год опять, совсем немного не хватило. А в третий год Ронит не прошла личное собеседование на стрессоустойчивость. Есть в Израиле специальный такой экзамен для тех, кто собирается стать врачом. На самом деле это очень обидно, потому что Ронит старалась из всех сил. Но потом сломалось что-то в ее мечте, и она отправилась в США продавать изделия Мертвого моря, они там популярны.

Подрабатывала она недолго, потому что встретила Джонатана и без памяти влюбилась в него. А Джонатан как раз собирался репатриироваться в Израиль, по зову сердца. Он разошелся с первой женой и решил начать жизнь сначала, с чистого листа.

Этот чистый лист он планировал открыть в своей тетради жизни на далеком израильском севере: то ли в кибуце Дан, то ли в каком-то мошаве, где жили его друзья. Но затем появилась Ронит, и вместо крайнего севера отправился Джонатан на крайний юг. Там, где живет семья Ронит, где теперь живу и я. В наш кибуц.

На самом деле это здорово, когда неподалеку есть близкие люди. Могут помочь и словом, и делом. Иногда я просила Ронит присмотреть за детьми, пока они были маленькие. Сегодня уже могу положиться на Шай-Ли и оставить Матанчика с ней, она умница и не по годам взрослая девочка. А Матан все перенимает у сестры, и тоже так быстро вдруг стал взрослеть…

Мне многие говорят, что еще буду скучать по тем дням, когда они были малышами. В общем, в тот четверг меня бесило все – идея рыбалки, четверо мужиков, которые бросают в праздничные дни свои семьи ради призрачного окуня или карпа…

Я понимала, что дело не в рыбе, а в компании, желании расслабиться среди своих, чувствовать себя молодым, веселым, дерзким. Пить пиво, варить уху, бренчать на гитаре. Хорошо на гитаре умел играть только Джонатан.А я, значит, буду дома? С детьми? На самом деле не так уж плохо можно провести этот выходной. Утром пробежка, потом с Шай-Ли и Матанчиком приготовим вкусный завтрак. А потом, есть интересная книга, которую я собиралась прочитать за отпуск.

В любом случае, можно было бы перестать дуться на Рони. Но тут я вспомнила, что в воскресенье нам привозят новую кровать в спальню. Вернее, целый гарнитур. Сколько мы его выбирали, и даже ссорились немного. Потому что у нас было разное видение этой нашей общей спальни. Но нашелся компромисс. Современная, высокая кровать без всяких излишеств, изящный туалетный столик для моей косметики, удобные светлые тумбочки и шкаф. Эти планируемые изменения стоили того, что мы перекрасили нашу спальню на прошлой неделе. А когда получим мебель, тогда уже определимся с новой люстрой и занавесками.

Старый двойной диван, который служил нам со свадьбы, заберут грузчики. Мебельный магазин предложил такой «трейд-ин» и сделал скидку. Мы решили, оно того стоит… У детей уже свои комнаты. В отдаленных планах – строительство комнаты для гостей, но пока нет свободных денег на достройку, мы вернули почти всю ипотечную ссуду, и обходимся тем, что имеем.

Я уже размечталась, как легко и удобно можно будет мыть пол под новой кроватью на высоких ножках. Никаких ящиков, никаких лишних вещей. С этим диваном вечно приходится возиться, чтобы основательно убрать. А на самом деле пространство не должно быть заполнено ненужным тряпьем, и старыми вещами. Оно должно быть просторным, чистым и удобным. И по фен-шуй, с головой в сторону севера. Если нам важна наша гармоничная семейная жизнь. Так мне сказала моя подруга Талья, у которой на фоне правил фен-шуй сместились все другие представления о жизни.

Ну, мне все равно, в каком направлении спать. А вот то, что не все равно… Мне хочется, чтобы комната действительно максимально «дышала». Прочь лишние тряпки, пледы, одеяла «на всякий пожарный», который не наступает годами. Все это вечно покоилось на дне ящика нашего дивана, туда же мой изобретательный муж пристроил разные игрушки, из которых дети выросли. Опять же «на всякий пожарный», если мы решимся на третьего.

