• 2022-2(36)

* * *

Нас тьмы и тьмы. И чёрная зима

лежит раскинулась, не дышит. И не надо

ни плача для души, ни горя для ума,

и с высохших небес беспомощного знака

давно не ждём, а будет — наплевать,

черно который век, и дело точно в снеге —

он, видно, с головой засыпал однова́

и жизнь, и смерть, и сани, и телеги,

вдавил исподний грунт и сделал всё как есть —

и тощими стада, и ржавыми орала,

а память бедным нам оставил днесь,

чтоб и она всё время умирала,

под мерный тик сапог, не различая лет,

тащилась в поводу и глаз поднять не смела.

Мы — дети чёрных зим, где двери крестят мелом

и отблик нашей тьмы у бога на челе.

 

 

 

* * *

И мне, оглохшему, по этой тишине

внезапной, медленной, как за́литое поле,

шагать, не слыша собственного воя,

когда уже никто не говорит во мне.

Здесь город был, и белка в колесе

трудилась для детей, в любви изнемогая,

шумел базар от церковки до гая

и разливался жар, и живы были все,

а дальше как во сне, как в фильмах о войне –

рассвет, враги сожгли родную хату,

и роль фашиста русскому солдату

так удалась, что ночью снится мне.

Теперь, душа, скрывайся и таи

неверные слова — и шаткие, и злые,

поскольку слов иных тебе не знать отныне,

а эти, что без Бога, не твои.

И тишина, в которой всё как есть,

идёт шаг в шаг, молчит не умолкает

и помогает, и перемогает,

мы будем здесь, душа, мы будем здесь.

 

 

 

Сельские зарисовки

 

Потихоньку, понемногу

собирается в эклогу

семицветик на окне,

коршун сверху наблюдает

за котёнком на бревне,

кто-то мёртвый на броне,

даже ветром не болтает

чью-то каску на плетне,

дом без крыши невысок,

ручеёк совсем истёк,

ни живого молодца,

чтоб воды испить с лица,

дальше поле в зыбком сне

дырки кроет свежей марлей -

овсюгом да белой марью,

скучно полю по весне,

вертолётный фюзеляж,

запах сдобы ниоткуда,

шмель ползёт, не слышно гуда,

буколический пейзаж.

 

 

 

21 строчка

 

Вытаскивай Россия изо рта

из брюха из помойного ведра

из омута подвала из-под кладки

всех тех кого по самое вчера

рвала зубами зубьями рвала

и жмурилась и взятки были гладки

а нынче оглянулась — раз и святки

коломенская пройдена верста

а ты всё та же — нет уже не та

но смерть и вечный срам в сухом остатке.

 

 

Пускай блакитно-жёлтый Конотоп

утешится когда тебя взахлёб

уставят миром на четыре кости

и мерной чередой ударных стоп

всё будет биться толоконный лоб

уже не для прощения а чтоб

мальцы кровавые не так частили в гости.

 

Ты будешь всем видна и не видна

и мир с тобой пребудет сух и краток

ты выпала из неба ты — война

и высших слов нарушенный порядок.

 

 

 

 * * *

Война, а мы тут ложечкой болтаем,

ты тему дай, мы всё забалалаем —

один взбивает воздух языком,

другая как из пушки тянет нюни,

ведут на бой масяни и манюни

колонны лайков по полю dot com.

Вояки мы, свечой горим без няни,

перо к штыку со смехом приравняли

и день за днём даём за залпом залп,

немолоды уже, седоволосы,

как не в себя сосём е-папиросы,

кого отпеть бы, кто бы подсказал.

Война гремит грозой в начале мая,

лети, строка, души не вынимая,

насвистывая камнем из пращи,

приправленное горечью и злостью

лети, словцо, а мы ещё запо̒стим —

солдаты мы. Избранники. Почти.

 

 

 

Солдатская прощальная

 

Во сне а будто бы в бреду

среди других в одном ряду

штурмую чёртову гряду

а там за нею

гляжу - ни войска ни знамён

и каждый в каждого влюблён

там бурундук и тот умён

любить умея.

Там всё иначе снится мне -

смеётся женщина в окне

и пепел кружится в огне

волос тяжёлых

пусть автомат в песке в земле

плевать совсем не стыдно мне

я к той, которая во сне

всё шёл и шёл бы.

А сон летит и я за ним

среди холмов среди низин

закат горит неугасим

сжигает спины

летящим из последних снов

кто был готов и не готов

и свет идёт поверх голов

невыносимый.