• 2020-4 (30)

Бетховен

 

Вы прикажете слугам не впускать Бетховена 

заблокируете его в мессенджерах и соцсетях 

одни воюют другие майнят биткоины

третьи интригуют и путаются в путях

четвёртые смесь предыдущих двух не попадают в вену

истерическая правда вступает в свои права

по невзорванному мосту французская армия входит в Вену

я смотрю с него на Дунай у меня кружится голова

 

Вы прикажете себе уехать уехать себя ломая

но сохраните пи́сьма наложив седьмую печать

я стою на мосту осень страшная и немая

«Вы спрашиваете как живу я предпочёл бы не отвечать»

рядом Наполеон взрывает крепостные стены

страх не добить лежачего низость и низачот

и под мостом голубая кровь из Вены

течёт течёт

 

лучше блэкаут чем шепоток и сплетни

чёрный квадрат в себе заключает всё

снявши голову хорошо смеется последний 

над временем вравшим нам что всё унесёт

Ваши письма найдут через полтора века

переведут издадут я читаю их спустя два

жаль до меня сказали: от всего человека

нам остаётся часть речи у меня кружится голова

 

что ощущали Вы живьём обрубая

самоё себя беда здесь или вина

всё течёт течёт по Вене кровь голубая

и Вы живы пока вливается Вам она

разрушение опустошение барабаны и мародёры

город земля душа в огне в огне 

значит в самом себе он будет искать опору

и найдёт заодно давая её и мне

 

я стою вцепившись в перила и в гулком громе

различать начинаю издалека едва 

«только звуками — ах не слишком ли я нескромен

думая что звуки мне послушнее чем слова»

только звуками из бесформенной тьмы наощупь

и пускай он не слышит ни стереоканонад

ни тишины но так вернее и проще

потому что музыка — над

_________

По письмам Бетховена времён войны с Наполеоном. В основном из переписки с Жозефиной Дейм, найденной в 1950-х; прямые цитаты в кавычках; ряд слов почерпнут из других писем (про разрушение, опустошение и барабаны; про опору в себе...)

 

 

Буква

 

Я знал о том, что до исхода дня, 

Свыкаясь с разрушительностью фразы, 

Ты трижды отречёшься от меня, 

Решительней и чётче раз за разом; 

Слова затвердевали на губах... 

Но не хочу давать определений: 

Я тоже знаю, что такое страх, 

Я помню сад, где преклонял колени —

 

И потому я дорожу втройне 

Тобой, со мною ставшим наравне, 

Тобой, себя вернувшим с полдороги

Туда, где «предан» означает не 

Предательство, а преданность в итоге,

Да, преданность! и символом её —

Та буква, что зовёт раскинуть руки 

Залогом высоты, но прежде — муки:

 

Тройное оТречение Твоё. 

 

 

 

Считалка-колыбельная

 

День за днём идёт, успешен. 

Каждый страждущий утешен. 

Грусть-тревога на нуле,

Нет страданий на земле. 

 

Никого уже не жалко —

Вот она, моя считалка:

Раз-два-три-четыре-пять —

Никому не горевать!

 

А когда порой слабею

До дурацких тёплых слёз,

Бормочу сама себе я

Колыбельную под нос:

 

 Спи, моя душа,

 Спи, способность к боли,

 В комнатной юдоли

 Скрип карандаша.

 

 Свет сведи с лица,

 Спи, не просыпайся. 

 Золотом ссыпайся 

 С бабочек, пыльца.

 

 

 

Благодарность (сонет)

 

Благодарю за то, что день не весь 

был тёмен, как последние недели, 

за то, что я иду сегодня здесь, 

что я — иду, что и лишившись цели 

 

могу идти, что шаг мой даже прям, 

что ночь, фонарь, аптека — всё на месте, 

что страха не осталось ни на грамм 

в ломающем ладонь ладонью жесте, 

 

что со всего соскальзывает взгляд,

что иглы глаз, расслабясь, не болят, 

что ум умолк, мой вечный цензор строгий,

 

что я перед стихами не в долгу...

Но нет! — За то, что горький выдох губ

помимо воли образует строки. 

 

 

 

Никто (двухвариантное / безвариантное)

Когда тебя не любят, ты — никто.
Пусть жив, здоров и не утратил тени,
Пусть есть друзья и на работе ценят —
Ты просто тело...

