• 2013-3

Итак, после двадцатидвухлетней семейной жизни супруги Ивановы разошлись. Причин для развода оказалось более чем достаточно, особенно со стороны Надежды Ивановны, которая вдруг поняла, что напрасно тратит свои последние драгоценные годы на медленное прозябание и ссоры с Семеном Федоровичем. Ведь он и раньше недооценивал счастье, выпавшее на его долю в лице миловидной и добродушной Наденьки, а теперь-то уж совсем стал себя считать чуть ли не благодетелем стареющей супруги, хотя сам он был на несколько лет старше ее, и хотя бы поэтому мог вести себя скромнее.

А Надежда Ивановна была очень хороша собой! Хороша именно такой красотой, которую ценят славяне! На ее пышные формы оглядывались на улице мужчины и неславянского происхождения, а подслеповатый бухгалтер фирмы, где она работала, часто приносил ей цветы из своего сада.

   Были еще поклонники у Надежды Ивановны, хотя уже из другой сферы, как, например, итальянец-булочник, который называл ее "бэлла синьора", многозначительно вздыхая при каждом ее визите, или дворник дома, в котором она уже много лет жила, и который, в порыве откровенности, сказал ей, что если бы не она, он давно бы покинул свое место и вернулся в Португалию. Кому такой успех не вскружит голову?

   Семен Федорович, со своей стороны, ничего не делал, чтобы сохранить хорошие отношения со своей женой. Он стал скуп, расчетлив, и всеми силами старался взвалить большую часть расходов на плечи жены, которая занимала хорошую должность и никогда не считалась с деньгами, наивно думая, что "Сенечка на черный день сэкономит".

   И Сенечка экономил... Он экономил до такой степени, что и вовсе перестал участвовать в каких-либо платежах по дому, заявив жене, что это ее дело, а он, мол, довольствуется очень малым.

   Постепенно атмосфера сгущалась, и когда рассерженная Надежда Ивановна однажды сказала, что оставит его, Семен Федорович с усмешкой промычал, что женщину ее возраста он всегда найдет, да еще и с деньгами. Нечего говорить, что подобный цинизм уязвил Надежду Ивановну в самое сердце, и она решила, что никогда не простит ему этих слов. Но все это были только цветочки. Настоящий разрыв между супругами произошел, как ни странно, на политической почве. Оба они, не имея твердых политических убеждений, инстинктивно боялись так называемой "диктатуры пролетариата" и были счастливы, живя в свободном мире. Разногласий в этом отношении у них никогда не было. И вдруг Семен Федорович стал усиленно интересоваться политикой. Образно выражаясь, он начал леветь, розоветь и, наконец, покраснел до такой степени, что стал открыто спорить с сослуживцами и друзьями о необходимости замены существующего образа правления каким-то другим. Судя по описанию Семена Федоровича, этот другой образ правления очень походил на тот, от которого он сам когда-то бежал. Он пытался отстаивать права тех, которые совсем в этом не нуждались, и даже лез в дискуссии с соседями-канадцами – французами, доказывая им на ломаном французском языке необходимость решительной борьбы за их полное национальное самоопределение вплоть до отделения.

   Надежда Ивановна ушам своим не верила, слушая мужа, и наконец при всем честном народе сказала:

   – А кто тебя, дурака, тогда на работе держать будет с твоим французским языком?! Да тебе метлу дадут в руки, и будешь улицы подметать...

   – Нет, у него просто переходный возраст наступает, – говорила она своим знакомым. – В России такой возраст бывал у женщин, а здесь, в Канаде, видно, у мужчин.

   Семен Федорович подсмеивался над замечаниями жены, отмахивался от нее рукой, как от назойливой мухи, продолжая свои разглагольствования. Казалось, ему доставляло удовольствие выводить жену из себя. Но после одной из таких сцен Семен Федорович был оставлен, так сказать, на поле брани.

   Бедная Надежда Ивановна вышла из дому с двумя чемоданами, ангорским котом и чековой книжкой, которая свидетельствовала, что в банке на счету у нее всего десять долларов. Подруге, которая принимала участие в ее горе, она со вздохом сказала:

   – Ты знаешь, я как-то особенно легко себя чувствую, как будто жизнь моя только начинается, ну, совсем как барышня.

   И новая жизнь ее действительно началась. Дебют этой жизни был как в сказке. Русский перевозчик, который доставил ее скудное имущество в огромную пустую квартиру, на следующий же день явился в парадном костюме и, усевшись на радиатор водяного отопления (другой мебели не было), сделал ей брачное предложение. Получив отказ, он нисколько не обиделся и на следующий день прислал своего друга – вдовца, который изъявил желание поделиться с Надеждой Ивановной своим достоянием и сердцем.

