• ЛИ-2024-№41

…А Каббала творенья таинства и строй

 нащупала, раскрыла.

Структуру мирозданья описала Древом

 Жизни и Длань Творца ведёт садовника

 Корням отрыть живительный исток.

От мистицизма цифровых коллизий 

Бытийный путь сфирот прокладывает каждый

собой и для себя, неся уроки эти 

в генетическом таланте откровений, прорицаний … 

 

СНЫ МАЛЬЧИКА

 

Я давно уже прошла половину отпущенного мне пути , кото-рый, как у всех, пролегал, в основном, по чистилищу; иногда за-стревал, казалось, навечно – в ущельях дантовского ада, и редко – хотелось бы чаще – возносился до первых четырех кругов рая . Первый раз я пыталась читать «Божественную комедию» лет в тринадцать, и не найдя ничего смешного, как это ожидалось от названия, не прошла и десяти страниц. Но, как-то, помимо себя, запомнила несколько первых строф. 

И только «пройдя половину жизненного пути», я продвинулась в чтении «Божественной комедии». Поэма стала жить в моем мозгу совершенно самостоятельно, соединившись с Торой, Каб-балой, другими художественными, а иногда и научными произве-дениями, с которыми мне посчастливилось познакомиться. Эта «сеть» хранила и рассовывала по «ячейкам» все события прой-денной жизни, объясняла любые сегодняшние и прогнозировала предстоящие. Я увлеклась восстановлением истории своей се-мьи, прослеживая ее корни все дальше и дальше, уходя в ретро-спективу многотысячелетней давности. «Сеть» кормилась и этим. Прогнозы сбывались и не могли быть объясняны только подсо-знательным программированием себя на определенные дей-ствия и оценки: они касались и людей, на чье поведение я не имела возможности влиять. В «пророчествах» нет ничего мисти-ческого, просто мы имеем огромную базу знаний для прогноза. 

 То, что я пишу далее, это не попытка эстетического мудрство-вания, а диалог собой и с теми, кого мне посчастливится увлечь своим рассказом, о том, что в нашей жизни есть наследуемая ос-нова, структура, логика, и мы способны развиваться, поднимаясь выше и выше. Эпиграф объясняет это лучше и полнее. 

*  *  *

Жил-был мальчик по имени Зеев, ему было 5 или 6 лет, когда ему приснился первый сон, который он запомнил. 

 

Сон первый. Золотой дом. Красота.

В том сне было голубое небо и желтый песок, и всегда лето. А наяву, вокруг мальчика, сколько он помнил, была пыль, которая делала бесцветными даже большие деревья во дворе: серые до-ма, серые дороги, люди, одетые в серую одежду. Шел второй год войны, люди перестали смеяться и до обмороков боялись почта-льонов, которые могли принести треугольный конверт со смер-тью.

Во сне на вершине холма стоял огромный золотящийся на солнце дом, огороженный каменным забором, как броней. Двор дома был разделен на несколько частей, в каждой происходили непонятные вещи: по внутренней стороне забора текла вода, и каждый, кто попадал внутрь, проходил через струящиеся, пере-ливающиеся на солнце водопады и на мгновение становился зыбким, почти прозрачным. Воздух дрожал от жары. 

Люди приносили в дом хлеба и приводили красивых животных. Другие – в белых одеждах – встречали пришедших, принимали и рассматривали животных и поднимали над собой, показывая небу. Но затем ловко вспарывали им шеи, сливая кровь в стоя-щие рядом чаши. Чаши часто меняли, но не всегда достаточно быстро, и кровь проливалась в землю. Разрезанные куски живот-ных тоже поднимали на вытянутых руках к небу. Потом часть мя-са готовили на огромном костре, часть – куда-то уносили. Пахло жареным, это был вкусный запах, но его забивал гораздо более явственный запах крови. Люди что-то пели. Мальчик не понимал слов, но, казалось, в них была и мольба, и благодарность, и надежда, и страх.  Все, что он видел, было странно, но не страш-но, пугало только молчание животных, которых вели убивать.

