• 2023-2(40)

Мне пришло в голову, что можно написать антиутопию, где люди постоянно носят аппараты для измерения сердечного ритма. Допустим, в этом мире придумали способ, чтобы носить их везде, принимать с ними душ — в общем, жить нормальной жизнью. Якобы правительство озабочено здоровьем граждан, а на самом деле мониторит результаты на предмет подозрительных сердечных активностей.

Тогда бы нас с тобой сразу засекли. Сопоставили бы наши кардиограммы и обалдели. Ты думаешь? Разве это преступление, что они периодически совпадают? Ну, я же не знаю — может, у тебя там свои законы. Скажем, нельзя жить вместе без штампа о браке. Или быть в два раза старше партнера. Всегда можно насочинять что-нибудь ради интриги. Сейчас ведь важно, чтобы был закрученный сюжет, — ну, или мне так кажется, когда я пытаюсь читать что-то модное и современное. Ты разве читаешь модное? Ты мне никогда не говорила. Да это мелочи, наткнусь иногда в Интернете... Ну не дуйся. Я не дуюсь. Точно? По крайней мере, я не чувствую себя надутым — ни внутри, ни снаружи. Мне очень нравится это «по крайней мере». Почему? Ну, оно такое очень... твое. Если наши с тобой реплики записать на бумаге безо всяких кавычек и тире, все равно будет понятно, кто что говорит. А зачем так делать? А это литературный прием. Все продвинутые авторы так пишут. Что ты улыбаешься? Ты смешно это сказала. Ты — как это по-русски? — bluffing сейчас. Играешь роль. Блефую? Наверное, так. Почему ты думаешь, что я блефую? Потому что ничего ты без меня не читаешь, тем более модного и продвинутого. Ну конечно, не читаю: у меня мозгов на такое не хватит. Нет, не поэтому. Просто ты не можешь не делиться со мной. You always do. И никогда ничего не скрываешь, я это знаю. Почему ты молчишь? Я неправ? Нет, просто... Так хорошо.

Кто-то идет? Бегун пробежал. А что, ты прямо вибрацию на песке чувствуешь? А ты не слышала, как он пыхтел? Не заметила. Я смотрела на его собаку. Представь: бегун пухленький такой, весь потный, а за ним грейхаунд — они так семенят чудно, лапами дык-дык-дык. Дай руку, покажу. Прикольно. А еще кто вокруг? Да никого нету, будний день же. Одни мы с тобой бездельники. Еще мужик купается — во-о-он там. Моржует. Что делает? Закаляется. Как морж. Ну, такой здоровенный, с бивнями. А, знаю: I'm the walrus, goo goo g'joob.

А вообще, я подумала, что если будет непонятно, где чья реплика — так даже лучше. Может, тут и нет никаких нас, а есть один автор, который демонстрирует читателю свой творческий процесс, выворачивает его наизнанку. Сейчас же модно писать всякий автофикшен, почему бы не заняться и таким стриптизом? А, может, все наоборот, и мы с тобой так сблизились, что вполне сойдем за одно существо с четырьмя ногами и двумя глазами — как бывает в те моменты, когда совпадают пики и спады наших кардиограмм. Я не знала, что так бывает, пока тебя не встретила. Только в романах читала, но и то — в реальности все иначе, ведь в такие моменты не думаешь головой, ты телом чувствуешь, как с первого же движения ритм становится общим: не потому, что один задает, а другой подхватывает — нет, тут дело в том, что ритм удобен, естественен для обоих; у меня вертится на языке умное слово, но я придержу его, мне хочется насладиться мыслью о том, как, в самом деле, похожи эти два процесса, каждый из которых может стать метафорой для другого — разумеется, под пером настоящего писателя. У меня-то нет таланта в этой области. Долгое время я считала, что у меня вообще нет никаких талантов, за исключением одного: притягивать к себе определенный тип мужчин.

Я никогда тебе об этом не рассказывала и не расскажу сейчас, вслух. А вот потом, когда я начну прокручивать в голове наш разговор, мне придут на ум правильные слова. И вот я буду развешивать белье — нет, забыла, это же теперь твоя обязанность, — буду резать морковку на суп или мыть полы, а мысленно продолжать диалог с тобой в твое отсутствие. Потому что я не занимаюсь такими глупостями, когда ты дома. Потому что я до сих пор хочу проводить с тобой каждую минуту.