Не решимся…

Не похоже на это. Спасибо всем Высшим силам за два наших подарка, доставшиеся совсем нелегко. Беречь бы их. Но мой муж пока хранит игры, детские кубики, погремушки и всякую младенческую мелочь. Думаю, что пора освободиться от них.

А между тем времени осталось совсем мало. В воскресенье за диваном нашим приедут. И привезут новую мебель! Что же, мне теперь одной всю субботу заниматься этим хламом?

Мой муж слушает и послушно кивает, связываться со мной ему категорически не хочется. И он находит компромисс.

– А давай сейчас разберем весь хлам, – бодро заявляет он мне в одиннадцать часов вечера. Дети спят, а когда они уже уснули, особенно на каникулах, их громом не разбудишь.

Мне совершенно не хотелось разбирать вещи ночью. Но если бы я заупрямилась и отказалась, получалось бы некрасиво, словно я делаю все, чтобы Рони не поехал с компанией на рыбалку. И это уже слишком. Я не люблю переходить границы из-за разных несущественных глупостей. И это мое большое достоинство, так считает Рони.

До полуночи мы паковали и разбирали маленький диванный склад, который собрался там. С игрушками было решено больше не хранить, а отдать соседке, у которой родился первенец, вот она обрадуется. Два моих любимых пледа оставить, пригодятся, когда мне осенью захочется посидеть в палисаднике, а будет уже прохладно. Одеяла и старые подушки я предложила отдать в пансион для собак, расположенный в соседнем мошаве, грядет зима, и там точно от них будет польза. Рони даже пообещал их завезти сразу после возвращения с рыбалки, в начале недели. Иначе, знаю я его, вечно будет не хватать времени…

В общем, наш диван освобожден от всего барахла. Можно приходить его забирать. А мы в воскресенье начинаем новую жизнь с новыми вещами! В какой-то момент я даже почувствовала к старому дивану сентиментальную жалость, все-таки столько ночей он был нам родным…Но потом отогнала дурацкие мысли. С вещами надо уметь расставаться легко. И в воскресенье у нас будет новая замечательная, почти воздушная кровать! Я давно хотела такую…

Но эту ночь мы провели еще на нашем диване, вместе. Я, уставшая, уткнулась в Рони по уже заведенной привычке, позволив ему меня гладить, обнимать, целовать… А потом уснула, держа его за палец, так по-дурацки мы спим. Но если честно, когда очень редко, он не ночует дома… мне не хватает его пальца.

Утром Рони успел пойти за покупками и починить велосипед Матанчика, разорвалась цепь. Мне повезло, что мой муж – мастер на все руки. Кроме варки-жарки на кухне. Туда он ни ногой… Меня это, кстати, вполне устраивает. Не люблю топчущихся рядом людей, когда я готовлю. Разве что я сама вызову себе на помощь, картошку почистить или нарезать лук. Это мой фронт, и я на своем фронте командир. Я собралась приготовить Рони на дорогу что-то съестное, но он отказался. Позавтракал и сказал, что накуплено в дорогу всего вдоволь.

В этой истории самым смешным оказалось, что инициатор поездки в итоге никуда не едет. Заболела Ронит, у нее высокая температура, кашель, пропал голос. А Йонатан – хороший муж, хоть и любит иногда с мужской компанией выбираться подальше от семьи. Но оставить детей на больную жену, это не в его принципах. У Ронит с Йонатаном растут годовалые близнецы, два совершенно сладких малыша. Даник, он же Даниэль, и Миха, он же Михаэль.

Тут я подумала, что и мне, может быть, надо было срочно заболеть. И накрылась бы поездка Рони. Но Рони и так был огорчен, и все было готово, и все были настроены на эту замечательную поездку в честь ухи и безделья. Так что мне не захотелось портить грядущую гармонию.

Уехал Рони в пятницу утром. Он должен захватить в Нетании друга по резервистским сборам, потом к ним присоединится еще товарищ Йонатана по ульпану, с которым Рони тоже подружился. В общем, будут они ближайшие сутки соображать на троих. Я уже смирилась с этой мыслью, в конце концов, время летит так быстро, и суббота пролетит. А к ночи вернется Рони.

– Мать, – гордо сказал муж, – ты готовься к моему приезду, много рыбы надо будет жарить, тушить, фаршировать.

