• 2023-2(40)

Осматривая метр за метром полуразрушенное вражеской ракетой здание, я ловил себя на панической мысли, что этот мрачный архитектурный пейзаж, будто сошедший только что
с гравюр Пиранези, и есть мое последнее в жизни пристанище. Выбраться живым отсюда я уже не рассчитывал, а поэтому, прощаясь с этим миром, вынуждал себя полюбить это судное место. И не мог. Ничего, кроме омерзения, жгучей обиды и ненависти ко всему окружающему и происходящему, я уже не испытывал. И все-таки, в этих руинах с провисшей в открытом пространстве межэтажной лестницей, похожей на скелет доисторического животного, таилась некая странная, не вписывающаяся в рамки моего понимания красота. Что-то подобное я однажды уже наблюдал в своей жизни.

Отец мой был офицером советской армии, и семья кочевала за ним по всему бывшему
Советскому Союзу. Свое шестилетие я встретил в Армении. Там же довелось мне пережить и Спитакское землетрясение. Некоторые жуткие подробности его, озвученные музыкой Бетховена, облетели весь мир. В трагическом и уродливом всегда есть место для красоты. Если же людям кажется, что красоты в них нет или ее недостаточно, они тогда сами приукрашивают вещи и обожествляют события.

По всей видимости, руины эти были когда-то школой, о чем свидетельствовали и разбросанные вокруг предметы, служившие еще недавно неким благим целям. Мой взгляд лениво скользил мимо всей этой ненужной никому теперь уже рухляди и задерживался на очертаниях огромного глобуса, валяющегося в углу комнаты среди прочего бытового и строительного мусора. Интересен он был мне, видимо, тем, что это была единственная в этой комнате не оскверненная войной вещь. Так мне во всяком случае казалось. Рассматривая издалека четко очерченные на нем континенты и страны, я думал о том, насколько все же тесен и уязвим этот наш мир, насколько он един и нерушим. И тогда, превозмогая тупую боль в паху, я предпринимал скудные усилия, чтобы дотянуться до глобуса рукой. Однако человек, сидящий напротив, мгновенно реагировал на эти мои потуги, направлял на меня автомат, как бы предупреждая тем самым, что делать мне этого не следует. Это был мужчина моего возраста. Тоже, по всей видимости, тяжело раненый. И я видел, насколько непросто ему было удерживать в руках оружие. Незадолго до этого, в бою с ним, я расстрелял целый рожок патронов, и теперь мой автомат бесполезной вещью валялся у моих ног, не представляя для него никакой опасности. В его же стволе был как минимум один патрон. Я это чувствовал, а поэтому невольно подчинялся всем его требованиям. Моя жизнь была пока все еще в его руках. Видимо, он все себе объяснил. Для него я уже не существовал. Он убедил себя в своей правоте и теперь угрызения совести ему точно не грозили. Для него я был врагом, а врагов нужно уничтожать. «Так давай же, сука! Что же ты медлишь?» — распалял я себя мысленно, беспомощно поглядывая на автомат в его бессильных руках.

Вечерело. Сумеречные тени суетливо ползли по стенам в поисках места ночлега. Тишина касалась его изуродованного кровавыми подтеками лица, оголяя гримасу смерти. Вряд ли предстоящая ночь обещала нам некий покой. Мы смотрели друг другу в глаза — ненасытно, будто стараясь напоследок наглядеться, запомнить и унести увиденное в могилу. Два одиноких в мире мертвеца, ищущих друг в друге что-то живое и человеческое. Однако этот полуразрушенный и сошедший с ума мир был для нас уже всего лишь картинкой на этом школьном глобусе, валяющемся в углу среди прочего мусора.

— Ты меня расстреляешь? — тихо спросил я, не отводя от него глаз.

Он промолчал и это взбесило меня окончательно. Переходя на истерический крик, я повторил свой вопрос:

— Сука!.. Ты меня расстреляешь?

Он скупо улыбнулся и не проронил в ответ ни слова.

— Мразь!

И опять воцарилась тишина.  И сумерки постепенно стали поглощать в себя все видимое и существующее. Сначала исчез из поля зрения школьный глобус со всеми его странами и континентами, морями и океанами, следом за глобусом растворился в темноте он, а потом и все эти развалины превратились в фантастические неземные изваяния. На их фоне чистое звездное небо над головой показалось мне райским местом.

