• 2018-1 (19)

«Вы не возражаете, если я закурю?» – хором спросили мы друг друга и одновременно выложили на столик две пачки сигарет. Я удивленно посмотрел на свою спутницу. Это была интересная блондинка лет сорока, с хорошим естественным цветом лица. Совсем не похожа на курильщицу. Поэтому я и промучился перед тем столько времени – не то, чтобы стеснялся, но как-то неохота было спрашивать разрешения. Тем более, у меня такие сигареты... И выходить в коридор тоже не хотелось – разговор был интересный. Но после границы почувствовал: все, больше не могу. Неприятные они, белорусские пограничники. Ну, и выложил коробку на стол. И изумился. Наташа – так звали мою спутницу – задала мне тот же вопрос. И вытряхнула из сумочки... пачку Беломора. Такую же, как у меня.
–Вы курите «Беломор»?
Она толко усмехнулась, погладила пачку.
– Ну и ну... В жизни своей не встечал женщин, курящих «Беломор»! Ну, разве что совсем пропащих, и то лишь в советское время... Вы и не помните, наверное, молоды слишком.
Она снова усмехнулась.
–Молода? Ну, как сказать... А хотите, я вам расскажу, как я к ним пристрастилась? Все равно колеса будут менять... Или вы хотите поспать? Час поздний... Я-то спать не могу, пока не почувствую, что поезд движется. Да и после таможни не успокоилась еще. Очень уж они придираются. 
Спать мне не хотелось совершенно, поэтому я поудобнее уселся за столиком напротив спутницы, сдвинул в сторону вещи, включая и небольшой, но довольно тяжелый Наташин пакетик с какими-то газетами, непонятным образом затесавшийся среди моих вещей, и приготовился слушать.
–Я родилась в Ленинграде в начале шестидесятых, – начала она и засмеялась, увидев мой удивленный взгляд. – Ну да, я выгляжу молодо, но на самом деле...
Она закурила, задумчиво посмотрела на синеватый дымок. Потом спросила:
– Вы тоже любите этот дым?
И даже тут наши вкусы совпали. Ну, как можно такое любить? – спросите вы. А вот...
–Сейчас эти сигареты гораздо мягче, – продолжала Наташа, – а в советское время... Впрочем, расскажу все по-порядку.
Так вот, я родилась в Ленинграде еще при Хрущеве. Кошмар какой! – Она засмеялась. И выросла при Брежневе, разумеется. Сколько себя помню, всегда мечтала уехать из этой страны. Я выросла в обеспеченной семье, то есть обеспеченной по советским понятиям. У меня были хорошие игрушки, я училась в английской школе, а у родителей был блат в продовольственном магазине, и по праздникам в нашей гостиной на столе торжественно водружалась вазочка с красной, а иногда и с черной икрой, а по всей квартире одуряюще пахло твердокопченой колбасой с крупным жиром. И каждое лето мы ездили отдыхать на море...
Она замолчала и снова задумчиво стала изучать дымок сигареты.
– Так чего же вам не хватало? – прервал я молчание, удивляясь про себя, почему наш вагон все еще не поднимается. Я помнил этот процесс по советским временам – жуткий скрежет и тряску и все ждал, когда же это начнется. Полчаса уже прошло, а смена колес занимает обычно два часа. Скорее бы уж...
– Свободы. Свободы мне не хватало, – Наташа резким движением потушила сигарету. – Вы забыли уже, видать. Это ощущение, что живешь в клетке. В большой такой и очень страшной. Потому что, хоть мы и жили чуть получше, чем большинство, все равно... Угрюмые, плохо одетые толпы, ломящиеся в очередях за колбасой, польскими сапогами, венгерскими босоножками и еще Бог знает чем, атакующие неотапливаемые зимой троллейбусы и спихивающие друг друга на гололед, злобные дети и учителя в школе, «Пионерская зорька», «Комсомольская правда»... Но главное – все это безо всякой надежды, навсегда. Не вырваться...
И вот в тринадцать лет у меня зародилась мечта – убраться отсюда любой ценой! Как угодно, только бы прочь...
Мы снова закурили.
–А вы когда родились? – спросила она.
– В шестьдесят первом. В Питере.
–Вы тоже выглядите моложе своих лет. Это из-за светлых волос. Сероглазые носатые блондины всегда выглядят моложе. Да и фигура у вас спортивная...