Глаза Рони смеются, он-то знает, что фаршировать рыбу я не умею. И уже не научусь, мне ее проще «храйме» по-мароккански сделать. Но это не имеет значения. Пусть уже едет и возвращается скорее.

 

*  *  *

Да, пробежать свои десять тысяч шагов я успела. Я даже успела вернуться домой, вся румяная и потная, и помыться под душем. А до этого сварить себе кофе, настоящий кофе «боц», который хорошо держит на ногах.

Было раннее свежее утро. Как же правильно, как здорово рано вставать, и день весь впереди! Я стояла под душем и думала, что бы мне хотелось успеть сделать сегодня.

Пора перебрать вещи: лето-зима, если не сегодня-завтра, так послезавтра все-таки похолодает. Но для этого надо дождаться новый шкаф. Можно подготовить к родительскому собранию, я классный руководитель любимого мною четвертого класса. Но в принципе, я готова к собранию… Кстати! А если просто побездельничать… Приготовить детям вкусный завтрак, оладьи с яблоками и какао. Шай-Ли однажды попробовала какао, и ей так понравилось, а я обычно ленюсь его варить и вечно заменяю быстрым напитком «шоко».

Струи били по телу, возвращая ему утреннюю упругость… Я как раз выбирала, каким шампунем помыть голову. У меня слабость, люблю тонкий аромат волос. Для этого у меня на ванной полочке целая гвардия шампуней.

Но тут я не успела. Просто не успела.

Словно из далекого далека под шуршание и брызги воды я услышала звуки сирены.

Суббота? Утром? Черт ее побери, эту сирену! Первой мыслью было: что-то не сработало. Так уже бывало сотни раз, переполошится весь кибуц, руки в ноги, бегом искать убежище. А потом оказалось, что это очередной сбой системы.

Кстати, нам повезло, потому что мы купили наш домик в ту пору, когда герметизированные комнаты в квартирах стали стандартом. На иврите ее называют «мамад», и мне, конечно же, легче произносить это короткое и быстрое слово. «Мамад» – это наша спальня. Так мы решили. По двум причинам. Во-первых, хотелось, чтобы дети дышали в обычных, а не железобетонных стенах, а во-вторых, хотелось, чтобы комната была просторной и нам всем в ней было привольно. Ну, насколько привольно может быть в «мамаде» во время вынужденного сидения там.

Сирена на несколько минут прекратилась, и я уже с сожалением подумала, что повелась зря. Можно и голову помыть, и кремом намазать тело.

Но вдруг я услышала близкие разрывы, дверь эхом ответила им, и вновь загудела сирена!

Хорошо, что я не намылила волосы, хорошо, что еще тепло, и достаточно впихнуть себя в тонкую майку, а не надевать десять шубок и шапок. Я бросилась из ванной комнаты, бросив на кафельный пол полотенце, не успев надеть лифчик. Надо разбудить детей! Но Шай-Ли уже стояла около кровати Матанчика, его пушками не разбудить, и тормошила его.

Мы втроем устроились на диване в мамаде. Дети привыкли к таким забегам в герметизированную комнату. Матан моментально схватил свою любимую игру и начал забивать виртуальные голы виртуальному противнику. А Шай-Ли в мобильнике с кем-то переписывалась.

Через несколько минут все затихло. Я выбралась из нашего добровольного заключения и отправилась на кухню. Мечта об оладушках с яблоками на завтрак, похоже, останется сладкой мечтой. Но в холодильнике есть вкусные детские творожки, «Даниэла» и «Гамадим», дети их любят, а себе я решила захватить баночку йогурта с черносливом.

Что бы еще взять, если придется там сидеть, раздумывала я среди такой замечательно наступившей тишины. Но раздумывать долго не пришлось, потому что раздался оглушительный грохот. Еще! И еще!! И вновь завыла сирена, вернее, она зарычала, протяжно, и надрывно, как тяжело раненый зверь.

– Мама, мама, иди скорее!! – кричала Шай-Ли.

К черту йогурты, я побежала в комнату и спешно закрыла за собой дверь. Матан отбросил игру и шмыгал носом. Собирался плакать. В конце концов, ему только семь лет… А завтракать – нам всем расхотелось.