Последнее время нам не фартило. Позорно отступая, мы оставляли врагу населенные пункты, технику и боеприпасы. Попав в окружение, командование приняло решение дробиться на небольшие группы и пробиваться с боями к своим. В этом разгромленном в пух и прах безлюдном степном селении я и попал под раздачу со своим отделением. После жестких продолжительных боев никого в живых из моих ребят не осталось. Врагу тоже не повезло. Этот тип, сидящий напротив меня, видимо, был последним из тех, кто пытался нас остановить. Остальные лежали где-то рядом, в полях на прилегающей к зданию территории. По предварительной договоренности, утром за нами к школе должна была прибыть "вертушка". Но теперь было всем понятно — забирать некого.

Мое внимание привлекло тихое посапывание в углу. «Видимо, он все же уснул, — подумалось мне. — Но хватит ли у меня сил доползти до него?» Я нащупал спрятанный за поясом нож и решил действовать. Я даже сделал несколько неуклюжих движений в направлении места, где находился мой враг, однако разрезавший тишину треск автоматной очереди вынудил меня вернуться на прежнее место. Пули просвистели над головой, не затронув меня. «Вот и все! — обрадовался я. — У него теперь точно нет больше патронов».

— Ну, вот и все! — ехидно озвучил я эту свою мысль. — Теперь наши шансы равны. Скоро начнет светать. А там, глядишь, кто-то придет за нами. Не правда ли? Как считаешь, кто первым придет: твои или мои?.. Оглох, что ли? Давай поговорим, враг!

— О чем!

— Да ни о чем. Просто поговорим… Жить хочешь?

— Странный вопрос, — удивился он и помолчав, добавил: — К сожалению, я уже не жилец.

— И я...

— Я знаю, — сказал он.

— Но мы же смотрим с тобой в одну сторону. Разговариваем на одном языке. Ты это хоть понимаешь?

— И что?..

— Зачем ты пришел в мой дом убивать меня?

— А ты думаешь, я промахнулся только что? — вопросом на вопрос ответил он.

В воздухе повисла продолжительная пауза.

— Бог мой! Какая тишина! Такое ощущение, что мы с тобой одни в этом мире… Что там в мире — во всей Вселенной... И нет никому дела до нас. Ни богу, ни черту. Будто бы и нет этой долбаной войны, — нарушил он первым затянувшееся молчание.

— Это правда, — согласился я с ним и с тревогой посмотрел в сторону висящей в пустом пространстве лестницы.

— Похоже, что не одни, — тихо промолвил я. – Мне или почудилось, или я действительно слышу мелодию. Что это?..

— Чей-то телефон, — проронил он равнодушно.

— Как жаль. Такая прекрасная, вечная мелодия и такой паршивый транслятор.

— Что есть. У людей всегда так.

— Да уж! Что есть...

Я еще раз посмотрел в сторону, откуда, как мне показалось, доносилась мелодия, и увидел, как вниз по подвешенной к пустоте лестнице, вальяжно спускается вооруженный человек. «Вот так же самоуверенно, видимо, человек спускается в бездну собственного ада», — подумал я, не отводя взгляда от военного. В предрассветной туманной дымке невозможно было распознать знаки различия на его форме. Хотя, если быть честным, я и не пытался этого делать. Мне было все равно уже. Вооруженный человек остановился на полпути и направил на нас автомат. «Неужели он целится в меня? — подумал я с ужасом. Однако через мгновение, потеряв интерес и к нему и к этой извращенной людским сознанием лестнице Якова, улыбнулся: — Какая тебе разница». Военный резко отвел ствол в сторону и нажал на спусковой крючок. Пули легли кучно и будто ножом арбуз, располосовали пополам лежащий в углу глобус. Я равнодушно посмотрел на взлохмаченные бумажные ошметки в области Тихого океана, и мне показалось, что из дыр этих вот-вот хлынет сплошным потоком красная вода, заполняя собой пространство застывшего в ожидании апокалипсиса неземного пейзажа. Я закрыл глаза от бессилия, и мой слух опять уловил звуки мелодии, хранящейся где-то глубоко в душе. Звучала «Лунная соната» Бетховена...

Поделиться