1
Он мерз, хотя зной звенел так, что сквозь упругий звук протиснуться было невозможно. Раздувшаяся, как полудохлая жаба, комендантша в цветастом платье, липнущем к сырым коленям, отвела его к двери номера в сельском фанерном доме отдыха. Тот торчал на обочине новенького шоссе, которое обрывалось сразу же за поворотом. Тут это было самой малой долей абсурда, от которого закладывало нос, как от судорожного аллергена.
Окно в деревянной раме было мутным и едва пропускало дневной свет. Это шло только на пользу покосившемуся и как будто невзаправдашнему интерьеру. Выдранные из гнезд розетки и выключатель свисали мертвыми птенцами с вытянувшимися шеями, измазанными известкой. Он ощупал завернувшийся край обоев, тот рассыпался под пальцами, как блеклый кокон мумии, внезапно оказавшейся на воздухе. Обжигающем агрессией смеси кислорода и азота.
Толкнул дверь в санузел: на месте унитаза зияла дыра. Впрочем, и само отверстие, и кафель, которым были выложены пол и стены сакрального помещения, отливали ртутью, точно их только что отдраила девка с признаками вырождения на личике, приходящая сюда из дощатых домиков в семистах метрах от проволочного ограждения по периметру территории. Девка испарилась, едва успев перед самым его приходом прошелестеть за угол, позабыв прихватить с собой запах затхлой ветоши и серой воды. За фанерной стенкой шоркали тапки об увечный асфальт, но как он ни пытался высмотреть искусительницу через стекло, перед носом маячили только тусклые разводы.
В дверь бухнули, без паузы саданули еще раз.
Он почти заторможено вынул из-за пазухи увесистый револьвер — точь-в-точь, как из кино о бруклинских полицейских, за единственным исключением, что тот был не боевым, а газовым, зато выдерживал дробовые патроны, так что шмалять по шпане в переулке можно было с ощутимым уроном для нападающих. Вместо того, чтобы по голливудским лекалам красться к двери вполоборота, вытянув руку с оружием на уровне гипотетической головы посетителя, а другой, не дыша, выталкивать шпингалет из крашеной скобы, напружинившись и изготовившись к стрельбе, он запихал железяку за ножку кровати у стены, справа от дверного косяка. Шагнул к двери и дернул ее что было сил, а то брутальный визитер колотился уже всем телом.
2
Он опять видел черный завывающий столп. Тот ввинчивался в померкшее небо, гудя и приближаясь. В ушах невыносимо свистело, хныкало и подвывало.
Ввинчивающаяся в небо воронка извивалась на фоне желтого ландшафта, только на самой кромке горизонта окаймлленного серым силуэтом гор. Гротескное марево было так неправдоподобно, что он тут же прикрыл веками скулящие глаза и потукал по ним подушечками пальцев. На словах это было легким и незначительным, но на деле все текло в сгустившемся воздухе замедленно, как в пафосном авторском кино. Это его и сгубило.
Кулак прилетел, как диск с пришельцами. Его отшвырнуло назад. Он пытался ухватиться за воздух, но ничего не вышло. Грохнулся копчиком об пол. Даже завалился набок на секунду, точно в нокауте, но как-то сразу напружинился, сгруппировался и вскочил, слегка пошатываясь. Выставил кулаки и всмотрелся. Туда, где реял противник.
Никого не было. Разве что едва различимое колыхание вертикальных струй и как бы прозрачный рисунок с торнадо на фоне хриплого пейзажа.
— Дяденька, вы — дурак? — произнесло лучащееся существо откуда-то снизу. Покачиваясь на задних конечностях, он перевел фокус зрения на порог своей комнаты. Девочка в синем платьице с зеленым пояском глядела на него и ухмылялась. Точно нарисованные лазером глаза жгли нестерпимо. В воздухе послышался запах горелых волос. Зашипела подгорающая кожа.
Мерзкая вспышка швырнула его в очередной нокаут, теперь уже всамделишный.
3
О! –
– О! –
О! – …
Так это был Врубель!
Не это ли Врубель?
Это Врубель?
4
— Эль Греко… — ответствовало как будто из космических недр.
По двору к нему вышагивали ибис и обезьяна с очень серьезными глазами, которые читали по губам и выуживали из смотрящих все потаенное на раз.
— Птах несчастный, — пробормотал он, приходя в себя, и сам поразился: кто это тут говорит и о ком.