В это время позвонила Ронит.

Голос ее я бы не узнала, если бы не знала, что Ронит больна и охрипла. Ээй, – просипела она, – ты войди в нашу группу и читай, что происходит!!

Тут меня осенило, что я вообще ничего не понимаю, что происходит. Ронит знает, что я не ходок в кибуцную группу вотсаппа, потому что виртуальный мир меня раздражает, и пользуюсь я им только по необходимости. В жизни люблю живое общение. Глаза, руки… сказанные друг другу, а не прочитанные на экране слова.

Но, похоже, что час необходимости настал.

Вотсаповскую группу кибуца трясло, как при землятресении. И чем более я читала, тем более ощущала озноб. У меня всегда так, когда я волнуюсь, как будто температура поднимается… В вотсаппе я читала страшные, совершенно нереальные вещи.

Далья писала, что ее дом горит. Мирьям, что муж держит дверь мамада, но силы его на исходе, а в дверь ломятся террористы. Барух не писал, он кричал, что задыхается в дыму. В записи Авиталь не было слышно ничего, кроме истошного плача ее малыша. Все это было невероятно…

Как будто я читаю страшную книгу или смотрю фильм ужасов. А дед мой, светлая ему память, сейчас скажет: «Ну чего ты рыдаешь, это ведь артисты, они кино играют, обманщики они все…». Так он говорил в моем детстве, чтобы успокоить меня.

Нет, я не рыдала, я даже не могла понять, страшно ли мне, потому что на меня смотрели Шай-Ли и Матан, и я каким-то выросшим вдруг седьмым чувством понимала, что я не могу показать свою слабость.

Я не заплакала даже, когда услышала предсмертный лай Динки, нашей собаки. В то утро она, как всегда, выбежала со мной, а затем отправилась в свое путешествие по кибуцу и окрестностям. Это привычно для нее и совершенно безопасно.

Чувствовала ли я страх… Невозможно объяснить это. Так же, как невозможно объяснить многое, что я испытывала в тот день, объяснить то состояние, в котором оказалась. Наверное, я боялась. Да, конечно! Но абсолютно точно знаю, это был страх потери, страх за детей, которые были рядом. Наверное, это естественно, и не стоит того, чтобы рассказывать. Но я помню… Помню, как бешено колотилось сердце, когда я видела дрожащие губы Матанчика и огромные глаза Шай-Ли, а в них… ужас. Она тоже читала переписку в кибуцной группе.

Я понимала, что абсолютно не в состоянии им помочь. Я мама, главный защитник, человек, который всегда рядом. Так же, как и они, я абсолютно беззащитна против абсолютного зла…

И что мне делать??? Я не знала. Я понимала, что был бы Рони дома, он защищал бы сейчас нас. Не знаю, как бы защищал, но с ним мне не так страшно быть в ответе за детей.

Когда я услышала предсмертный крик нашей Динки, я поняла, что её больше нет.

Так выть она могла только перед смертью. Разве я могла представить такое… Рано утром она, как всегда, выбежала из двора на улицу вместе с такими же счастливыми и веселыми псами нашего кибуца, которые дружили со всеми людьми.

Разве я могла думать о ней в тот момент, когда запирала входную дверь дома? Эгоистка ли я? Но я не успела подумать о ней. Да и не могла успеть… Динка вернулась во двор вместе с этими людьми… Люди ли они, не знаю. А Динка знала, что должна защищать нас, своих родных.

Вдруг, за короткие мгновенья, пролетели шесть лет жизни Динки с нами… Мой муж принес ее после очередных резервистских сборов. Рони обычно служит на другом конце страны, в Верхней Галилее.  И однажды вернулся домой с крошечной щеночкой, сказал, что кто-то подбросил ее на военную базу, а он, зная мечту шестилетней Шай-Ли, решил ее осуществить. Шай Ли в то время мечтала о зверюшке, бегала за всеми кибуцными собаками и просила собачку. Такую, как у ее подружки Керен. Я тянула время, может, перехочет… Но Рони решил иначе.

