• 2024-3(45)

В это утро солнце решило встать попозже. Кент уже минут сорок просматривал новости в телефоне, а рассвет все не наступал. Сегодняшние новости были такие же, как вчерашние. И прорусские и проукраинские каналы кричали о близкой победе, о полном развале армии противника и старательно приводили впечатляющие данные о потерях врага, умалчивая о своих. Поэтому мысли, как ни старался Кент держать их в узде, опять скатились к неотвратимости решения, которое ему надо было принять не позже, чем сегодня вечером; и у него опять началась паника.

«Не хочу, не хочу делать этот выбор! Уеду или заболею прямо сейчас. Ведь мог же уйти в отпуск, так нет же, специально остался», — корил он себя из-за того, что впервые за много лет он должен был предать интересы фирмы во имя собственных эмоций. Последствия могли быть серьезными. И это напрочь выбило его из колеи. Особенно противно было от осознания того, что он перечеркивал собственный принцип жизни руководствоваться умом, а не чувством. Но поделать ничего не мог. Нервы вышли из-под контроля. Уже два года ему снились сюжеты из социальных сетей, как гранаты сбрасываются на солдат, как танки проходят по телам раненых и как города, которые он до сих пор каким-то образом помнил, стоят в руинах. И он решил впервые пойти на поводу у эмоций.

Пойду искупаюсь, слава Богу в Сиднее всегда под рукой приятель, который позволит отключиться от чего угодно, решил Кент и поднялся. Он имел ввиду океан.

Кент как раз клал телефон на тумбочку, когда тот тренькнул. Ну, слава богу, — Кент открыл сообщение от своей тетушки из Харькова. Она обещала докладываться ему два раза в неделю.

«Нас сильно бомбили опять, но мы не унываем, пережидали у Вити в убежище. Свет отключили, но, слава богу, генератор, присланный Наташенькой из Польши, работает исправно, а топлива у нас много. В общем, все хорошо».

Кент представил, как он сидит в темноте в подвале, слушает разрывы бомб и чувствует сотрясение земли. Его передернуло. «Все хорошо» — это не те слова, которыми бы он описал происходящее. Какой же дядя Витя молодец, что соорудил почти правильное бомбоубежище, когда строил дом несколько лет назад. Тогда над ним все подшучивали, ведь войной даже не пахло, а вот поди ж ты, старик оказался прав и теперь во время обстрелов родня и соседи спасались у него. Это очень сблизило семью, а вот с другим братом, Андреем, который был всего на год старше тети Лены и с которым она всегда была намного ближе, чем с Витей, отношения прекратились. Дядя Андрей жил в Подмосковье.

Кент надел плавки, взял полотенце и вышел из дома, осторожно прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить жену. Было все еще темно и холодно — осень. Возвращаться за олимпийкой не хотелось, Кент почему-то стал суеверным последнее время. «Ничего, в воде согреюсь», — решил он и побежал к морю. «Вообще вся жизнь изменилась с началом войны», — думал на бегу. Он стал вдруг стесняться, что он русский. Круг друзей раскололся — путинистское меньшинство после нескольких ожесточенных, слава богу, словесных разборок выжали из своего общества, и те организовали свою отдельную тусовку. Но и в стане антипутинистов не было единой позиции. Кто-то хотел мира — неважно, на каких условиях, кто-то был за войну до полной победы. Кто-то был без ума от украинского президента, кто-то считал его главным коррупционером, кто-то считал, что надо помогать украинским беженцам, которые каким-то образом смогли попасть в Австралию, а кто-то считал, что их всех надо отправлять обратно, чтобы они защищали независимость Украины. В общем, мира в бывшей совковой диаспоре не было и в помине, и общение стало напряженным, казалось бы, проверенные многими годами и испытаниями друзья теперь были на ножах.

 

Море, слава богу, было бурным настолько, что о заплыве не стоило и думать, можно было только прыгать в волнах, а это полностью отключало от действительности, ибо требовало полной концентрации внимания — надо было каждые восемь-десять секунд принимать решение: поднырнуть или прыгнуть, причем надо было выбрать правильный момент для действия. Ошибка грозила травмой, может, даже серьезной. Однажды волна перевернула Кента пару раз и приземлила на песок, причем, на его счастье, на ноги, но с такой силой, что колено ныло несколько недель. Сегодня такое купание было как нельзя кстати. Пока Кент боролся со стихией, солнце наконец взошло и пляж ожил, кругом слышались радостные возгласы и смех австралийцев всех возрастов. «Они явно не сидели в интернете в предрассветные часы, просматривая военные сводки, — с завистью подумал Кент. — Что ж, их трудно за это судить, ведь даже мои дети интересуются этой войной постольку-поскольку. Да я и сам не пойму, каким это образом так меня захватило, я приехал сюда студентом и ни разу не возвращался, ту жизнь уже почти забыл, сменил имя с Иннокентия на Кент, и плевать мне было на все их проблемы. И все же с началом войны ни о чем другом думать не могу».

