• 2022-4(38)

Был ли он бомжом? Регистрация в паспорте была, но вот уже семь лет он жил на чужой летней даче без удобств, воды и газа. Николай не хотел вспоминать обстоятельства, которые привели к этому. Жена умерла почти два года назад, и он потерял последний стимул к жизни. Небольшой огородик, которые они с женой обрабатывали постепенно зачах, территория заросла высоким бурьяном. Банки с припасами закончились, как и дрова, которые они обычно к зиме заготавливали. Наступил ноябрь. В нетопленном домике пахло сыростью и мышами. Даже одноглазый кот Мурчик ушёл от него жить к соседке.

Умывшись холодной водой из рукомойника, Николай налил себе чая из трав, которые запасла его жена, так как заварка давно закончилась, взглянув в зеркало, провел руками по отросшей почти седой бороде и тяжело вздохнул. Он сегодня решил выйти в центр посёлка, как здесь говорили «на гору». Нужно было получить свою небольшую пенсию и купить немного продуктов.

Дорогая была неблизкой, он жил на самом краю посёлка у реки, на улице с тремя жилыми домами, между которыми медленно разрушались нежилые постройки. По пустынной трассе только изредка проносились машины, По обеим сторонам дороги тянулись холмы, заросшие лесом и кустарником. На деревьях листьев почти не было и только старые деревья, сплошь покрытые кустами омелы, казались по-летнему зелёными. Серое небо изредка брызгало мелким противным дождём. Николай поеживался в своей легкой старой куртке, втягивая голову в плечи, длинные седые волосы трепал холодный ветер.

 Получив в банкомате пенсию, Николай купил хлеба, овсяных хлопьев, сосисок и ещё кое— что по мелочам. Курить он бросил и в одиночку никогда не пил, хотя раньше любил хорошее сухое вино или коньяк. «Ну. что ж, хоть сэкономлю на этом»— с грустью подумал он. На улице людей почти не было. Николай посмотрел на вывеску «Секон хенд» и машинально вошел в магазин. Продавец ласково улыбнулась ему— «Чем могу помочь? Вам, вероятно, куртка нужна? Ваша уже совсем износилась и легкая, не по сезону. У нас очень большой выбор,» Николай кивнул. Продавщица быстро принесла ему несколько курток— «Вот ваш размер, померьте, возможно, что-то подойдет?» Николай посмотрел на куртки, они все были почти новые. Одна из них ему сразу понравилась.

Много лет назад он плавал на научных судах за границу, тогда в совке выдавали после рейса бонны, за которые в закрытых для обычных людей магазинах продавали дефицит. Эта куртка была безвременной «фирмой». Сшитая из натуральной ткани с легкой тёплой подкладкой и массой карманов. Николай примерил её — она была в самый раз. «Замечательная куртка! Вы сделали прекрасный выбор! Она вас так молодит и совсем недорого стоит!» — радостно сказала продавщица. Николай раньше ничего не покупал в секонд хенде, запах вещей отталкивал его, но на этот раз он молча заплатил деньги и взял пакет с покупкой.

Дома он достал куртку и с удивлением обнаружил, что она ничем не пахнет. Слабый запах новой ткани и меха исходил от неё. Потом он надел куртку и осмотрел все карманы, которых было много. Во внутреннем карманчике он нащупал какой-то предмет. Когда он его вытащил то решил, что это зажигалка. Она была серебристого цвета, гладкая с закруглёнными краями и четырьмя продолговатыми выемками на боку. Предмет очень удобно помещался в руке и его поверхность ласково касалась руки -просто не хотелось расставаться с ним.

Николай снял куртку и сел в старое кресло, рассматривая зажигалку. Он машинально крутил её в руке и вспоминал как ходил в первый рейс на научном судне. Воспоминания были очень яркими. Он вдруг увидел себя на корме корабля, соленые брызги освежали лицо, чайки выхватывали из воды куска сухарей, которые он бросал в волны. Они недавно отошли от берега и направлялись в открытое море. Николай зябко поёжился, — «Нужно затопить печку». Он вновь оказался в неприбранной комнате домика, но на его лице не просохли морские брызги и воспоминания были такими яркими, как будто всё происходило наяву…

Николай положил зажигалку на столик, принёс дров и растопил печь. Потом, сварил себе сосиски и поужинал. Он никак не мог справится с ощущением, что воспоминания перенесли его в реальный мир, настолько всё было настоящим. Он вновь вспоминал, брызги и орущих чаек, и вкус соли на губах.