В глубину дома могли заходить только несколько человек, еще дальше – только один, а с ним – входил и мальчик. Посередине самой дальней комнаты стоял ящик из золота, и на его крышке были изображены золотые ангелы.

Человек, с которым мальчик приходил в глубь дома, дотраги-вался до крышки ящика, становился на колени и долго пел, ино-гда бормоча и проглатывая слова, иногда четко и громко. Но ни-когда не открывал ящик. А мальчику было очень интересно, что там, и однажды он чуть отодвинул тяжелую крышку. Заглянув внутрь, он увидел каменные плиты с незнакомыми буквами. Зеев дотронулся до них, и ему стало очень спокойно, хотя накануне он дрался во дворе, а потом получил взбучку от отца и бабушки.  

Помещение осветилось.

Зеев проснулся от этого света. Оказалось, что это старшая сестра включила свет, потому что услышала, как он стал говорить на каком-то непонятном языке.

 

Тиф. Сон второй. Строгость и Милосердие.

А через какое-то время, все еще была война, но Зеев уже учился в школе, он заболел тифом. Потом ему рассказали, что он был месяц в забытье. Но он помнил этот месяц по-другому, как перемещался из сна в сон. Один другого страннее.

Как-то раз ему приснились двое: трехтысячелетний Старик и еще один. Этот Второй был зыбок, как струи воды в золотом до-ме из первого сна. В этом Втором было много людей, Зеев не мог понять – сколько, потому что чем дольше он всматривался, тем больше их становилось видно. Люди не были грустными, мрачными и одетыми в серое, как все вокруг Зеева, а улыбаю-щимися и счастливыми, как будто омытыми живой водой из ска-зок. Двое собеседников стояли на вершине горы и смотрели вниз. Мальчик проследил их взгляд и увидел себя самого, за-стывшего на влажных скомканных простынях, и бабушку на кухне, которая гладила чистый пододеяльник, расстеленный на сто-ле, увидел двор их дома и улицу с запорошенными пылью дере-вьями, заросшие, а потом высушенные поля за городом, танки, дым, людей, стрелявших из винтовок. Зеев чувствовал запах рас-каленного утюга, нагретого на плите, горящего мяса, крови, как в том же доме из первого сна, но над всем этим не было золотого солнца, его вообще не было видно на сером низком небе, кото-рый застилали клубы дыма.

Старик стал медленно спускаться с горы, подошел к его крова-ти, посмотрел ему, спящему, в лицо и пошел бродить по дому. Он трогал вещи – книги, вышитые салфетки, долго их атривал, и, в конце, попробовал бабушкины пирожки. Это не было страшно, мальчик даже подумал, был бы старик моложе, мог бы стать его дедушкой. Зеев пообещал себе пересчитать пирожки на следу-ющее утро, чтобы понять, правда ли приходил к нему этот стран-ный Старик или нет.  Но он болел, и сны переходили один в дру-гой, а потом он забыл.

 

Дедушка и правда. Не сон. Основа.

Зеев не помнил своего дедушку, тот умер в тридцать седьмом, в год его рождения. Бабушка рассказывала, что дед написал книж-ку – правду о каких-то очень плохих событиях, случившихся в их городе «в семнадцатом». Зеев не понимал, что такое «в семна-дцатом», – бабушка никогда не объясняла, но требовала, чтобы он слушал, однако никому не передавал ее слова. Она говорила, что «тогда, в семнадцатом, эти идиоты – умники, как твой дед, выпустили стаю зверья из клеток, чтобы дать им свободу - чтобы сделать их счастливыми, а тогда и добрыми, умными. А звери из клеток хотели одного – пожрать и уничтожить все, чего они не видели в клетках, пока можно». 

Зеев ничего не понимал, но представлял огромных, черных, страшных чудовищ, почему-то обвешанных железом. И очень удивлялся, когда бабушка кивала на кого-то из соседей. Они были обычными, разве что более крикливыми, размахивающими рука-ми, часто дерущимися. 