С другими было иначе: они сами искали моего общества, потому что знали, что я всегда готова выслушать и посочувствовать. Они несли мне, как кардиологу, свои сердечные проблемы, делились идеями по усовершенствованию мира, своими утопиями и рационализаторскими предложениями — было когда-то такое понятие, оно тебе наверняка незнакомо, но ты поймешь. За удачные рацпредложения давали премии, а неудачные доставались мне, но я очаровывалась любыми, причем искренне. Было что-то гипнотически прекрасное в этих молодых идеалистах — они всегда казались мне молодыми, даже те, кто был в два раза старше меня. Я готова была многое им простить: разбросанные по квартире носки, невыключенный свет в туалете и незакрытый тюбик с зубной пастой. Прощала даже то, что при разговоре со мной глаза их затягивались поволокой, — им уже неважно было, интересно ли мне, слушаю ли я вообще. Им было так тепло и сытно рядом со мной, что они переставали изображать из себя тех, кем не являлись. То есть попросту становились никем. Идеи продолжали исторгаться в воздух, как сигаретный дым, и так же, как дым, таяли деньги. Я работала дендрологом, сначала в районной администрации, потом в частной фирме, и везде приходилось пахать без продыху, но на двоих все равно не хватало. Случалось, очередной мечтатель влезал в долги или терял работу, или и то и другое сразу; и наступал момент, когда я понимала, что больше не могу.

Смешно; я уже почти успокоилась, мне стало нравиться жить одной: хочу — халву ем, хочу — пряники. Новая страна, новые возможности (конечно, они могут быть только новыми, когда обнулилось все, что было до того). А тут — ты. И я наступаю на те же грабли. Воображаю себе свою новую миссию, радуюсь, что опять будет о ком заботиться и кого поддерживать. А ты берешь и обманываешь меня. Не разбрасываешь по дому вещей, не оставляешь включенным свет — ты вообще его не включаешь, с твоей стороны кровати даже нет ночника на тумбочке. Но что самое поразительное — ты, первый из всех, действительно меня видишь. Видишь, не имея глаз.

А я по-прежнему думаю, что у меня Миссия с большой буквы. Я вдруг осознаю, что все делаю неправильно, что тебе надо учиться быть самостоятельным, а не жить на готовеньком, ведь между нами скоро все кончится. Надо учиться строить отношения, разруливать конфликты, хотя у нас и не бывает никаких конфликтов, ты первый приходишь мириться, если тебе кажется, что я обиделась. Ты барабанишь по клавиатуре у себя в комнате, а потом бросаешь все и ищешь меня, потому что соскучился; и я даже рада, что тебе невдомек, как сияет от счастья мое лицо. Мне так легче — изображать строгость, чуть ли не силой выгонять тебя на студенческую тусовку, потому что надо, надо приобретать опыт, такого больше не будет, юность пролетит — глазом не успеешь моргнуть. А когда ты уезжаешь, мне становится страшно до тошноты. Я сижу, не зажигая света, и позволяю мраку сгуститься, потому что мне не на что смотреть без тебя. Наконец ты открываешь дверь своим ключом — судя по всему, почти трезвый, и выдуваешь пол-литра воды: разумеется, на вечеринке ты в первые же десять минут потерял свой стакан и стеснялся попросить другой, а вместо этого ввязался с кем-то в дискуссию, перекрикивая шум, и охрип, и не понял из-за этого шума, где ты вообще находился и кто был вокруг. Ты заявляешь, что тусовки тебе не очень-то и нравятся. Я ничего не отвечаю, чтобы ты не почувствовал моей облегченной улыбки. Миссия провалена, агент посрамлен. Хуже того: я начинаю сомневаться в том, что мы друг для друга — всего лишь этап.

Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я без памяти влюбилась в одного мальчика. Я по выходным торговала кассетами на рынке, а он был нашим постоянным покупателем. Мы слушали одну и ту же музыку и смотрели одни и те же фильмы. Я спешила на работу только ради того, чтобы его увидеть. Иногда я касалась его руки, когда брала деньги, и меня будто током шибало. Это как? Ну знаешь, как стреляет в пальцы, если снять шерстяной свитер и взяться за ручку двери? А, бывало такое. Но не с людьми. И чем все закончилось? Ничем. Я не могла ни признаться, ни еще как-то выразить, что у меня внутри. А он, наверное, думал, что мы просто друзья. Мы пару раз встречались, гуляли. С ним было приятно идти рядом — он был такой... эффектный. Высокий и темноволосый, как ты, и с такой же улыбкой. Я даже вздрогнула, когда к вам пришла в гости. Я-то тебя другим запомнила, почти ребенком. Но я не к тому рассказываю, что вы похожи — не так уж и похожи, если сравнивать. Дело не в этом. Мне потом всю жизнь казалось, что я упустила что-то очень важное; как будто начала читать увлекательную историю, а она обрывается на второй же странице, и чувствуешь себя обманутой и разочарованной. Думаешь: лучше б я вообще этого не читала. И ты до сих пор жалеешь, что у вас ничего не вышло? Сейчас не жалею. Почему? Ну, наверное, потому, что нашла другую историю.

Вот, кстати: я когда-то читала один рассказ в журнале, и он меня так зацепил, что я до сих пор его кусками цитирую. Первые слова там были: «В велосипедный магазинчик на улице Дю Колеж поехали все вместе». Я не буду пересказывать, там про отношения — девчонке на пятнадцатилетие подарили велосипед, взрослый, и все заверте; такая очень французская история, переживательная, но с хорошим концом. Я ее сразу вспомнила, когда мы с тобой пришли покупать велик. Вот не поверишь — было чувство, что у нас тоже начинается что-то важное и захватывающее. А мы ведь уже были вместе целый год. Может, это из-за того, что у нас появилось общее — как сказать? Имущество? Да, наверное. А потом, когда мы сели и поехали... Нет, я не сумею найти слов, чтобы выразить это. Я так мало книг прочла. Мне не осилить твоих антиутопий и философских трактатов. Хотя за последний год я, можно сказать, рекорд поставила: перечитала все любимое из юности, эти неспешные классические романы девятнадцатого века — Бронте, Тургенев. Я искала в них описания природы, которые могла бы украсть для тебя. На что похожи облака? Туманный рассвет? Ты спрашиваешь, а я не знаю, что ответить.

Так вот, велосипед. Я в начале двухтысячных попала в Голландию по работе, и меня поразило, что они там все ездят на двух колесах. Ладно сами ездят – вещи перевозят, детей, собак: сзади велика прицеп, и крутишь себе. Мне потом эта картинка приходила на ум, когда становилось трудно тащить очередного спутника жизни. Я представляла, как он восседает в своей коробчонке, упитанный и розовощекий, и меня смех разбирал. Они все были такие — как дети. А с тобой я села на эту каракатицу, на тандем, и меня пронзило мыслью, что вот оно, вот чего я столько лет ждала. Я не мечтала, чтоб за мужиком как за каменной стеной, чтобы и гвозди забивал, и меня любил; так не бывает. Меня устраивает быть на этом тандеме капитаном. Так и должно быть, ты ведь только учишься. Тебе труднее, чем сверстникам. А со мной ты вроде как самостоятельный, и при этом не один. Мы едем своей дорогой, не пытаясь всех догнать и перегнать; едем в своем ритме, который у нас, оказывается, общий. Для его обозначения есть умное слово: каденс. Нам легко и удобно двигаться вместе. Двигаться вперед, то с горки, то под горку, дышать морским воздухом, слушать чаек. Сесть на песке и вынуть термос, потому что зима. А летом купаться. И говорить, говорить — я, кажется, за всю жизнь произнесла меньше слов, чем за полтора года с тобой. Ты рассказываешь про свою антиутопию. Я закрываю глаза и думаю, что, может, и нет на самом деле ни тебя, ни меня, что мы – плод писательского воображения, ведь не бывает же такого в реальности, что люди встречаются, теряют друг друга, а потом снова находят — и уже навсегда.

Кто-то идет? Не знаю, у меня глаза закрыты. И что ты видишь с закрытыми глазами? Будущее. Big deal. Я тоже его вижу. Интересно, в твоем будущем происходит то же, что и в моем? Давай загадаем, а потом проверим. Давай. Ты есть хочешь? Не откажусь. Поедем домой или в кафе? А кто-то только что утверждал, что видит будущее. Погоди, что-то мы запутались — где чья реплика? А какая разница? Да, в самом деле. Поехали? Let's go.

Поделиться