Открыв дверь дома, Кент сразу ощутил аромат кофе. Жена умела варить его правильным образом. «Сейчас она будет стараться показать мне свое участие, и я не должен раздражаться. Она действительно за меня переживает. Я ведь тоже не очень переживал по поводу военного конфликта на юге Таиланда, а ведь именно оттуда вышла вся ее семья, и ситуации бывали не из приятных — настоящие бои, взрывы, взятие пленных и прочие атрибуты военных действий. Но что кривить душой, меня это не слишком беспокоило, а она была вся на нервах, пока ее семья не оказалась в безопасности. Теперь роли поменялись, я все понимаю, но не могу сдержать раздражения; еще слава богу, что она совсем не возражает, когда я перевожу деньги родне в Украину. Ведь суммы не маленькие. Надо быть с ней помягче».

Да, жена Кента была таиландкой. Но не девушкой из отеля, а адвокатом с заработком, не уступающим доходам Кента.

— Ну как там дела в Европе? — Падж улыбнулась мужу.

— В Европе, как и ожидалось, только что наступил вторник. И если все пойдет по плану, то наступит и среда.

Ответ прозвучал все же саркастически, но Падж не прореагировала, и спасибо ей за это.

Телефон опять тренькнул. Писал босс: «Надеюсь, ты помнишь, что должен определиться с решением к концу дня. Ты никогда еще не подводил, но я просто напоминаю, ибо при теперешних обстоятельствах нам нарушать протокол нельзя».

Загнанная в угол проблема опять клюнула Кента в темя. Вот зараза — Кент не мог сдержать раздражения. Ведь сам же пишет, что никогда не подводил, так какого черта напоминает? И что это за обстоятельства такие? И тут екнуло под ложечкой — а вдруг шеф просек и, ясное дело, занервничал? Черт, только не это! Кент, конечно же, держал свою проблему в секрете, но шеф умен, и мог сам догадаться или почувствовать! Кент вздохнул несколько раз и ответил вежливо: «Не стоит беспокоиться. Все будет окей». А сам подумал: «Надо будет выяснить что это за такие „теперешние обстоятельства“.

 и не связаны ли они с моей проблемой».

По дороге в офис позвонил агент по сдаче недвижимости.

— Хочу уточнить, что твои друзья съедут в субботу утром. У меня есть уже несколько семей, которые мечтают снять твою квартиру.

В другое время Кент бы обрадовался, но сейчас задор агента подействовал ему на нервы.

— Тони, убавь свой чрезмерный оптимизм и пришли мне контракт с нормальной ценой и желательно побыстрее. А мои друзья освободят квартиру в субботу утром. У них билет на вечер того же дня.

— Отлично. Пусть твой день сложится хорошо, — агент отключился.

— Черт бы побрал этот день, — процедил Кент уже под короткие гудки.

Кент сдавал квартиру совершенно незнакомой семье беженцев средних лет из Украины за символическую плату. И, как обычно, одни знакомые оценили его благородство, другие посчитали, что он поощряет дезертирство, а третьи отреагировали в том смысле, что он дурак и что «с хохлов надо драть втридорога». Сам же Кент не считал себя вправе судить других, ибо не был уверен, как бы сам поступил на их месте. И вот жильцы неожиданно объявили, что собираются уехать.

— Домой в Днепр?

— Нет, в Польшу. Не хочется под бомбежки. В Польше у нас больше шансов закрепиться, чем в Австралии.

Ну, что ж, по крайней мере новые жильцы будут платить полную стоимость.

Кент поднялся к себе в офис. У него были все атрибуты успеха: свой офис с хорошим видом, секретарша и собственное место для машины, что для сиднейского сити значило немало.

Секретарша Линда, к счастью, была уже на месте. Кенту явно с ней повезло, ей было под шестьдесят, и она начала работать в фирме еще до ее основания, как шутил порой Кент. И она знала про фирму все и всех.

— Шеф, есть информация.

— Надеюсь, эта та информация, которую я ожидаю.

— Информация, увы, не о внеочередном бонусе.

Кент улыбнулся, показывая, что он оценил шутку.

— В Малайзии случилась авария и, похоже, по вине нашей компании, поговаривают о нарушении технологии. Там создана государственная комиссия, которая будет проводить проверку.

Кент поднял бровь, не совсем понимая какое это имеет отношение к австралийскому филиалу. Но, вероятно, будет продолжение, и оно последовало.

— Дело нешуточное, кажется, есть жертвы. В центральном офисе настолько переполошились, что решили провести аудит по всем филиалам. Скорее всего, начнут с Австралии.

— Спасибо, Линда. Вы воистину мои глаза и уши. Не соединяйте меня ни с кем, кроме шефа, конечно, минут пятнадцать.