Так вот, в тринадцать лет у меня появилась эта мечта, а в пятнадцать я приступила к ее реализации...
– И каким же образом?
Я встал, приоткрыл форточку. Несколько хилых колючих снежинок влетело в наше двухместное купе и покружилось в воздухе. Две приземлилась в Наташином стакане с чаем. Моя спутница машинально звякнула ложечкой, размешивая их, как сахар.
– Ну, как... Девчоночьим способом. Была у меня подружка Вика. Отец у Вики овдовел, а вместо мамы у нее было четыре тетки – папины сестры. Им он Вику и сдал на воспитание полностью. А они были гораздо старше его и нрава весьма строгого. В том числе и в одежде. Поэтому Вика щеголяла всегда в жутчайших советских пальто и скороходовской обуви и страдала от этого чрезвычайно. Еще ведь английская школа – там у большинства были импортные тряпочки... Но особенно Вику достали сапоги-чулки, такие черные, блестящие, до колен, может, помните? Хотя, вряд ли, мужчины на эти вещи не обращают внимания... Впрочем, тогда обращали, потому что дело было статусное. Так вот, я присутствовала при торжественном вручении Вике этих сапог-чулок в подарок на день рождения четырьмя тетками и при том, что из этого вышло. А вышла из этого самая заурядная драка. То есть Вика зафитилила запогом одной из теток по щеке и сбежала из дома. И всякие потом неприятности были. И вот после этого Вику и обуяло сбежать с советской родины от этих всехтеток, сапог-чулок и прочего. А девочка она была предприимчивая. Будешь тут...
Наташа улыбнулась, надкусила конфетку. Зубы у нее были желтые – все-таки сказывалось курение.
И вот мы с Викой решили найти себе женихов- иностранцев. 
– В пятнадцать лет?
Я закрыл форточку, в купе стало холодно.
– Ну...
–И что же вы сделали?
–Мы стали гулять по вечерам возле «Астории»... Чтобы выглядеть получше, Вика даже переодевалась в мои тряпки. Это было зимой, летел снег, мы замерзали, и носы у нас были красные. Близко к гостинице мы подходить боялись – там же везде кагебешники, еще приняли бы за проституток. А мы этим заниматься совершенно не собирались.
–Да?
Я шутливо дохнул ей в лицо «Беломором», и она засмеялась.
– Да! Мы ждали принцев. Таких прекрасных норвегов или шведов, ну, в крайности французов, которые увезут нас отсюда на белом «мерседесе»...
Сначала все было уныло. Никто к нам не подходил, или подходили фарцовщики и гнусные типы с гнусными же предложениями. Но вот однажды... Вика тогда заболела, и я решилась пойти к «Астории» одна. Было часов девять вечера, промозгло, я потопталась возле памятника с полчаса и уже хотела возвращаться домой, как вдруг...
– Девушка, у вас нет «Беломора» на продажу?
Он был лет двадцати на вид (потом оказалось восемнадцать), с длинными русыми волосами, носат, высок, сероглаз и отлично сложен. Говорил он по-русски хорошо, но с сильным акцентом. «Норвег!» – подумала я в восхищении. 
К моему великому горю, «Беломора» у меня не оказалось. Нам с Викой даже и в голову не пришло, что иностранцам может потребоваться такая пакость. То ли дело «Мальборо»!
Но мы договорились, что встретимся на следующий день, и я принесу сигареты.
И так начался наш роман. Бурный и совершенно сумасшедший.
В тот первый раз Павел – он оказался поляком из Варшавы – уехал почти сразу же после нашей второй встречи. Я провожала его в аэропорту, сжимая в руках букет роз, а он махал мне через таможню пачкой «Беломора». 