Они могли спать под скамейками, хотя у них были квартиры, тогда они были тихими, если не храпели. Многие из них ходили в пахнущих свиной кожей куртках и блестящих сапогах и в смеш-ных пузатых штанах, за поясом которых торчали пистолеты. Зеев видел, как двое таких вытащили худого старика-соседа из дома. Он пытался сопротивляться, тогда один из них, ударил старика кулаком, и тот перестал двигаться. Зеев больше никогда не встречал этого соседа.

Зеев очень хорошо понимал, как бывает страшно сказать прав-ду. Как-то раз его друзья, играя, подожгли тополиный пух, и огонь дошел до сложенных в соседском дворе заготовленных на зиму, бревен. Поленница начала тлеть. Мог загореться дом. Увидев это, ребята разбежались. Уже позже кто-то вызвал пожарных, и костер потушили. Милиционеры ходили по домам и спрашивали, кто поджег поленницу. Зеев в тот день был наказан и сидел дома, но наблюдал за тем, что происходит на улице, и знал правду. Но, когда к его семье пришел милиционер с вопросами, не смог ска-зать ни слова о том, что случилось с поленницей, – у него не осталось бы друзей. Хотя жалел семью, у которой сгорел запас дров, а мог бы загореться и сам дом. Зеев думал, что с дедушкой случилось то же самое, но он не испугался сказать правду. Зеев хотел бы поговорить с дедушкой о поленьях и о том, как надо было поступить. Он уже умел читать и искал дедушкину книжку, но не смог найти.

Бабушка часто вспоминала про дедушку – когда пекла пирож-ки, особенно с картошкой, дедушкины любимые, или, когда до-ставала чашку из буфета. Она описывала маленькую лавку, где дедушка купил чашку, и, принеся домой, спрятал, и как она – ба-бушка – обнаружила чашку, и как обрадовалась и смеялась. 

 

Давид. Сон третий. Слава. Победа. Царство.

После прогулки по дому и ужина, Старик, которого Второй называл «Царь Давид», спросил Второго: «Почему мои потомки так несчастны?». Зеева совсем не удивляли эти двое и то, что «царь», гуляя по их дому, назвал его семью «потомками». Но он не понимал, почему Старик считает их несчастными: «Живём как все, да еще у нас такие вкусные пирожки». 

 Старик вдруг сел на кровать рядом с мальчиком. И тот расхрабрился и спросил Старика, почему он – царь, и как можно стать царем. Его трехтыся-челетний собеседник рассмеялся так, что рассыпался на множество призра-ков самого себя в виде младенцев, детей, юношей, мужчин и стариков. А когда собрался воедино, ответил: 

«Я никогда не думал, что стану царем. Когда-то, когда мне бы-ло 16 лет, я пас овец отца на высоком холме, и один раз, забрав-шись на самую вершину, посмотрел вниз, в долину, и увидел там два войска. 

Из одного вышел огромный человек – на две головы выше других, в кожаной броне с металлическим вставками, вооружен-ный тяжелой дубиной с шипами, к бедру был крепко привязан кожаный пояс с кинжалами. 