Так у нас появилась Динка… Она стала огромной собакой, смесь овчарки с питбулем. Огромной и невероятно доброй. Я слышала выстрелы, ее предсмертный вой, и поняла, что Динки больше нет. Они убили ее!

И еще я поняла, что это может быть только началом трагедии моей семьи.

Среди криков и мольбы о помощи в кибуцной группе вотсаппа я успела прочитать кем-то написанный совет, как нужно держать дверь герметизированной комнаты. Ручкой вверх. Потом я уже не могла ни на чем сосредоточиться. Но я решила: во что бы то ни стало, буду держать дверь «мамада».

Но на самом деле решение это было просто смешным. Откуда во мне силы держать ручку «мамада»? Посмотрела на дверь. Потом на свои кулачки. У меня недавно случился вывих правого плеча, упала с велосипеда, и теперь приходилось щадить руку. Да и без того, ни ростом, ни внушительной физической силой я не обладала. А чем могли мне помочь мои маленькие дети?!

Я увидела, что у Матанчика мокрые штанишки, страх, он проявляется по-всякому. Я видела, как отчаянно, до крови грызет ногти Шай-Ли. С ее дурацкой детской привычкой мы боролись, как могли. Но сейчас все не имело значения…

Мои дети не кричали и не плакали. Это было странно, неестественно для детей… А может быть, у каждого своя реакция. На самом деле Рони все-таки чему-то успевал их учить, например, быть сдержанными, когда им плохо.  Не знаю, откуда в Рони это, может быть, со службы в армии. Но радовались дети всегда бурно, а вот огорчались сдержанно.

Может быть, и это спасло нас…

Когда я услышала, что ломятся во входную дверь нашего дома, а разбить ее ничего не стоило, я поняла, что через несколько минут эти бандиты будут здесь. В нашей маленькой четырехкомнатной квартире нетрудно быстро найти дверь «мамада», которую удержать я не могу.

Я слышала за дверью громкие крики на арабском и чувствовала всей кожей, что сейчас наступит конец. Я заслоню детей и первой получу пулю? А что дальше?? Они идут убивать, это я понимала точно. Неужели они убьют Шай-Линьку и Матана?? Или будут над ними издеваться. И никто их не защитит? Моих детей??

Разные мысли бились в голове, но ни одна из них не помогала мне сосредоточиться на мыслях о спасении. Это была западня!

Ангел-Хранитель!

Откуда? Как? Как он залетел в закрытую комнату… Как нашептал мне в последнюю минуту? Я не знаю… Наверное, нашептал. Не знаю, не понимаю ничего.

Но мысль эта! Пролетела, как шаровая молния, как самая главная эврика в моей жизни, и я, не сказав ни слова, приподняла диван. Пальцем указала детям забираться во внутренний ящик. Тот самый, который накануне мы освободили от ненужных вещей, и пакеты все еще стоят у входа в квартиру.

Не разговаривая со мной, оба забрались вовнутрь. Я была готова к тому, что мне не останется места, и тогда я выйду из комнаты навстречу смерти, просто выйду. Но Шай-Ли свернулась калачиком, я попробовала забраться. И уместилась! Верхняя крышка дивана тихо и медленно опустилась на нас. Так медленно, что мне казалось, уже поздно. Мы не успели!

Это было буквально за минуту до того, как в дверь «мамада» стали ломиться арабы. Никакой преграды они не обнаружили, дверь открылась практически сразу.

И разочаровала отсутствием людей в комнате.

Я учила арабский язык с седьмого класса, обычно его учат два года и сразу же благополучно забывают. Никому в еврейских израильских школах он не интересен. Почему меня понесло учить его на аттестат зрелости, сама не могу понять. Вернее, понимаю, учила я его на спор. Со своей подружкой. Что одолею, что смогу. Выиграла стольник, мороженое и дорогущие тени «Кристиан Диор».

И пусть мои знания арабского языка далеко не идеальны. Я кое-что помню. Понимаю отдельные слова. Этого было достаточно, чтобы понять: те, кто ворвались в наш дом, пришли убивать и рушить.

Спустя время, когда я смогла что-то анализировать, я представляла физиономии этих бандитов, обнаруживших, что герметизированная комната пуста.