Утром, он проснулся, включил электрический чайник, умылся ледяной водой. В зеркале, когда чистил зубы, как всегда увидел, свой передний зуб с отколотым уголком. Он вспомнил, что как-то стоматолог, сказала ему, когда он пришёл удалять коренной зуб, что у него очень хорошие крепкие зубы и что не стоит удалять зуб, если он заболел — нужно его лечить, но он всё-таки настоял на своём, так как очень боялся бормашины.

Николай вновь сел в кресло, взял зажигалку в руку и стал вспоминать о том, как он отколол в молодости кусочек переднего зуба. Они тогда готовились к соревнованиям по тяжёлой атлетике. Николай учился в девятом классе и был прекрасным спортсменом. Поджарый атлетически сложенный, он перепробовал почти все виды спорта. Учитель физкультуры в районном городке возлагал на него большие надежды.

Николай поднял штангу с очередным весом. В небольшом школьном спортзале все ученики с восторгом уставились на него. Учитель физкультуры затаил дыхание. Николай почувствовал, как напряглись все его мышцы, как спазмы свели мускулы живота и заболели голени и предплечья от напряжения. Капельки пота выступили на верхней губе. Он взял вес! Открылась дверь и на пороге появилась девушка, девушка, в которую он был влюблён, первой юношеской любовью. Она была недоступна для него, она была старше его на пять лет, и она смотрела прямо на него. Улыбка растянула рот, руки ослабли, и штанга рухнула на пол, задев губы и отколов кусочек зуба. Улыбка сошла с его лица, он выплюнул на ладонь осколок и вытер кулаком кровь с губы…

Николай вновь был в своей комнате. Произошедшее было таким явным и вот в руке зажигалка, осколок зуба и кровь. Он снова посмотрел на ладонь. Зажигалка была чистой, осколок исчез.

С этих пор он проживал свою жизнь заново. Николай не выпускал зажигалку из своей руки. Он потерял счёт дням и ночам, забывал есть. Его домик совсем заледенел, наступил январь. Очень редко Николай как бы просыпался и готовил себе еду и протапливал печь остатками дров. Прошлое было подвластно зажигалке, и Николай подумал о будущем, -«Что ждёт его впереди?» Дальнейшая жизнь представлялась ему невозможной и никчемной. Он сидел в кресле и думал, что всё кончено — нет жены, нет друзей, даже интернет отключили за неуплату. Он представил свою одинокую смерть очень ясно. Зажигалка была в его руке.

В пустом зале крематория двое работников были готовы опустить дешёвый деревянный гроб в печь. Николай ощутил, что он лежит в тесном ящике из нетёсаных досок, но страха он не почувствовал, огонь печи обжёг его и он потерял сознание.

 Соседка зашла в дом Николая, еле пробравшись через заносы снега. В окне горел свет. Дверь была не заперта. Худой, мужчина с длинными седыми волосами и бородой сидел в кресле. Рука была плотно сжата в кулак. Когда его хоронили, кулак так и не смогли разжать.

 

 

Буран

 

Четырёхлетнюю Светочку Белову папа привёл в садик, старое японское здание, которое скоро должны были снести. В сахалинском районном городке Макарове уже почти достраивали новое двухэтажное здание для детей.

Светочка капризничала и не хотела отпускать его руку, второй день папа оставлял её с незнакомыми детьми и тётями. Папа протянул ей конфетку и пообещал, что скоро заберёт домой.

После обеда вывели младшую и среднюю группы на прогулку. Во дворе было много снега, легкий ветерок крутил мелкие снежинки. Дети с радостью стали лепить снеговика, кататься с ледяной горки и кидаться снежками. Светочка в своей красивой коричневой шубке с белыми оленями по подолу, одиноко стояла в стороне. Она смотрела на дорогу за калиткой и ждала отца.