 (...чтоб носить пальто,
 гулять по парку, подходить к воде
 и, отражаясь... но неважно это:
 в какой ни утверждайся части света,
 когда тебя не любят, ты — нигде)

 (...чтоб надеть пальто,
 отправиться по суше и воде,
 довериться вагонам и каютам...
 какой бы город ни служил приютом,
 когда тебя не любят, ты — нигде)

 

 

 

На дворе трава

 

Когда уходит зрение былое
И проще внутрь себя направить взор,
То в памяти, в её девятом слое
Всплывает тихий подмосковный двор.

 

А на дворе трава была как будто,
И мальчик был как будто на дворе.
Как хорошо шататься необутым
И сердце перочинным по коре

 

Прорезать вместе с именем "Надежда"!
Своё же утаить... Мечты, мечты.
Она не догадается, конечно.
Она решит, что это был не ты.

 

И все на свете прятки и войнушки,
И все мультфильмы, и секреты все
Тем летом ты бы отдал за веснушки
На том лице, за ленту в той косе.

 

И пусть она смеялась над тобою,
Но просто по-девчачьи, не со зла.
И небо было ярко-голубое,
И было лето, и она — была.

 

Но в памяти, в её четвёртом слое
Обычным утром без особых мет
Явилось некрасивое и злое
И молвило: "Надежды больше нет".

 

Ещё три слоя жизни без надежды.
Недурственное, в общем, бытиё.
Но был ли мальчик — мальчик тот, что прежде
На древе имя вырезал её?

 

И если был — чьё хмурое обличье
Там, в зеркале? Смотри в него, смотри!
В нём весь твой путь до шага обналичен...
Но истинное зрение внутри.

 

Однако если жизнь свою заспамить,
Боясь себя же, — ранним стариком
Ты потеряешь преданную память,
И станет неоправданно легко:

 

Период полуснов, полураспада,
Где контуры очерчены едва.
Жить хорошо, да только вряд ли надо.
Вы говорите, на дворе трава?

  

 

 

Вера

 

посреди бесконечного дня

как на дне непрозрачной реки

гений мой он покинул меня

и с тех пор ни строки ни строки

 

тяжело тяжело тяжело

но не будет ни слова в упрёк

он поставил меня на крыло

ничего что потом не сберёг

 

благодарность превыше тоски

и опора усталой спине...

только шорох пошёл вдоль реки

подползает лукавый ко мне

 

переливчата кожа его

плещут шесть перепончатых крыл

ничего говорит ничего

помогу раз ты сам не забыл

 

глянь вокруг ни души ни души

отвернулась небесная высь

подпиши говорит подпиши

отрекись говорит отрекись

 

погляди на меня веселей

что ж ты стынешь в беззвучьи таком

не жалей говорит не жалей

не жалей говорит ни о ком

 

как изгонишь его из души

новый голос пойдёт без труда

подпиши говорит подпиши

никогда говорю никогда

 

замахнусь негодуя рукой

змей исчезнет в траве ли во сне

ветер веет над сонной рекой

то мой гений слетает ко мне

 

 

 

Москва (сонет) 

 

Сирень в бреду. И веет ветер пьяный.
Его шатает в глянцевой листве.
Нет в мире постоянней расстояний,
Чем в этой закольцованной Москве.

 

Проулками, мостами, берегами,
Бульварами в сиреневом дыму...
Хожденье без Вергилия кругами
Не близит никого и ни к кому.

 

Безликая струится толчея.
О, чтоб не одному — напополам бы!
Себя в витринах дó ночи двоя,

 

Бродить, бродить — как будто ты и я.
Вернуться в дом. Гори, гори, моя
Энергосберегающая лампа...

 

 

 

Чёрный квадрат

 

Задворки

и полуподвалы,

где в плошке огонёк горит —

ещё ведь и не так бывало

у Мастеров и Маргарит!

 

Приобретенье, не утрата —

что комната насквозь пуста,

и вызревает красота

в пространстве белого листа,

в пространстве чёрного квадрата.

 

 

 

 

Под вéками

 

Мне всё равно, что дождь осенний

Собой завесил пол-земли.

Под вéками ― моё спасенье:

Миры, моря и корабли,

И радуги, и журавли

В высоком небе воскресенья.

 

И необузданного мая

Во мне зелёный ветер жив:

И губ загадка озорная,

И рук распахнутый призыв,

И шаг ― последняя прямая! ―

Я вижу всё, что пожелаю,

Глаза ненужные смежив.