Он стоял такой уверенный, наглый. Свысока, посмеиваясь, смотрел на второе войско, крича, что нет никого, кто может с ним сразиться. Из второго войска вышел человек. Он был красив и высок, но выглядел ребёнком по сравнению с великаном. Но медленно, как на казнь, шел к нему.  Я очень захотел помочь этому красивому человеку, а это был наш царь Саул. Пото-му, что тот был один перед великаном и перед всеми. Солнце попало мне в лицо, и я закрыл глаза, а когда открыл, понял, как я могу ему помочь, взял пращу, которую носил, чтобы защищать своих овец от волков и медведей, и камень, и бросил его в великана. Великан упал. Его войско разбежалось. А красивый человек закричал: «Куда ты лезешь? Я – царь Саул, это моё дело. Твоё дело – овцы и лира», и кинул в меня копьем. Я спрятался за большое дерево, копье пролетело мимо и крепко воткнулось в дерево. Я понял, что унизил его своей помощью. И мне стало стыдно, что я поспешил, и крикнул невпопад: “Я люблю тебя, царь!”. Потом, с неожиданной для себя легко-стью, вынул из дерева копье и хотел спуститься с холма и вернуть его. Но вдруг откуда-то появился старик и сказал мне: “Ну вот, мальчик, дело сдела-но, ты с копьем Саула теперь царь. Уходи пока, придет твое время”. Я не знал, что делать дальше, и хотел все же отдать копье царю, но увидел, что ко мне бежало много солдат из войска царя. Я подумал, что они хотят меня убить за мою дерзость, и сел, погладил собаку в последний раз, и хотел ее прогнать, чтобы она тоже не погибла. Но она не ушла, а села рядом. Тогда я взял лиру и стал играть. Но прибежавшие солдаты сказали, что теперь я их командир, потому что убил великана – Голиафа». 

Мальчик удивился, как просто стать царем, и почему раньше никто не убил этого Голиафа, если это было так важно. Зееву по-нравилось, что Давид «захотел помочь Саулу, понял, как, и сде-лал», и решил: «Я тоже буду так! Только как солнце помогло Да-виду понять». 

 

Давид. Продолжение сна. Милость или наказание.

Он снова услышал голос Старика, который рассказывал уже другую историю. История стала живой, живее, чем кино. Зеев ви-дел жаркий песчаный город, расположенный между холмов, в котором был праздник, и множество людей шло на вершину од-ного из них. Во главе, очень медленно и аккуратно выбирая ме-сто, куда поставить ноги, двигались четыре старца. Они вели на поводу двух белоснежных, без единого пятнышка, волов, везу-щих повозку из светлого дерева. Внутри повозки были установле-ны два свежесрезанных бревна, на которых был повешен золотой ларец с ангелами на крышке. Рядом с повозкой шли почтенные люди в белых с золотом одеждах. Вокруг них танцевали, трубили в шофар, пели люди из окрестных домов. Среди толпы выделял-ся рыжеволосый мужчина с яркими голубыми глазами, он был одет в простую белую накидку, намокшую от пота и прилипаю-щую к спине, вокруг головы был намотан скрученный платок, по-хожий на венок, ноги были покрыты пылью и кровоточили. 

Мужчина танцевал – кружился, высоко вскидывал ноги, напря-гая тело, как кошка перед прыжком, а потом резким движением раскрывался, как пружина, иногда застывал и смотрел на небо, не обращая внимания на распахнувшееся одеяние. Казалось, что он ждет чего-то неминуемого – то ли счастья, то ли смерти. Зеев вдруг оказался как бы внутри мужчины и почувствовал странную силу, ликование, и мольбу, и благодарность, и надежду, и жуткий страх быть недостойным, и желание выдержать и дойти, допля-сать, донести этот ларец до какой-то цели, которую сам же и за-думал. Толпа приветствовала мужчину громкими криками радости и почитания, не обращая внимание или не видя его боли и пере-живаний. Зеев вспомнил, как смеялся Старик, и узнал в танцую-щем мужчине одно из «призраков» - образов Царя Давида. И еще Зеев узнал ларец – он видел его в первом сне – в нем лежали каменные плиты, которые он трогал. Плиты были теплые, и при-косновение к ним приносило покой. Зеев сначала не понимал, почему этот взрослый так ликовал и так боялся какого-то ящика. Потом Зеев вспомнил, что был момент, когда чувствовал то же, что и царь Давид.