Метель началась неожиданно. Снег повалил густыми хлопьями. Воспитатели засуетились, собирая детей. Светочка подошла к калитке и вышла на дорогу. Её никто не остановил. Света решила уйти домой, она скучала по маме, а папа всё не приходил. Сильный ветер со стеной плотного снега подхватил девочку и закружил. Через некоторое время ветер утих, оставив её в сугробе.

Азуми, когда закончилась метель пошла за хворостом в ближний лесок. Проваливаясь по колено в снег, женщина обламывала ветки кустарников. Набрав приличную вязанку, она перекинула её на спину и по своим следам пошла назад к дому. Громкий плач остановил её. В сугробе сидела маленькая девочка. Её шубка была вся засыпана снегом.

Светочка увидела над собой незнакомое лицо и заплакала ещё громче. Тетенька что-то ей ласково говорила, но Света ничего не понимала. «Хочу домой, хочу к маме и папе!» — кричала она. Тётя взяла её за руку и потянула за собой. Они подошли к садику, из которого ушла Светочка. Там было всё по-другому, куда-то делись дети и воспитатели. В доме на полу лежали толстые половики, из соседней комнаты выглядывали два мальчика с блестящими черными волосами на одинаковых круглых головках. Вышел высокий худой мужчина. Женщина и мужчина о чём-то громко говорили между собой. Света поняла, что говорят о ней и настороженно замолчала.

Первое время Света много плакала, вспоминая родителей. Однажды, она за руку потянула Азуми по направлению к дому, где она раньше жила. Свете казалось, что она помнит дорогу, но в доме, к которому Света привела, жили незнакомые люди, такие же темноволосые, как семья Азуми.

Потом она привыкла к своему новому имени Юкико, подружилась с Шиниги и Джиро, детьми Азуми и Акайо стала называть взрослых ока-сан и ото-сан. Постепенно научилась немного говорить на их языке.

Через два года она стала ходить в японскую школу вместе с Шиниги и Джиро. Язык, на котором она говорила в детстве, почти забыла.

Когда ей исполнилось девять лет на острове Карафуто началась война. Все мужчины Сиритору ушли воевать, Акайо тоже ушёл. Школа закрылась. Рис в семье почти закончился. Братья ходили на берег моря и собирали комбу и моллюсков. Азуми готовила из них обед.

После окончания войны, вернулся Акайо и приказал семье собираться в Нихон. Азуми переживала, что Юкио могут забрать русские. Она коротко подстригла ей волосы и выкрасила в чёрный цвет. Акайо где-то достал детские очки с круглой оправой и тёмными стёклами. Юкико видела такие у мальчика в школе, у которого болели глаза. Взяли всё самое необходимое-одежду, немного посуды и еды. Все остальные вещи остались в доме.

В порту Маока семья несколько дней жила в лагере для переселенцев. Родители сказали Юкио, чтобы она не подходила близко к русским, но она слышала русскую речь и многие слова понимала. Потом пришёл корабль и увёз их Нихон.

 

***

Юкио Араи — известный в Японии переводчик со славянских языков в прошлом году отметила свое 55-летие. Вот уже несколько дней она сидела за компьютером и собирала информацию о сахалинском писателе Николае Белове и его книге «Буран», в которой он рассказывал об истории южного Сахалина.

Когда Юкио исполнился двадцать один год Окайо и Азуми отдали ей кулон, внутри которого была вставлена фотография молодой женщины. Под фотографией на металле кулона была выгравирована надпись: «Света Белова, 25.9.1949.» Они рассказали, как в 1940 году нашли её в сугробе после метели. Юкио тяжело вздохнула, вспомнив японских родителей, которых уже не было. Вся семья распалась. Братья и она обзавелись своими семьями и виделись очень редко.

Юкио удалось через региональный Союз Писателей найти координаты Николая Ивановича Белова и поговорить с ним по телефону. Она предложила перевести его книгу на японский язык.