После этого он приезжал по нескольку раз в год – каждый раз на два-три дня. В Польше начались тревожные времена, и визу получать становилось все труднее. А после восстания «Солидарности» стало почти невозможно. Тем не менее, он как-то ухитрялся. Вначале это было очень изнурительно просто потому, что нам некуда было пойти. Его гостиница отпадала, потому что меня бы сразу забрали в милицию за связь с иностранцем. Даже просто перекусить тогда в Ленинграде было трудно – везде страшные очереди, кафе мало, в пустые рестораны тоже очереди. Правда, иногда Павел показывал свой польский паспорт и нас пускали... Но все равно это было тяжело. Мы не смели открыться родителям, ютились по разным углам и даже воспользовались как-то комнатами всех четырех Викиных теток. Потом все-таки рассказали родителям. Вопреки нашим страхам, обе стороны оказались вполне благожелательны, и это сняло много проблем. И вот, наконец, мне исполнилось восемнадцать лет, и, преодолев неимоверные препятствия, Павел приехал из находившейся на военном положении Польши жениться в Ленинград. На все про все дали ему три дня.
– Ну вот, поздравляю вас, молодые люди! – сказала заведующая главного Дворца бракосочетаний (иностранцам разрешалось жениться только там) и поправила большую белую розу на кремовом кремпленовом пиджаке. – Теперь приходите через месяц, и, если вы и невеста не раздумаете, можно будет провести церемонию бракосочетания.
– То есть как это через месяц? – Павел говорил очень спокойно, но по тому, как нервно задергались у него ноздри, я поняла, что он едва сдерживается. – У меня виза кончается через два дня! Сейчас визу в вашу страну из Польши получить почти невозможно!
– Вы что, молодой человек! – дама даже привстала от возмущения. Кремпленовая юбка ее болгарского костюма (импорт!) задралась, обнажив ногу в пионерском белом гольфе и часть толстого колена – Вы скажите спасибо, что мы вас приняли без очереди и вы смогли подать документы в тот же день! А теперь вам и невесте дается месяц, чтобы подумать, хотите ли вы действительно вступить в брак. Вот и думайте.
- Послушайте... – вскинулся было Павел, но тут же притих, потому что я очень больно ущипнула его в бок. – Но, Марья Петровна, может быть, можно сделать исключение? Ведь обстоятельства...
– У всех обстоятельства! – отрезала Марья Петровна. – По закону вы должны месяц думать. Вот уезжайте к себе в Варшаву и думайте. И прекратите здесь курить, наконец! Да еще такую дрянь! «Беломор»! Девушка, за кого вы замуж собрались? Небось сама уже это курите...
Нет, тогда я еще не курила. Но дым любила, потому что он был связан с Павлом и всем лучшим в моей жизни.
– И что ж, так он и уехал?
– Уехал...
Наташа снова закурила, встала, открыла форточку.
– О, а нас уже подняли! Высоко...
Я даже не сразу понял о чем она говорит. Потом недоверчиво выглянул в форточку. Вагон наш возвышался над землей, как огромное птичье гнездо.
–Так бесшумно! А раньше...
– Да, раньше... 
Наташа стояла совсем близко ко мне и я разглядел, что под глазами у нее синяки, а волосы покрашены. Очень красивой краской, но покрашены. Седина, наверное... Но все равно, очень привлекательная женщина. Я сел на полку, подавив шевелившееся уже давно желание.
– И что же дальше?
- А дальше... Он изловчился и приехал жениться, снова на три дня. Вы смеетесь? Это было не смешно. Визу он получил еле-еле по блату в советском посольстве. Семья была влиятельная...
Свадьба состоялась на второй день после его приезда, а на третий вечером ему нужно было уезжать.
– И нельзя было продлить визу?
– Теоретически можно было. В главном ОВИРе города, на Невском. Мы пошли туда с утра. И...
–И?
– А, собственно, в чем проблема, молодые люди? – белобрысый, похожий на моль майор с водянистыми серыми глазами, внешность которого невозможно было запомнить, вальяжно откинулся на спинку стула, расстегнул пиджак .– Хотите печенья? – он придвинул к нам датское печенье в красивой жестяной коробке, большой дефицит по тем временам, подставил Павлу пепельницу – «Беломор» курите... Вот и на Западе это своего рода изыск... А наши слабенькое «Мальборо» предпочитают. Вы курите, не стесняйтесь. Так в чем проблема-то?
Павел закурил, помолчал, потом спросил.
– В чем проблема? Мы же изложили.
–О да. У вас кончается виза. Ну, тут уж я ничего поделать не могу. Вам надо уехать и подать в советском посольстве просьбу о выдаче новой визы. А сейчас цель вашей поездки достигнута, поэтому визу продлить нельзя.
- Цель моей поездки достигнута?