Похоже, что один из них выскочил из мамада, я слышала стрельбу. Потом по многочисленным пулям стало понятно, что были обстреляны все двери квартиры, ну, на всякий случай. Очевидно, не было указания экономить пули.

Я лежала огромной сломанной куклой в ящике дивана, пыталась ловить воздух, которого практически не было. Скрюченные ноги онемели. Рука моя была прижата к плечу Шай-Линьки, я пыталась погладить ее. Мне так хотелось дотянуться и до Матана, показать сыну, что я рядом, он не один, чтобы ему не было так смертельно страшно. В эти смертельно страшные минуты.

Почему, когда я услышала знакомый голос, я даже не удивилась? Это был Басим, садовник из нашей школы, самый приветливый садовник на свете. Завуч закрывала глаза, что Басим – из Газы, она была уверена, что делает доброе дело, «мицву», и давала ему работу через подрядчика. Ведь у Басима больная жена и четверо маленьких детей. А он действительно старался.

Однажды я попросила его убрать и наш палисадник. Рони в тот период пропадал на своей работе с утра до ночи, разрабатывался новый старта́п, и он был у его истоков. А у меня родился Матан. И мы ничего не успевали тогда.

Басим пришел в наш дом с рахат-лукумом и пирожными «кнаффе», чем покорил маленькую Шай-Ли. С тех пор мы нередко звали его на помощь по садовым делам. Басим сильно заикался, и его голос и его речь невозможно было спутать ни с кем другим. Он был один из тех, кто сейчас находился в комнате! Пришел нас убивать.

В эти минуты я ни о чем не думала. Ни о том, как удивительно, что именно вчера мы освободили диванный ящик от вещей. Если бы Рони не собрался в выходные уехать на рыбалку, то нет сомнения, зная себя, я бы отложила разбор вещей на последнюю минуту. Я не думала о том, что счастье мое в том, что мои дети уже подросли и умеют молчать. С грудными детьми у меня было бы гораздо меньше шансов спасти и спастись самой.

Если только этим бандитам не придет в голову приподнять диван.

Меня успокаивало то, что в комнате нет признаков нашего присутствия, я даже не успела занести баночки йогурта, уже было не до этого. Кроме того, вряд ли, бандиты эти раздумывают над тем, как поступают их потенциальные жертвы в кризисной ситуации. Им саму жертву подавай.

Я слышала, как хлопают двери шкафа. Кто-то что-то вынул из шкафа и хохотал. Они никуда не спешили… И это было ужасно.

Кто-то разлегся на диване и громко говорил по мобильнику. Громко и быстро, я не могла различить слова. Это был грузный тяжелый дядька, диван просел под его тяжестью.

И я чувствовала все его килограммы на своем теле.  С трудом сдерживала себя, чтобы не застонать, прикусила губы до крови, ощутила соленый вкус во рту. Сплюнуть все равно некуда, глотаю кровь со слюной.

Я понимала, как тяжело дышится Шай-Ли, у которой астма, как ей дышать сейчас… Я прижималась к ее плечику, и думала: какое счастье, что она выносливая девочка. Иначе нам в эти минуты пришел бы конец от любого стона, который раздался бы из глубины дивана.

Что-то я все же понимала на арабском. Короткие фразы, из которых складывался страшный пазл. Кто-то выругался, кто-то спросил о чем-то Басима. По всей вероятности, это он привел террористов в наш дом. Наверное, за свои заслуги хорошо заработал. Я слышала отдельные слова Басима, что-то о том, что я большая «кусит» и что девчонку мою здесь тоже можно было поиметь. А думала я о чем? Наверное, лишь о том, что, к счастью, Шай-Ли и Матан арабский не понимают.

Откуда-то, из далекого далека, прилетели рассказы бабушки… Как она в войну, маленькой девочкой, со своей мамой прятались в лесу, в вырытой яме. Дело было в Западной Украине. В соседних ямах прятались такие же несчастные, загнанные бедой люди, еврейские семьи. Практически всех их обнаружили и расстреляли. А бабушка с мамой чудом выжили. Наверное, чтобы родилась я, а потом наши дети… Они должны жить! Должны… Я думала о чуде. И молила о нем. Я, не умеющая молиться, обходящая синагоги за тысячи верст. Вдруг нашла в себе нужные слова…

Топот, смех, чужая речь, какие-то ругательства.