Николай Иванович пригласил её в гости. И вот она из Южно-Сахалинска, Карафуто, куда прилетела из Японии, несколько часов ехала в старом японском вагончике узкоколейки в свой город детства Сиритору— Макаров. Вокзал был маленьким и обветшалым. Центральная улица, с щербатым асфальтом вела к дому Белова. Юкио ничего не узнавала. Японских домов совсем не осталось. Одинаковые трёх-четырёхэтажные коробки с облупленной штукатуркой окаймляли улицу.

Дверь открыл мужчина лет семидесяти, крупный с ещё густой седой шевелюрой. Из-за его спины выглядывала худенькая пожилая женщина с голубыми глазами.

— Проходите пожалуйста. Это моя жена Ольга Филипповна.

— Здравствуйте, Юкико Араи, переводчик, — она поклонилась хозяевам.

 Сердце её тревожно застучало, когда она их увидела. Сквозь черты старой женщины проступало лицо той, молодой, с фотографии в её медальоне. Беседа не клеилась. Юкико очень хотела поговорить не о книге, а о том, что мучило её всю жизнь. О тайне, которую хранил её медальон. И она не выдержала. Она извинилась, сказала, что ей жарко и сняла шарф, который был завязан вокруг шеи и закрывал медальон. Оба старика с изумлением уставились на украшение.

— Откуда у вас это? — внезапно охрипшим голосом проговорил Николай Иванович.

— Извините, можно его посмотреть поближе, — смущённо попросила Ольга Филипповна.

Юкико сняла украшение и молча протянула женщине. Она осторожно открыла медальон и слёзы потекли из её глаз.

— Это медальон нашей дочки, которую мы потеряли в 53 году. Мы искали её много лет, пока совсем не утратили надежду.

— Она была в коричневой новой шубке с белыми оленями по подолу?

— Откуда вы знаете?

— Вы видели её?

Юкико поведала свою историю. Рассказала о родителях — японцах, которые воспитали её как дочь, о войне и отъезде в Японию. Показала фотографии, где она была с японской семьёй. Школьную фотографию, с одноклассниками— японцами и корейцами, на которой только у неё одной были серые глаза и каштановые волнистые волосы.

— Но это невозможно, сколько вам лет сейчас? — спросил Николай Иванович.

— Пятьдесят шестой год…

— Но нашей дочери должно быть только 43 года.

— Мы не можем быть вашими родителями, моей жене, когда вы родились было только одиннадцать лет, а мне минуло шестнадцать. И познакомились мы с женой на Сахалине в 1947 году.

Юкико устало улыбнулась. Я тоже во всё это верю с трудом, но я рада, что увидела вас.

Она встала, чтобы уйти.

— Оставьте нам пожалуйста медальон, он память о нашей Светочке. У нас так и не было больше детей. — Ольга Филипповна просительно посмотрела на Юкико.

— Хорошо. И книгу я вашу переведу на японский язык. И ещё не сможете ли вы мне дать по пряди ваших волос?

Ольга Филипповна принесла ножницы и отрезала несколько волосков у себя и мужа. Юкико, аккуратно положила их в конверты, что-то на них написала и убрала в сумочку. Потом достала свою визитку с телефоном и адресом и протянула Николаю Ивановичу.

Юкико переводила книгу, когда ей принесли посылку. В ней был большой альбом с фотографиями в красном бархатном переплёте, медальон и короткое письмо — «Прости нас Юкико— Светочка, вопреки логике мы сердцем почувствовали, что ты наша дочь и рады, что ты жива и что у тебя всё хорошо. Любим тебя, целуем и надеемся на встречу. Твои мама и папа.»

Позднее и тест на ДНК показал 99, 9 % вероятности, что Ольга Филипповна и Николай Иванович родители Юкико.

Юкико так и не увидела больше своих родителей. Отец умер от инфаркта, а мама пережила его на десять дней. Вместе со своим сыном Юкико навестила могилы кровных родителей и посадила на них луковицы сахалинских лилий-саранок.