 Он с друзьями нашёл сброшенную фашистскими самолетами зажигательную бомбу, которая по случайности не взорвалась. Она упала перед детским садом. Было очень важно убрать ее в пустынное место. Он и его друзья были из старшей группы дет-ского сада и, конечно, решили, что это их задача. Бомба была не тяжелая, но они были маленькими, и было решено, что каждый будет нести ее, пока не устанет, по жребию. Идти с ней было очень неудобно – бомба была длинная и мешалась под ногами. Дети сильно волновались, дрожали ноги, бомба выпадала из пот-ных рук, да они и сами падали от усталости. Но каждого перепол-няли гордость, сила и понимание, что он делает что-то очень важное, и дикий страх, от которого отвлекала только тяжесть но-ши. Им повезло, бомба не взорвалась, они донесли ее до боль-шого пустыря. Зеев нес бомбу свой участок дороги и не уронил, он повторял слова Давида: «Я захотел и смог это сделать», и по-чувствовал тепло и такую силу, что во сне схватил ближайший к нему во сне предмет, а им оказался шарф, и побежал вперед, за холм, крича от избытка чувств, и шарф извивался змеей.

 

Сон четвертый. Начало суда.

Мальчик ушел из этого сна и сразу попал в другой. На пригорке опять сидели и разговаривали эти двое: трехтысячелетний Ста-рик и еще Один, наполненный миллионами лиц. Мальчик вдруг увидел их разговор в картинах. Где-то очень далеко, за искажен-ным вогнутым горизонтом, шла огромная, не имеющая конца толпа, бредущая по пескам навстречу закату. Люди спотыкались, падали и умирали, а еще живые останавливались на мгновение и сразу шли дальше. Из нескончаемых песков вылезали огромные, черные, страшные, покрытые жесткой кожей и железом чудови-ща… 

Они пожирали людей, но оставшиеся продолжали идти к зака-ту. И пески сменились степью, степь – лесами. Сильно поредев-шая группа песчаных людей пришла в дикое лесное место, ру-чейками расползлась между деревьев и затихла между ними. Мальчик чувствовал покой этого места, ему там понравилось. А пришедшим сюда вначале все казалось странным, но потом они привыкли. Собирались вместе, пели, читали книгу, учили детей, танцевали. 

     Потом опять приходили чёрные, покрытые железом чудовища и убивали песчаных пришельцев, и так много раз, пока не нача-лась теперешняя война. Зеев увидел, что души убитых выстраи-вались в длинную вереницу и брели по той же дороге, по которой пришли сюда, обратно в пески, на восток, и замирали где-то за горизонтом. Старик, а за ним и Зеев, с ужасом смотрели на бесконечную очередь мертвецов. Зеев закричал и проснулся. К нему тут же подошла бабушка, обняла его и поцеловала. Потом протерла ему лоб, плечи, руки влажной тряпочкой. И стала кор-мить с ложечки бульоном. Зеев немного поел, хотел сказать что-то, но вместо этого махнул рукой и снова погрузился в сон. 

 

Сны о яви. Знание. Понимание. Мудрость.

К Зееву больше не приходил ни царь Давид, ни Второй. Он выздоравливал, и сны становились обычными. Например, ему снился юноша-старшеклассник, чем-то похожий на царя Давида. Он, как-то встретив в глухом переулке свору гопников, отбился от нее с помощью мгновенно созданной пращи из носка и засунуто-го в него кирпича. Зеев почувствовал, что юноша удивлен своим поступком и результатом, как и Давид, когда решил помочь Сау-лу. Зееву снилось, как юноша долго ходил вокруг дома, не заме-чая, что весь в царапинах, ссадинах и в крови. А когда все же ока-зался дома, не стал обрабатывать раны, а достал какую-то книгу и сел читать. 

