• 2019-3 (25)

УДАЧНЫЙ ДЕНЬ

 

Все люди — это один человек.

Адам. А люди — это вариации

Одного человека, одного Адама.

Семь миллиардов вариаций

Более или менее удачных,

Как у одного человека

Может быть более или менее

Удачный день.

Поэтому зависть, — она же

Первородный грех, —

Абсурдна. Это

Все равно что

Завидовать самому себе.

Каждый человек —

Он же и Шекспир,

И Нерон, и Мэрилин Монро.

Потому мы смотрим

Друга на друга

С таким недоумением,

Что видим самих себя.

 

 

УЛЫБКА

 

Снег не спешит к земле.

Медлит в воздухе.

Так же медлит весна.

Так же медлит жена,

Когда я ее о чем-нибудь

Попрошу.

Непостижимое кокетство,

Всю жизнь учишься

Относится к нему с улыбкой.

 

 

ПОДМЕНА

 

Человеку, особенно прославленному,

Приписывают потом решения

Высшей Воли на его счет.

Он же только — или разумеет их,

Или же не вполне.

От этой подмены

Возникают расхожие биографии,

Вводящие в смущение

Или в ошибочный трепет.

Святые пытаются от этого уберечь.

Злодеи — тоже.

 

 

НЕГОДОВАНИЕ

 

Любовь это негодование.

Когда человек любит,

Это его возмущает

До глубины души.

И тот, кого он любит,

Не вызывает у него

Ничего, кроме

Возмущения.

Через минуту

Человек начинает

Возмущать уже себя

Сам. Он презирает

Себя за то, что

Постоянно прощает,

Не лицемерит,

То есть оказывается

Негодным актером

В этом суровом

Солнечном спектакле.

 

 

МИНУТЫ ВЕТРА

 

Двадцать лет назад

Начиналось у нас всё чудовищно.

Мы не могли провести вместе

Ни дня, чтобы не поссориться.

Не было никаких надежд.

Почему мы не расставались,

Понять не так просто.

Другие о себе не понимают:

Почему же мы расстались?

Как такое могло произойти?

У нас было всё по-другому.

Мы ходили в ЗАГС

Разводиться, но это

Не помогло, мы до

ЗАГСа не дошли.

Мы продолжаем смотреть

Друг на друга с недоумением.

Но не в минуты ветра.

 

 

НЕИСПРАВИМАЯ ДАЛЬ

 

Людям всегда хотелось

Исправить даль.

Моряки для этого

Уходили в плаванье,

Караванщики

В пустыню,

Для этого тронулся

Первый поезд и

Взлетел первый

Планёр. И никому

Исправить даль

В конечном счете

Не удавалось.

 

Но нам, помню,

Однажды это удалось.

В лодке на веслах

Мы доплыли по реке

До дальнего песчанника.

И даль была нами

Исправлена.

Мы просто умерли

Там под пушистыми соснами

И синим небом

на раскаленном песке

И сразу воскресли.

 

 

ПОСЛЕДНИЙ

 

У всякого любовь

Выражается каким-нибудь

Чувством. У одного

Это недоумение.

У другого — презрение.

У третьего — обида.

У четвертого — постоянная

Тревога. У пятого —

Страх. У шестого —

Негодование. У седьмого —

Благодарность. У восьмого —

Равнодушие. Последний —

Самый беспомощный

В своем положении.

 

Список можно увеличить,

Но последний останется

Замыкающим.

Потому как он наверное

Никогда сам не узнает,

Что так сильно любил.

 

 

ФИНСКАЯ ПЕСЕНКА

 

Белый скелет березы,

Как в палеонтологическом музее,

Майская листва кленов

Обвисает влажным ситцем.

Мне очень грустно

Последнее время.

После того, как меня

Зимой не взяли в театр,

Мне очень грустно.

Раньше я утверждал,

Что грустно мне не бывает.

Бывает больно, страшно,

Но не грустно. Ты

Мне включила тогда

Финскую песенку.

«Да, — признал я, —

Она очень грустная.

Но для меня это чувство

Почти новое, я его

Почти не знаю».

Теперь же оно

Посещает меня

Каждый день.

Я стал пить пиво,

Хотя не пил его

Восемь лет,

Оценил чистый

Джин и текилу

Без лайма и соли

С ярким привкусом

Голубой агавы.

Но все равно

Под вечер, а точнее

Часа в три,

Приходит эта грусть.

Тебе это неинтересно,

Я отлично знаю.

И сам не понимаю,

Почему обращаюсь с этим

Именно к тебе.

Наверное, из-за той

Финской песенки.

 

 

БУКОВСКИ

 

Море кажется

Избавлением от всего.

Поэтому на побережье

Легче спиваться.

Чарльз Буковски

Писал, что Тихий океан

Не запоминает ничего.

 

 

СТЫД

 

В библиотеке мама

Говорит маленькому сыну:

«Чему ты радуешься?

Тебе стыдно должно быть».

А он радуется собственному стыду.

«Мне стыдно за тебя,

За то, что тебе все равно.

Тебе всё хи-хи да ха-ха».

Сын замолкает, переживает,

Что мама присвоила его стыд.

«Подойди ко мне! — требует мать.

— Пока ты не поймешь,

Я не отдам тебе…»

Я слышу начало его плача,

Они выходят.

 

 

КАЖДЫЙ

 

У нее выросла

Такая большая грудь,

Что она сошла с ума.

Впрочем, это неудивительно.

От ее груди потом каждый

Сходил с ума.

 

 

ЦВЕТОК БУДУЩЕГО

 

В утреннем солнечном

Полусне привиделся

Атласно-зеленый

Раскрывшийся тюльпан

С ярко-голубой сердцевиной.

О будущем трудно постичь

Две его черты, из-за которых

Его и представляют себе,

И не вполне. Первая черта —

Многообразие. Вторая —

Его крайнее однообразие.

Это трудно в надеждах

И страхах совместить, —

Как представить зеленый

Тюльпан с ярко-голубой

Сердцевиной внутри.

Но я увидел его

Почти вживе. Это был

Цветок будущего.

 

 

ОПЫТ

 

Можно быть алхимиком

Своей души. Или

Сторонним наблюдателем,

Зевакой у витрины борделя.

Перед ретортой, в которой

Гомункул, или

Философский камень.

Или дешевая лавстори

С детективной претензией,

Или полный бред

И сумасшедший дом

Под тополями, которые

Тоже сошли с ума,

Но держат безумие

С величьем. То есть —

Как тополя. И ты теперь,

Как мальчик в зоопарке

У клетки своей души.

 

Нет, мальчик не годится.

Он пожалеет льва, змею

И носорога. Скорее,

Да, алхимик. Это

То же, что научится пить.

 

 

ГОРИЗОНТ

 

Бог играл в бильярд,

Закатил солнце

За самый горизонт.

Я опять тебя люблю,

Потому что сегодня

Лучше тебя

Никого нет.

 

 

МГНОВЕНИЕ

 

В самоубийстве

Часто виновато зеркало.

Человек убивает

Своего слишком прекрасного

Или слишком случайного

Двойника. И то и другое

В это мгновение непростительно.

 

 

ПЕРЕМЕНЫ

 

Иногда известие

Или очевидность

Распирают день

В самой его

Прозрачной сердцевине,

Как ветер напрягает парус.

И кажется голова или грудь

Сейчас лопнут

От волнения или паники.

Но это просто порыв ветра,

Стремительно влекущий

В даль.

И киль громко хлопает

По волнам.

Надо бы полюбить

Эту музыку перемен.