  Окрыленная таким успехом, Надежда Ивановна решила не спешить и выбрать себе спутника жизни по душе. Постепенно ее пустая квартира обрастала мебелью, на окнах появились занавески, на стенах – картины. Кот Васька важно ходил по новому ковру, явно довольный переменой жизни, и даже не ревновал Надежду Ивановну к кавалерам, которые иногда заходили с коробками пирожных, цветами и билетами в театр.

   Надежда Ивановна преобразилась. Она похудела, помолодела, обрела прежнюю веселость и уверенность в своих женских чарах. Нельзя сказать, что она совсем забыла своего экс-супруга; она часто о нем думала, ведь так много лет было прожито вместе. Осталась привычка чувствовать его подле себя, а кроме того, слишком легкой и беззаботной казалась ей теперешняя жизнь, и она искренне сожалела, что уже немолода и что не может воспользоваться своей свободой вполне...

   Ведь весь "модернизм" Надежды Ивановны, в сущности, ограничивался тем, что она немного подкоротила юбки и неистово натягивала их на колени в присутствии мужчин. А когда ей делали намеки на замужество, она вдруг краснела, что совсем не соответствовало ее возрасту, и буквально теряла почву под ногами, не зная, что в таких случаях надо делать. Напрасно подруга давала ей полезные советы, книги по психоанализу, наставления – ничего не помогало. Надежда Ивановна не могла избавиться от угрызений совести и, проклиная свое мещанское воспитание, все-таки ощущала себя великой грешницей, бросившей мужа.

   – Боже мой, где эти настоящие мужчины, идущие напролом, – вздыхала ее подруга. – Этак ты со своим котом Васькой на всю жизнь одна останешься. Нет, в нашем возрасте и мужчины стали какие-то пассивные и ленивые. Нет того, чтобы немножко сам постарался, чтобы напор от него какой-то шел... Прямо хоть из Европы кого-нибудь выписывай! Впрочем, – продолжала она, – если подумаешь, то даже Сергей Есенин, уж какой сердцеед был, и тот писал еще в сравнительно молодом возрасте: «Я теперь слабее стал в желаниях...» Так чего же от наших кавалеров ждать? Им ведь уже давно за пятьдесят перевалило! Нет, котик, я уже давно заметила, что мужчины нашего возраста для нас определенно стары! И какой это дурак сказал, что женщина раньше стареет! Что за глупости, особенно в Америке! Здесь и парики, и ресницы, и целый ассортимент красок и запасных частей – все в распоряжении дам... А мужчины... Ну скажи, как им скрыть лысину? Ведь некоторые так лысеют, что буквально не к чему прикрепить парик, а если и прицепят, то будет и криво, и косо, и вообще ни к чему. А цвет лица! Ну, проснется такой господин с зеленой физиономией, так он до вечера и будет ходить зеленый, не подкрашивать же ему щеки!

    – А я любила лысину Семена Федоровича, – тихо сказала Надежда Ивановна, – когда он огорчался, что теряет волосы, я всегда ему говорила, что лысина – это лишнее место для поцелуя.

    – Ну, знаешь, – возмутилась подруга, – ты просто блаженная какая-то! Возвращайся-ка ты лучше к своему церберу и целуй его в лысину за его хамство, а я умываю руки!

   Но Надежде Ивановне не пришлось первой делать шаг к примирению, так как цербер пришел сам, и вот как все это случилось.