Потом Зеев видел во сне кого-то похожего на этого юношу, только намного старше. У него была интересная жизнь, яркая, смешливая кареглазая девушка, друзья. Они собирались компа-ниями, пели, танцевали, читали стихи. Мужчина много ездил по местам, которые Зеев и представить не мог, а сейчас видел во сне – высоченные горы, заросшие лесами, с озерами или бегу-щими по склонам быстрыми реками. Зеев наблюдал, что мужчи-на, как волшебник, вызывал из земли огонь, сдвигал горы, и тогда реки меняли русла и становились сильнее и быстрее. Зеев как-то понял, что их сила помогает зажигать свет, ездить трамваям и по-ездам, нагревать дома. Между поездками, как и отец Зеева, муж-чина писал какие-то сложные формулы, у него были целые книги с такими расчетами. Мужчина тоже видел сны – видения, но для этого не надо было спать, только закрыть глаза и остаться одно-му. Тогда он мог все - приходили решения задач и силы. Зеев увидел во сне, что у мужчины родилась дочь. У дочери – тоже дочь. Зеев догадывался, что видел свое будущее, но не мог его приблизить к сегодняшнему дню, чтобы проверить, так ли это. Будущее и нравилось, и не нравилось Зееву. 

Нравилось тем, что он сможет сделать все, что задумает, как Давид, победивший Голиафа. Будет видеть многое, чему удив-ляться и хотеть получать. Но он будет ограничивать себя в жела-ниях, не считая достойным мочь слишком многое. И не будет по-коя, как когда бабушка гладила по голове или он дотронулся до плит в золотом доме. 

 

Сон пятый. Корона.

Как-то раз случилось что-то нехорошее. Зеев с трудом заснул, тяжелый день крутился и не давал покоя. Но в какой-то момент он увидел себя в пустыне, в том же сне, где люди и души беско-нечно пересекали ее в разных направлениях. В этом сне людям было весело. Они смеялись, танцевали, пели песни, но и что-то активно делали: строили дома, вспахивали землю, проводили ка-налы, по которым текла вода. Вокруг стали цвести сады, полные фруктов, появлялись озера, в которых плескалась рыба. По зеле-ным полям бродили толстые довольные коровы. Зеев дотронул-ся до одной – она была настоящая, теплая, с упругим коричне-вым боком. 

Но вдруг откуда-то сбоку от группы танцующих и веселящихся людей стали вылезать огромные, черные, страшные, замотанные в тряпье, но обвешанные железом – ножами, оружием – суще-ства. Рты на их перекошенных мордах издавали страшные, нече-ловеческие звуки, гогот, рычание. За мгновение на земле оста-лись только разорванные тела и кровь только что живых и счаст-ливых. А чудовища побежали дальше, врезаясь в светлые дома, убивая все на своем пути – людей, животных, хватая и вырывая головы и перья у разлетающихся от них птиц. Зеев даже не успел испугаться, просто побежал к этому страшному побоищу, потому что не мог стоять и ничего не делать. Он поднял с земли камень. Рядом бежал Давид, он молодел с каждым шагом, и когда настиг нападавших, стал шестнадцатилетним юношей, в руке появилось огромное копье. Давид кинул его в самую гущу бренчавших ору-жием существ. Оно пригвоздило к земле сразу несколько чудо-вищ. Но остальные обернулись и ринулись на обезоруженного Давида. Зеев сорвал с шеи шарф и вложил его в руку молодого царя, вместе с подобранным камнем. А сам побежал к копью че-рез толпы бегущих к Давиду чудовищ. Он был меньше копья раза в два, но легко выдернул его из сгустка черных тел и понесся об-ратно. Но не добежал, а остановился в изумлении. За спиной у царя стоял Второй. Только он больше не был зыбок, он был тверд, как скала, и красен, как раскаленное солнце, и из него вы-ходили люди, десятки, тысячи. Заворочались пески, обнажая по-чти истлевшие кости, они собирались в скелеты, обрастали тела-ми и сражались с чудовищами, защищая мальчика, размахиваю-щего пращой Давида, людей, оборонявших свои дома. Толпа чёрных, бряцающих оружием существ развернулась и побежала прочь. Образовавшееся войско теснило чёрных чудовищ в море, которое вдруг покрылось радужной пылающей пленкой. Чудови-ща дергались в огне, а их останки смывали высокие волны вне-запно начавшегося прилива.