- Ну конечно! – майор дружелюбно улыбнулся. – Да вы попробуйте печенье-то! Настоящее датское...У вас ведь тоже сейчас с продовольствием не очень... Так о чем мы? Ах да, цель... Ведь вот какая у вашей поездки была цель? Что там в документиках-то написано? Жениться! Вот какая ваша цель. И вчера вы благополучненько женились, с чем я вас обоих и поздравляю. И желаю благополучного возвращения на родину. Ну, молодые люди, надеюсь, все ясно. Прием окончен. Заболтался я тут с вами. Печеньица-то возьмите на дорожку!
Вагон задрожал, совсем немного.
–Опускают, – сказала Наташа, – скоро поедем.
– И что же, Павел уехал?
–Уехал в тот же вечер.
– И вот тогда вы с горя начали курить «Беломор»? – шутливо предположил я.
–Нет. Еще не тогда. Хотя я в ужасе была, конечно. Я уже говорила, что в Польше было военное положение. И визу туда или оттуда советские власти давали только близким родственникам в случае смерти или тяжелых заболеваний. Ну, близкими родственниками мы, наконец, стали. А вот заболевания... В общем, чтобы пригласить меня в Варшаву, Павел ухитрился с помощью знакомых врачей лечь в очень тяжелое почечное отделение. И надо было там лежать, потому что из советского посольства приходили и проверяли. Все это прошло успешно, и месяца через три после нашей свадьбы я получила долгожданное письмо о его тяжелейшей почечной инфекции, с которым и отправилась в местный ОВИР. 
–Ну что же, –сказала лейтенант, качнув жидкими кудряшками, сожженными перекисью водорода.. – Визу вам выдадут. Ждите, известим.
– Когда? – робко поинтересовалась я.
–Дней через десять. Я же говорю, ждите, известим.
– А как вы известите?
- Слушайте, девушка! – овирша перекинула ногу на ногу, сверкнули черные сапоги-чулки – Я же говорю, мы вас известим. Мы вам позвоним.
– Но у меня же нет телефона!
– ОВИР найдет способ вас известить.
И тут она взглянула на меня так, что я выскочила на февральский мороз в одном свитере, позабыв в кабинете куртку и авоську с морковкой.
Промучившись десять дней и каждый день заглядывая в почтовый ящик в надежде получить извещение, на одиннадцатый день я снова отправилась в ОВИР. Раньше побеспокоить их я не решалась – слишком уж зловеще сверкали овиршины сапоги-чулки.
Было восемь часов утра, шел пушистый снег, только что началась «Пионерская зорька». До ОВИРа было далеко, мне не хотелось ехать на промерзшем троллейбусе, и я остановила маршрутное такси. В машине было тепло, и я с удовольствием уселась возле окна. И тут все мое существо наполнилось уверенностью, что все будет хорошо. Потому что я почувствовала этот дым... Да-да, «Беломорканал». Не редкость, скажете вы. Но не всегда же и не все курили именно эти сигареты в маршрутном такси темным ленинградским утром! 
Я посмотрела вокруг и вскоре обнаружила источник дыма – мужчину намного старше Павла, но чем-то отдаленно на него похожего, может, манерой курить. Обрадовавшись, будто это был действительно Павел, я загадала, что, если этот человек выйдет там же, где и я, то все будет хорошо. И что вы думаете?
–Он вышел там же? – предположил я.
– Не совсем. То есть можно сказать, что да, а можно, что нет. Обычно я останавливала маршрутку после перекрестка, и тогда надо было немного пройти назад. А он остановил довольно далеко перед перекрестком. Но я тогда решила, что это можно считать тем же самым местом, просто нужно будет пройти вперед, и это займет больше времени. Но время у меня было. И я решила выйти вместе с этим человеком и прогуляться – успокоить нервы. Да и вообще погода была неплохая. И что вы думаете? Он дошел почти до самого ОВИРа, но прошел мимо него и исчез в переулках, оставив за собой еле уловимый запах «Беломора». А я толкнула дверь и вошла в ОВИР.
–И, я так полагаю, получили визу?
Наташа вдруг потушила сигарету. Некоторое время мы молчали.
–Ах да, визу, – наконец сказала она – ну, это было так.