   Семен Федорович, потеряв жену, сразу пришел в себя. Во-первых, у него кончились чистые рубахи, и он не знал, что делать: пришел на работу в цветной рубашке в клетку, прицепив к ней бантик "собачья радость", чем вызвал усмешки и замечания своих коллег. Отсутствие супруги повлияло также на то, что он стал меньше заниматься политикой; вечера приходилось проводить за стиркой белья, приготовлением бифштексов и уборкой квартиры. К концу месяца Семен Федорович заметил, что собралось большое количество счетов на крупную сумму. Вспоминая, как безропотно все счета оплачивала его супруга, он глубоко вздохнул и мысленно помянул ее "добрым словом". На личную жизнь у него оставалось мало времени, но нельзя сказать, чтобы он не старался ее устроить. Его уязвленное самолюбие требовало возмездия, и он решил действовать энергично. Однажды, насмотревшись разных пикантных фильмов по телевизору, Семен Федорович решил пригласить в кино соседку, француженку, которой давненько любовался с балкона своей квартиры. Встретив ее на лестнице, Семен Федорович галантно поздоровался, пожаловался на свое одиночество и, вызвав сочувствие в своей судьбе, договорился встретиться с ней вечерком, чтобы пойти в соседнее кино. "Боже, как это все просто делается, не то, что в дни моей молодости! Вот уже и дело в шляпе!" – подумал он, улыбаясь в усы, которые недавно запустил для большей привлекательности. Надо признаться, что волновался он в этот день, как мальчишка. Наскоро съев бифштекс, он впопыхах вылил чуть ли не бутылку одеколона на свой костюм и, благоухая как роза, помчался в условленное место. Разодетая дама уже ждала его и, приветливо улыбаясь, пошла к нему навстречу. У Семена Федоровича так громко стучало сердце, что ему казалось, что и она слышит этот стук. Он хотел взять ее под руку и повести как можно скорее в темный зал кинематографа, но не тут-то было: соседка, высвободив руку, вдруг сказала капризным голосом, что она страшно голодна. Семен Федорович опешил, но, облизав остатки домашнего бифштекса со своих губ, пригласил соседку в ресторан. Есть ему не хотелось; он проклинал судьбу и нахальство своей спутницы, а про себя подсчитывал, во что все это ему обойдется. После кино его спутнице вдруг "страшно захотелось пить" и, размягченный близостью женщины, Семен Федорович опять сдался и повел соседку на "дринк".

   – Боже мой, что я делаю! – терзался Семен Федорович, вытаскивая еще одну купюру из заметно похудевшего портмоне. И вид этого щуплого портмоне как-то мгновенно отрезвил нашего героя, начисто отбив охоту от дальнейших похождений. Он сдержанно попрощался с удивленной спутницей и несолоно хлебавши ушел восвояси. «Ну, – думал он, – если каждое свидание с женщиной будет обходиться в такую сумму, то далеко не уйдешь!»

   Нельзя сказать, что романтические похождения Семена Федоровича на этом окончились. Соседка оказалась честной женщиной и впоследствии нашла случай отплатить своему кавалеру за приятно проведенное время, но тут как назло начались недоразумения из-за капризного настроения Семена Федоровича.

   После долгих колебаний Семен Федорович решил позвонить супруге и попросить у нее свидания для серьезных переговоров. Надежда Ивановна не сразу согласилась встретиться со своим экс-супругом, но после долгих просьб и заклинаний наконец назначила ему свидание у себя на квартире. Перед свиданием с женой Семен Федорович старался сосредоточиться. Он приготовил длинную речь, которая должна была сломить упрямство жены, и на всякий случай записал главные пункты этой речи на листе бумаги, чтобы не забыть. Надев свой новый костюм и распушив усы, Семен Федорович сел в автомобиль и направился в город. Ему предстояло переехать длинный мост, на котором всегда что-нибудь случалось и движение было медленным. И нa этот раз ему пришлось все время останавливаться из-за бесконечного потока машин, стремившихся въехать на мост. Вдруг ярко-красный автомобиль, наполненный развязными молодцами, стал выталкивать Семена на обочину шоссе. Он судорожно схватился за руль и решил не сдаваться, тем более, что в одном из сидящих молодых людей он узнал человека, которого недавно подбивал на борьбу за национальную свободу... Вдруг что-то заскрежетало, и Семен Федорович с ужасом понял, что хулиганы проехали по его новому автомобилю острым краем оттопыренного бампера. Не сознавая, что он делает, Семен Федорович догнал шалопаев, загородил им дорогу и вышел из автомобиля для объяснений. Он мобилизовал все свои скудные знания французского языка и стал неистово ругаться, добавляя для сочности русский мат. Но поток его красноречия был немедленно прекращен страшным ударом в глаз, который повалил нашего героя на асфальт. Удары градом сыпались на его бедную голову, и если бы не полицейская машина, которая случайно проезжала по противоположной стороне моста, судьба Семена Федоровича была бы плачевной. Пришел он в себя от страшного гула гудков, требовавших немедленного освобождения загражденной им дороги.

   Когда ничего не подозревавшая Надежда Ивановна открыла входную дверь, ей на грудь упало что-то тяжелое и стонущее: это был избитый Семен Федорович. Через секунду он уже лежал на новом диване жены с лицом, покрытым мокрым полотенцем, и тихо стонал. Надежда Ивановна хлопотала возле него в ожидании доктора, а Семен Федорович, несмотря на свое состояние, пытался схватить руку жены и поднести ее к своим избитым губам.

Поделиться