Потом все вдруг стихло.

Сколько продолжалась эта пытка, я не знаю, время потеряло свой счет и смысл. Мне казалось, что я была в забытьи, потом сознание возвращалось ко мне, но все мои воспоминания абсолютно обрывочны. Не знаю. Не помню. Или не хочу знать? Не хочу помнить? Чтобы не сойти с ума…

Наступила тишина. Та, которую называют мёртвой. И в ящике дивана – тишина. Словно мы уже в гробу. Дети не шевелились, и на мгновенье я решила, что они задохнулись. Сколько времени мы находились в этом склепе, я не знаю. Тогда думалось, вечность…

Я попробовала вновь пошевелить плечом и дотронуться до плеча Шай Ли, она не ответила. Я набралась сил и вновь потянулась к ней… И почувствовала слабое движение ее руки в ответ.

Но вдруг комната наполнилась живым шумом! Звук разбивающегося окна, и словно издалека – родной иврит, знакомый голос: «Здесь живет мой брат, его дети, спасите их!».

Кто-то вошел в комнату, я услышала возглас:

– Но здесь никого нет!

Мир, в котором появились краски, вновь потемнел!

Я представила, что сейчас все уйдут, не увидев нас. Мы останемся здесь одни, я и дети. А что будет дальше? Кто потом сюда придет?? И крик отчаянья сорвался с губ. Поднять крышку дивана у меня не было ни малейших сил. Но представляю, как это звучало, крик из недр дивана, из его внутренностей, как в фильмах ужасов. Но тогда ужасы были наяву, а мне было все – все равно.

И нас услышали! Кто-то приподнял крышку дивана. Меня резко ослепил свет. Надо мной стояли незнакомые бородатые парни с оружием. Один в военной форме, другой – в гражданской. Тогда я не могла представить, что форма ЦАХАЛа – не обязательно защита. Среди террористов было немало переодетых в израильскую форму.

Но это были наши резервисты.

Один держал открытой крышку дивана, второй поднял на руки Матана. Матан стонал. Затем вынул из ящика Шай-Ли. Та повисла на руках солдата, не шевелилась. Откуда я набралась сил, чтобы закричать: «Ингалятор, ей нужен ингалятор!».

Я не помнила, где он, я не в состоянии была соображать, но на все надо везение. Или невезение. У нас в тот день был свой Ангел-Хранитель.

Один из парней вытащил из кармана военных брюк ингалятор и опытным движением направил его на Шай-Ли. Он сам был астматик. И вдруг Шай-Ли закашлялась, она тяжело дышала. Но главное, моя девочка была жива!

Я смогла приподнять себя на четвереньки, но более не получалось сделать ни одного движения. Не могла. Онемевшие ноги не слушались. Представляю, как выглядела я в те минуты, в задранной футболке. Впрочем, мне тогда было абсолютно все равно, как я выгляжу. Мне было все равно все, кроме одного. Дети живы. Я тоже жива.

И я зарыдала. Я плакала из-за всего, что произошло с нами. Плакала навзрыд. Наверное, нужно было мне выплеснуть вместе со слезами свой страх, гнев, обиду и радость спасения.

Позже я увидела Ронит. Я еще не знала, как она осталась жива, как чудом спаслась с близнецами. Впрочем, ее чудом – стал ее муж, который прикрывал собой дверь, сколько мог. И этим дал Ронит возможность бежать через окно, выходившее в заброшенный сад.

Одного из малышей Ронит запихнула (мне не нравится слово «запихнула», когда касается маленького мальчика, но было именно так)  в рюкзак, с которым Йонатан собирался накануне ехать на рыбалку. Рюкзак она перебросила через окно во двор, благо, что под окном росла густая трава.

Посадив второго близнеца в слинг, освободив, таким образом, руки, выпрыгнув в окно и на ходу забросив рюкзак с годовалым Михаэлем за спину, она успела бежать из этого ада, пока Йонатан из последних сил держал ручку двери, за которой ломились в дверь трое арабов.