– Что ж вы так поздно пришли? – спросила овирша и, по-матерински вздохнув, укоризненно покачала кудряшками. – Срок вашей визы истек вчера. 
– Как истек? – промямлила я. – Вы же сказали, ее дадут дней через десять?
– Я? – овирша перелистнула какие-то документы в папке, на которой фиолетовыми чернилами была написана моя фамилия. –Виза на выезд к тяжело заболевшим родственникам дается в тот же день к вечеру. А действительна она в течение десяти дней. Вчера закончился ее срок. И мне вот интересно, почему вы не пришли раньше.
Меня замутило.
– Но вы же сказали, что известите меня!
– Мы вам звонили, – последовал невероятный ответ.
- Но я же вам сказала, что у меня нет телефона! И в анкете это указано!
- Девушка! – лейтенант скрипнула каблуками сапог-чулок. – ОВИР вас известил. А вот мне интересно знать, почему вы не пришли раньше? Если бы ваш муж находился в таком состоянии, как это описано в письме, вы бы должны были каждый день бегать! Или не любите его? Подозрительно это, проверить бы надо. А кроме того, если он действительно так тяжело болен, то за эти десять дней уже бы умер, или бы наступил кризис, и он теперь поправляется, и ехать к нему уже необязательно. Ну так как -–умер или поправляется?
Наташа закурила, пальцы у нее заметно дрожали. Дрожали и подстаканники на столике, подрагивали пачки «Беломора». Поезд тронулся.
– Значит, не сработало, – подвел я итог – в смысле, загадывание не сработало...
Наташа неожиданно просветлела.
–Да не знаю. В общем, вышла я зареванная из ОВИРа, ничего не помогло. Пусть присылает новое письмо, и все тут. И пошла я к перекрестку, решив снова поймать маршрутку в обратную сторону. А там... Скорые, милиция и машина, на которой я ехала, всмятку. Всех почти убило, я шофера узнала, когда его выносили. Если бы я вышла не за «дымком», а на обычном месте за перекрестком, то не говорила бы сейчас с вами...
Ну и вот после этого я и начала курить «Беломор». Как-то появилось у меня убеждение, что эти сигареты – мой оберег, что пока я их курю, ничего со мной не будет плохого...

Я посмотрел в окно. Мимо проносились польские поля и деревеньки. Еще несколько часов и Варшава.
– Очень занимательная история. Спасибо, Наташа. Жаль, что не был с вами знаком раньше. А как сложилось у вас с Павлом?
–Неплохо. Я оформила документы, уехала в Польшу. Окончила там университет. Поначалу жили мы по-всякому, челночили, разные вещицы контрабандой перевозили, даже картины. Сейчас давно уже завязали, – она лукаво улыбнулась. Работаем оба. Ну да это уже малоинтересно. Может, поспим пару часов?
Когда я проснулся, мы уже проезжали Лодзь. Скоро Варшава!
Наташи в купе не было, и я наскоро умылся и переоделся. Потом стал собирать папки с бумагами (я ехал в Варшаву в командировку по строительному бизнесу). Складывая их, я опять наткнулся на Наташин пакетик с какими-то документами. Непонятным образом он затесался среди моих вещей... Неловким движением я хотел переставить его на ее полку и вдруг из него выпала бумага...
Наташа вернулась в купе через полчаса. Свежая и розовая. Макияж, конечно. Но все равно... Ну не мог я на нее злиться!
–Наташа – я посмотрел на ее пакет – это ведь...
Она засмеялась легко и весело:
– Ну да, это оригинал – она назвала фамилию известного современного художника, живущего за границей. – Вы знаете, наверное, что даже авторам нельзя вывозить работы из России, не платя безумной пошлины. 
–Когда приходили таможенники...
– Ну да, пакет находился среди ваших вещей! Спасибо, что помогли провезти! Я всегда знала, что если человек курит «Беломор», это признак удачи. Ну да ладно. Вот, вокзал уже. Давайте прощаться.
В это время в купе вошел огромного роста поляк, сероглазый, с красивой проседью в густых русых волосах. «Вот Павел» - сказала Наташа. Мы поздоровались и некоторое время смотрели друг на друга. Потом Павел подхватил Наташин чемодан и пакетик, и они пошли по узкому коридору к выходу, оставляя за собой запах «Беломора» и французских духов.

Поделиться