— Итак, — внезапно проскрежетал безапелляционный возглас птицы с клювообразной головой, наводящей на мысль о внеземных геометрах. — Как там с осадками в Марокко? Что слыхать о Кемале? Куда девался Ара-ра-ра-ра-рат?
Последнее слово раскатилось гремящим пустозвоном по коридорам черепной коробки, взламывая костяные перегородки, откалывая визжащие щепки от пористых скал внутренней поднебесной.
— Какой такой Арарат?.. Что он Гекубе ведь? — бормотал, пуча глаза на приближающихся и машинально отползая назад, в комнату, подальше от порога.
— Да, да, что там с тем? — почти над самым ухом прошелестело зловоние из звериной пасти с ужасающими клыками. Он попытался отпрянуть. Не тут-то было! Прямо на него уставилась вытянутая морда павиановой мумии, щурясь и позевывая.
— Говори, говори, дорогой, разговаривай, язык проглотил? — напирал высокомерный ибис, поводя перед лицом кривым клювом, тогда как павиан сутулился и норовил зайти за спину.
Он перестал отползать и вдруг расхохотался с такой силой, точно принялся палить с обеих рук одновременно, что твой киношный бледнолицый. Зверь и птица вздрогнули. Синхронно сглотнули. С какой-то невероятной ленцой павиан щелкнул его по лбу. Свет погас. Как в кинозале сельского дома культуры с пафосным названием Мир. Затрещал проектор, пустил пыльную серебристую струю на далекий экран. Заплясали фигурки, жестикулируя и выпуливая звуки — те барахтались и то раздувались и катались туда-сюда, то сплющивались и плыли тонкими голубыми блинами.
— Не знаю я ничего, отстаньте от меня! Чего прицепились? И вообще, вы — это я, так? — вылепливал он немыми губами, катаясь по сумеречному воздуху кинозала, кувыркаясь в попытках вырвать себя из вязкого киселя, а все никак не мог выплыть. Пока торнадо само не постучалось в череп, как в домик Эли, и не сказало то, о чем хотело, и что повторить на человеческом членораздельном никому не по зубам.
5
Носок отважно валялся посреди комнаты, как опрометчивое политическое заявление.
Заблудившийся космонавт и короткошерстный представитель редкоземельных земноводных из семейства огнедышащих воздухоплавающих медленно передвигались по направлению к воздушной гавани, элементарно реющей в воздухе, без уловок и словесных экивоков. Позади, в полуметре от павиановой морды, вслед за шествующими по воздуху скользил свернутый в трубу ковер, из раструба которой торчала голова очнувшегося секунду назад имеряка.
Спокойствие, только спокойствие, как бормотал в минуты острой печали и тягостных сомнений самый известный на свете человек и самолет. Главное, не сбиться с курса. Будем благодарны Всевышнему за все, что Он дарит, и не будем требовать большего. Иначе разразятся гром и молния, и все полетит вверх тормашками в тартарары.
6
Заунывная степь хранит темные тайны. Бесконечная линия сменяется паузами соленых овалов и шелестом восклицательных знаков. Они хватают пальцами ветер, теребят, рвут и подбрасывают к мнущимся над головой облакам. За стеной зноя и молчания горит отчаяние. Похлеще слепой пустыни. Не верите? Пойдите и сделайте сами. То, к чему влечет жителя мегаполиса, измученного комфортом жвачных и навьюченных. Проститутку, прикованную к образу жизни, с годовым запасом оправданий, не верящих самим себе. Ноль девяносто три. Набирайте, сколько влезет. Спасительная комбинация, да не та.
7
Он пробовал повернуть голову влево, чтобы увидеть, что там за краем ковра-самолета. Не тут-то было.
Путешествие затягивалось. Солнце орало, но странникам в обличии зверя и птицы все нипочем. Они двигались к неназванной цели, и ковер с заключенным в него имяреком плыл следом. Постепенно они уходили все дальше, истончались в воздушном мареве, размывались в оптическом беспорядке, мутнели и лопались.
Под ними, далеко позади, вспыхивали разрывы и беспомощно толкались в нижнюю кромку стратофсеры облачки последних аргументов безумцев, но уже не достигали слуха человекоподобного и прочих. Даже если бы само шарообразное раскололось пополам, они уже вне досягаемости и неприметно для себя набирают скорость, близкую к всяческому отрицанию постулатов астрофизики и принципов межгалактической кулинарии. Доказывать и опровергать это некому, да и незачем.
Возможно, только в этом и смысл. Узнать, а тем паче спросить не у кого.