Дом Йонатана и Ронит на окраине кибуца, Ронит добежала до какой-то канавы за ветвистым кустарником. Дети орали. Счастье, что у нее еще было молоко, и она обоих своих мальчишек приложила к груди, орущие дети почувствовали мамино тепло и затихли. Много было в этот день везения. И невезения тоже.

О том, что Ронит осталась без мужа, она тогда еще не знала. Йонатан оказался неудобным заложником. Они попросту не справились с ним, живым. Изувеченное тело Йонатана нашли гораздо позже, уже за кибуцем, по направлению к Газе.

А мой Рони вернулся…

Как он гнал машину, объезжал блокпосты, как чудом не погиб при обстреле трассы, и все же доехал до нашего кибуца, обо всем этом он рассказывал очень коротко и неохотно.

Я просто помню его глаза, в тот момент, когда он обнаружил, что мы живы… Рони смотрел, словно пытался нас прочитать. И запомнить на всю оставшуюся жизнь. Эти мгновенья страха, горя, боли. И счастья. Мы все вместе. Я-Он-Наши дети.

Кто же был этот Ангел Хранитель, подсказавший мне одно слово – диван!? Я никогда не верила в потусторонние миры, не интересовалась мистикой. Но кто-то очень хотел, чтобы мы выжили в этой бойне. И чтобы жили. И опять вспомнилась бабушка Шейна, первую букву имени которой носит моя дочь в память о ней, спасшейся тоже чудом в лесах Ивано-Франковска

Мы живы. Нас спас наш старый диван, давно осточертевший мне. Настолько осточертевший, что я, наконец, решила купить новую спальню, кровать на высоких ножках, под которой легко и удобно убирать. Если бы такая кровать стояла уже вчера, нам бы не жить сегодня. Я понимаю это хорошо.

Вот и вся наша история. Впрочем, не вся…

Мы так и не успели отдать игрушки соседке для ее малыша. Да и соседки нашей больше нет…

Но через полтора месяца я узнала, что жду ребенка. Ориентировочная дата беременности – 6 октября. Та ночь, перед отъездом Рони на рыбалку. Уже знаем, что это сын. Уже знаем, что назовем его Йонатаном.

А диван я не выбросила. Наш дом – один из немногих несгоревших домов, переживших террористическую атаку на кибуц, в нем прострелены все двери, разбиты окна, но целы стены… И мы когда-нибудь вернемся туда.

Я верю в это. И достроим еще одну комнату.

Она будет точно нужна теперь.

Для будущего малыша. И для того, чтобы быть уверенными: это наш дом, и такая беда в нем больше не повторится. Уверена ли я в том, что говорю?

Не знаю.

Но хочу в это верить. А еще хочу жить и радоваться каждому дню нашей общей жизни.

Мы пока не вернулись домой. Переехали к моим родителям в Ариэль, и пока всей семьей находимся здесь. В чудесном городке, где когда-то росла я, когда приехала девочкой в Израиль. В тесноте, как любит говорить моя мама, да не в обиде. Здесь я жду рождения нашего малыша. Дети помогают мне, Шай-Ли заботится о Матанчике. И я могу сказать: я счастлива… несмотря на страх того черного дня.

Да, а диван все еще стоит в нашей спальной комнате. Когда мы вернемся домой, а я знаю, что вернемся, диван я не выброшу. И никому не отдам. Как я теперь могу?! Я когда-нибудь все же получу нашу новую мебель… высокие ножки, элегантный дизайн. Но и этому старому дивану найдется место в нашем доме.

Много позже я обнаружила в переписке на вотсаппе последнее письмо Йонатана. В начале атаки, до того, как ворвались в его дом террористы, до того, как он чудом успел спасти жену и детей, он думал о том, чем помочь мне. Что подсказать:

– У Рони есть пистолет, – проговорил мне он в самые жуткие минуты, – ты ведь знаешь, где он. Вспомни, как ты стреляла в тире! Ты сумеешь! Ты сможешь!

Конечно же, я не вспомнила о пистолете в тот момент!

Наверное, к счастью.

И ещё… много позже я подумала, что должна благодарить судьбу, а может быть, Йонатана, за  рыбалку, на которую он пригласил Рони.