• 2016-1

В годы всеобщего удовлетворения, тотального дефицита и коммунистических аббревиатур, ни в сюре, ни в бреде не могла представить я себя стоящей на крышах Иерусалима, в шекспировском Globe на Темзе-реке, под куполищем св. Петра в Риме. Ни во сне, ни наяву не мечтала подняться на вершины пирамид Солнца и Луны на Юкатане, пересечься взглядами с нордическим колоссом Свободы, разжигающим факелом закатные пожары над Гудзоном! Не духовидела однажды поставить ноги на землю города Большого яблока и почувствовать на своём лбу поцелуй Гения его места и взмах амарантового крыла... «Метафизика бытия! Которого никогда не было и никогда не будет — а есть сейчас!», — сказал бы один современный Сократ.

 —

В районе Центрального Парка и 70-ой, за чашкой капучино с третьим по счёту пирожным, ловила я блаженства миг, разглядывая через витрину кафетерия в стиле модерн вечереющий Манхэттен. Во вращающуюся дубовую дверь вошла преклонных лет американская супружеская чета. «Sidney, come here!», — указала наманикюренным пальцем на клетчато-скатертный столик одетая в пёструю летнюю гамму леди. Сидней, в щегольском платочке на шее, отодвинул для супруги кресло у столика в двух шагах от меня и на минуточку удалился. Она села нога на ногу — туфли на каблуке, и вскинула светлые соболиные брови, заметив на себе мой взгляд. Через выдержанную паузу обратилась ко мне с вопросом:

— Are you Russian?

— Yes, — не солгала я в ответ.

Наблюдательная леди тут же перешла на русский, с явным одесским акцентом, объяснив свою догадливость тем, что в Нью-Йорке невообразимо много «русских» в последнее время и это яснее ясного говорит ей о том, что назрели — большие перемены. С правыми не спорят. Мы, «русские», заселили собой весь свет — оттого и перемены назрели.

На мой вопрос, не в Одессе ли она родилась? оказалось, что — в Берлине. Сто лет назад. В Нью-Йорке почти уже век, русский ни дня не забывала! Дважды в неделю, возвращаясь с мужем с бальных танцев, они заворачивают сюда, в их «придворное» кафе. Что может быть лучше чашечки капучино после того как — натанцевались!

Гладя на неё, я вспомнила необыкновенную Эмилию Марти из чапековской пьесы «Средство Макропулоса». Эликсир молодости — танцы! Я всегда это знала. Озорство в её зелёных светлых глазах, ножка на ножку, туфли на каблуке, нарядная легкокрылость — вот это жар-птица.

Я допила капучино с пирожными и поторопилась вновь впрячься в мою резвую тележку бежать рысью по Манхеттену, жизнь в Нью-Йорке — perpetuum mobile*. С сожалением покидая столетнюю жизнелюбицу, я призналась ей в том, что слышала... знаю... о двух таких, как она, знаменитых долгожительницах с русскими корнями, которые до ста лет скучать не приходилось: Бел Кауфман и Мари Шаляпина.

— Bel, — окликнул жену вернувшийся к столику Сидней...

_

* Бел Ка́уфман (Белла Михайловна Ко́йфман) 1911-2014 гг. (103 года) — автор бестселлера «Вверх по лестнице, ведущей вниз», педагог, внучка классика еврейской литературы Шолом-Алейхема.

* perpetuum mobile – вечное движение (лат.)

 

Портрет героя «в 0:0».

"Несомненно, бывают в природе такие случаи, когда мужчина, который любит женщину, должен держаться от неё подальше."

Катажина Грохоля. "Сердце в гипсе."

Видит бог, я жутко пересидела за компом, не вдохнув за день свежего воздуха, и к вечеру совершенно спеклась и одурела. Целый день — за чтением километров, километров чьих-то чужих стихов! Нет, чтобы самой, как прежде, что-нибудь написать. Чужие рифмы заклевали как вороны, истерзали всю душу, довели до «цугундера», до пляски Святого Витта, но моя муза так и не пришла. От долгого просиживания в кресле, тело превратиться в руину. За час до полуночи я оттащила себя от компа и повалилась в кровать. Морфей, повелитель снов, налетел, вынул мою душу из ватного чехла тела, закрутил лёгкую в чёрно- атласный плащ... В окно бились гренадёры-снежинки, распахнули окно, засыпали комнату...

 В «в 0:0» я будто очнулась. Села в кровати... Как сомнамбула, как железка к магниту, снова притянулась к компьютеру. Белый свет экрана слепил мутные глаза.

...Женская узкая ладонь с восковыми бледными пальцами легла мне на затылок и заставила бессознательно печатать. На утро я прочла то, чему ни тогда, ни потом, объяснения не нашла:

 Кракен и не «милый лжец»!

 

 

Ты – Sexmachine c четырьмя запасными баками топлива и паровозным поршнем!

Тебе известны все 77 смертных грехов и ты не собираешься останавливаться на достигнутом.

Женщины на тебя «летят как мухи на мед». Их ждёт увлекательное путешествие в Содом и Гоморру.

Твой магнетизм, психоделизм, шизофреническая многоликость лишают искусившихся тобой последних зёрен ума.
Ты — волен, как ветер, не пойман, как ветер… неподражаем в игре в «наив».


Сексуальный Аларих, «бич божий» — ты не принял посвящения в объятиях ни одной. 

 Психбольной. Скрытен и хитер. Злобная натура. Джек-Потрошитель самомнительных женских душ.

Второй граф Рочестер, «Ничто! Брат старший Тени»*

 

Заветный

 

 Глядя в бермудский треугольник его лица, мне хочется взять этот треугольник в спасательный круг моих ладоней и вглядываться... вглядываться.... Чёрные круги-гало вокруг его серых глаз, скрывают их расстерянность перед миром, детские страхи, удивление самому себе. Он - бессонный гений!

 

Только первый луч солнца коснётся, как остриём шпаги, моих спящих глаз – я заполняюсь им вся! Ещё в плену у сна, начинаю грезить о нём. Вялыми, как лепестки анемона, пальцами рисую узор моей с ним судьбы по шёлковой простыне.

Сна нет - как нет! 
Я кружу по кровати, словно осенний лист. 
Мыслей нет − одни животные инстинкты. 
Воли нет. 
Треугольник между ног диктует за старшего. 
Ужасная пытка желать того, чего нет и не будет. 

Ты наплываешь.

Я тяну к тебе руки − хлёсткие ветви дерев, шумящие от урагана, урагана моих страстей. 

Ты умилён.

Твои брови, как лёгкие птички, вспархивают над чёрными гало вокруг растерянных глаз. 
Я извиваюсь как оса, у которой вырвали жало. 
Тонкой струйкой слюна... 
Твои бессовестные пальцы выталкивают вверх огненный смерч моей Кундалини.

Я встану сейчас на мостик, выгнусь как лист.
Нет, я не встану на мостик, сломаю себе шею.
Оттого, что ты здесь - тебя все равно здесь нет.

Где ты?..

В пересыпанных сахарницах нагло отдавшихся тебе обнажённых женских тел? 
Я - песчинка среди тех, у кого ты был, есть и ещё будешь... 
Я не ревную.

Я плачУ. 
Возьми корону!