«Теперь понятно, что за обстоятельства, — думал Кент, — и это хорошо и плохо одновременно. Хорошо потому, что теперь ясно, что я нигде не сболтнул лишнего и мне не грозит вывод на чистую воду. С другой стороны, эта проверка из центрального офиса может спутать мне планы. Ведь шеф точно пошлет их проверять именно мое отделение, ибо считает, что у меня все чисто. И у меня действительно все чисто... пока. Так что мне придется еще раз все обдумать».

В выходные Кент Просматривал полемику в фейсбуке и зашел на страницу одного очень активного сторонника войны в Украине по имени Ферст, который Кента просто взбесил своей агрессивностью и ненавистью к Украине и Западу. Он ставил посты типа «О необходимости возрождения русского духа» или «Земляки, не унывайте, Россия всегда побеждала и сейчас победит». Имя, конечно, было вымышленное и фото были такие, где лица не разобрать, например, оно было почти полностью закрыто гранатометом. Но одну из фотографий Кент узнал, он случайно увидел ее года три-четыре назад на экране компа в офисе Фрэнка Ластова, и тот пояснил, что это действительно он на стрельбище в ЮАР много лет назад. А Ластов был владельцем фирмы «Флексбилд», и именно ей Кент собирался отдать крупный подряд, поскольку по суммарному критерию «Флексбилд» был очевидно лучше других.

Вот сволочь! Кент стукнул кулаком по столу и почувствовал, как напрягся затылок.

Он встал и стал ходить по комнате, массируя зажатое спазмом место. Ему говорили не так давно, что видели Ластова на сборище казаков, причем он вроде даже был спонсором австралийского казачьего общества, которое активно агитировало за войну и собирало средства на ее проведение. Но Кент тогда не поверил, ведь эти австралийские казаки были козлы безмозглые, а Ластов был хорошим специалистом и уважаемым бизнесменом. Но теперь выходило, что тот поддерживает материально российские имперские амбиции. Конечно, и имя на фейсбуке — «Ферст» — это как бы антоним от «Ласт», первый — последний.

«Черта с два ты получишь от нас эту многомиллионную работу, — было первой реакцией Кента, — отдам подряд „Викингу“». Но тут же его охватили сомнения, ведь, строго говоря, это было против интересов фирмы. «Флексбилд» был давним, проверенным партнером, выполнявшим работы точно и в срок, плюс цена от него была лучшей, и если Кента уличат в предвзятости, повлекшей убытки, то это грозит увольнением.

Все выходные Кент метался между долгом и справедливостью. То ему казалось, что он должен просто «делать свою работу», несмотря на войну, но тут же он будто кожей чувствовал весь кошмар происходящего в Украине, и мысль, что он этому способствует, приводила его в ужас. Он решил, что не отдаст этот подряд «Флексбилду». «В конце концов, это мое решение, у нас нет правила, что выигрывает тот, кто даст лучшую цену. За много лет никто никогда не ставил под сомнение мои решения, и я смогу, если все сложится плохо, объяснить как-то свой выбор». Напряжение спало. Но сейчас, когда засветила проверка из центрального офиса, он опять засомневался и занервничал. Ведь он мог поставить под удар свою карьеру. Надо было найти объективную поддержку своего решения.

Возможным оправданием принятия решения не в пользу Ластова могла стать ссылка на результаты тайной проверки. У Кента были свои люди почти у всех подрядчиков, которые просто делились с ним внутренней информацией о том, что у них происходит. Если бы, скажем, ему доложили, что «Флексбилд» обходит правила, то этого было бы достаточно, чтобы отдать контракт другому подрядчику. Он достал свой частный телефон и позвонил на частный номер Крэйга, своего человека в «Флексбилде».

Однако разговор ничего хорошего не дал. Единственной положительной информацией было то, что «Флексбилд» объявил сотрудникам, что выплатит только половину бонуса, что говорило о том, что с прибылью у них было не супер. Но по части выполнения требований там было все в порядке. Кент даже пытался надавить на Крэйга, чтобы выжать из него хоть какой-то компромат, но тщетно, тот даже предположил, что Кент имеет на «Флексбилд» зуб.

Отключившись, Кент забарабанил костяшками по столу. Мысли бежали по кругу: «Что же делать? Если отдам контракт Ластову, то фактически я поддержу войну, хоть и косвенно, и этого я себе не прощу. Если отдам другой фирме, то поставлю себя лично, свою карьеру и семью под удар, да такой, после которого не очухаешься». У него застучало в висках и появилось стеснение в груди, что было неожиданно. Он постарался успокоиться с помощью дыхательных упражнений, потом открыл в системе нужный документ, вписал туда имя фирмы и нажал на кнопку «Переправить для утверждения». Потом отправил шефу электронную почту: « Босс, при теперешних обстоятельствах, думаю это решение будет самым правильным». Откинулся на спинку кресла, опять подышал, внутри было пусто и противно, в ушах продолжало стучать. Посидев несколько минут, он решил, что уйдет сегодня домой пораньше.