 

Юкико — снежный ребёнок

Араи — дикий колодец

Акайо — умный человек

Азуми — безопасное место

Шиниги — первый сын

Джиро — второй сын

Ока-сан — мама

Ото-сан — отец

Карафуто — Сахалин

Сиритору — Макаров

Маока — Холмск

Комби — ламинария

Нихон — Япония

 

 

Огород

 

Оксана вот уже второй год как похоронила мужа, рослого, казалось бы, здорового мужчину, который скоропостижно скончался после неудачной операции. Дом они купили в четырнадцатом году после бегства от войны в Донбассе. Немецкая кровь мужа проявлялась тягой к аккуратности и порядку, и участок был чистым и благоустроенным. Оксана продолжала делать работу, с которой раньше играючи справлялся муж. Это давалась ей нелегко — косить триммером четыре раза в летний сезон зарастающую травой территорию, вскапывать землю под огород, носить дрова и топить печь зимой. Косьбой, она, нестарая ещё женщина надорвала себе поясницу и вынуждена была надевать бандаж, когда ей приходилось это делать.

Осенью она думала, что неплохо бы продать дом и купить однокомнатную квартиру, чтобы избавиться от физических нагрузок. Отложила всё на весну — не хотелось расставаться с погребом, полным овощей и заготовок, уютным домом, где многое напоминало о муже.

Но война, от которой они убегали в четырнадцатом году догнала её в конце зимы и здесь. Пока в селе было относительно спокойно. Пришла весна и нужно было думать, что делать дальше. О продаже дома не могло быть и речи, поэтому она решила жить так, как жила.

Утром Оксана встала очень рано. Поясница привычно болела, но она хотела довести задуманное до конца — посадить сегодня четыре ведра картошки. Проросшие клубни несколько дней назад она достала из подвала и опрыскивала каждый день слабым раствором марганцовки. Они с мужем, одними из первых в селе, засаживали свой солнечный участок и всегда собирали хорошие урожаи.

Превозмогая боль в спине, Оксана сначала выкапывала десять лунок в рядке, потом бросала в них горсточку древесной золы и аккуратно укладывала две картофелины. Засыпала их землёй, когда копала лунки следующего ряда. Солнышко пригревало, но сильный холодный ветер не позволял снять куртку, и Оксана чувствовала, что взмокла от работы. «Ничего, сегодня вечером устрою себе «банный день», — подумала она. К обеду посадку она закончила. Разровняла граблями землю и вошла в дом. Есть не хотелось. Оксана включила телевизор. Новости были прежними — везде шли бои.

Каждый день выла воздушная тревога, но Оксана не обращала на неё внимания и «тревожного чемоданчика» не собрала. Соседи переоборудовали свои погреба в бомбоубежища, куда прятались во время тревоги, но у неё была просто яма, с полками для консервов, вырытая на огороде, в которой и сесть-то было довольно сложно, когда приходилось перебирать картошку.

Оксана думала, что ещё надо посадить лук, морковку и фасоль, а позднее, помидоры и огурцы, чтобы сделать какие-то запасы на зиму в это неспокойное время. Уезжать из села она не хотела, да и некуда было. За окном раздался лай. Оксана выглянула во двор, — «Снова собачья свадьба», — подумала она. Псы разных мастей и размеров, преследовали соседскую шавку. Оксана выгнала собак. Совсем недавно у дома раскрылись фиолетовые и белые крокусы, и стая могла их растоптать.

Очередная тревога прозвучала, когда Оксана была на базаре, куда она пришла, чтобы купить недостающие семена. Люди уже привыкли и никуда не бежали. Продавцы по-прежнему отпускали товар и только аптека закрывала свои двери, и покупатели стояли на улице ожидая, когда будет отбой. Правда, их село пока ещё ни разу не обстреливали и тревоги никто не боялся.

Но на этот раз всё было по-другому. Над селом засвистели снаряды, которые с грохотом взрывались где-то неподалёку, гудела земля и сотрясались дома.

Рынок и центр города не пострадал. После отбоя, Оксана с полной сумкой продуктов и семенами пошла домой. Вместо огорода, там, где она вчера с таким трудом высаживала картошку зияла огромная яма, стены любимого жилища были в трещинах, а окна — выбиты. Оксана зашла на кухню и поставила сумку на пол. Снова, в который раз, всё в её жизни разрушено. Она вздохнула, но слёз не было.

На следующий день, она, взяв документы и небольшой рюкзачок, уже ехала с семьёй соседа в неизвестность.