• 2019-2 (24)

Звонок

Каждый недавно умерший
получает право

на один короткий звонок —

чтобы только сказать,

что с ним все в порядке.

Обычно звонят детям,
реже — родителям,
звонят мужьям и женам
(иногда даже бывшим!),
и почти никто

не звонит

на работу,

в церковь,

в больницу,

в собес.

Никто не звонит

на прямую линию с президентом

или экстрасенсу

из известного телепроекта.

Говорят, таких номеров

даже нет в телефонной книге.

Есть только эти:

мама, папа,

сын, дочь,

любимый,

любимая…

 

 

Мольба

Как низко сегодня небо!
Как близко оно от земли!
Боже, прими мою требу —
Век мамы моей продли!

Я сыном хорошим не был,
Живя от нее вдали.
Боже, прими мою требу —
Печали ее утоли!

В груди моей слабой жженье,
Такое — хоть грудь разорви!
Но держит меня притяженье
Твоей и ее любви!

Растет надо мною небо,
Восходит дыханьем земли!
Боже, что хочешь требуй —
Лишь век моей мамы продли!

 

Сын

Я перелистываю тетради,
Перебираю вещи и сны.
Где же? когда? на каком закладе
Я от тебя отказался, сын?

Я верил, что мир мой не будет прочен,
Если не будет всегда простым,
И ставил, и ставил, и ставил прочерк
В анкете напротив тебя… Прости…

Друзья гордятся детьми своими
(У младшего Машкиного мой нос.)
А я… я успел тебе выбрать имя,
Но никогда его не произнес.

Живи же, мой сын, на своей планете
И поливай свою розу…

Пы. Сы.
«А у него разве были дети?»
Не было. 
Был нерожденный сын.

 

Немота

Я снимаю с себя языки.
Русский, румынский,
английский, какой-то еще...
Ну вот, я уже не носитель.
Я гол и нем.
Все, что я могу сейчас,
безъязыкий, —
рыдать.
В немоте.

 

 

Танки

Ты мне звонишь: «Чего ты ждешь?
У вас там снова танки, танки!»
Не только танки… Майский дождь
И Ахеджакова в спектакле.

У нас Высоцкий на Страстном,
И Окуджава на Арбате,
И дух сирени в городском…
А ты в ответ мне: «Хватит, хватит!..»

И плачешь, и к себе зовешь,
А я стою на поле брани,
Один — потерянный, как еж,
Противотанковый в тумане.

 

Автобусное

Как только 
освободилось место 
в соседнем ряду,
она тут же отсела
от меня.
Почему?
Я был чисто побрит
и опрятно одет, 
и пах дорогим коньяком,
а в руках держал
раскрытую
нарочито широко
книгу неплохого поэта 
Андрея Коровина…
Ну да, конечно,
этим столичным стервам
только Бродского
подавай!

 

Шкаф

Еще две недели — и лето!
И синее море, my love!
Мы бледны с тобой, как скелеты
В шкафу… (Может, вынести шкаф?)

Пусть лузер рыбачит на Рузе,

Весь год надрываясь как вол,

А мы улетим в all inclusive,

Ты хочешь, любовь моя, в all?

И там, охмелевши от горькой,

На линии передовой

Я лягу бесформенной горкой,

Ты встанешь напротив — звездой.

Нам небо впитается в поры,

Как масло лавандовых трав.

А с моря вернемся — и шторы

Раздвинем. И вынесем шкаф.

 

ЗОЖ

Для утра подойдет любая сура,
Любой сырок творожный в день сурка.
Когда б вы знали, из какого сюра
Растут стихи и цены ЖКХ…

Я ждал ее расслабленный, в пижаме,
Судьба ж моя пришла не с вискарем —
Явилась в дом Фемидою с весами
(Напольными) и спортинвентарем.

И вот в стакане фреш до самой риски,
А в миске каша, скучная на вид,
Но верю я: в мое окно, как фрисби,
Однажды пицца счастья залетит!

 

Время

В ресторане «Тануки»
я держу в руке хаси
(палочки для еды),
словно тонкие
белые стрелки
часов-невидимки,
словно время само
у меня в кулаке.
Смешно.
Я даже не знаю,
во сколько сегодня
вернусь домой.

 

 

Шариков

Роскомзачистка. Главный офис.
Начальник ходит взад-вперед,
И пересаженный гипофиз 
Ничем себя не выдает.

Кому-то, может, светит ордер,
Ему же — орден и почет,
Когда министр свободы Швондер
Его отчет с утра прочтет.

В отчете — обыски, зачистки,
Облавы (как же без облав?).
Отдельно — списки, списки, списки:
Кругом враги — хоть всех облай!

Поставить подпись — и готово!..
Но вдруг рука, как тайный враг,
Задрав рукав сорочки новой,
Выводит слово: «абырвалг».

 

Связь

 

Небо мое с овчину,
Твое — голубой атлас,
И нет ни одной причины
Остаться хотя бы на час.

 

Мы бились как птицы между
Этих больных небес.
Не подавай надежды,
Я должен привыкнуть — без.

 

В злобе, тоске и гневе
Не поминай добра.
В черном с овчину небе
Что ни звезда — дыра.

 

Время всегда проточно,
Небо — то шелк, то бязь,
Не называй порочной
Непрочную нашу связь.

 

 

Майское

Живи себе не тухни
И попусту не охай,
Не ссы, не ссы на угли —
В них есть еще картоха!

Мать-Родина в загуле 
Не нас несла в подоле,
Мы с голоду не пухли,
По лагерям не дохли.

В чем правда, брат? Погугли.
Кто виноват? Не ты ли?..
Но есть картошка, угли…
И угли — не остыли!

 

Сны

Мобильника бойкая трель
Ударит отчаянно в руку.
Ну вот и исчерпана треть
От месячной нормы друг друга.

Любовь эта с двух до восьми
Нам светит, как солнце в Палермо,
Но сны — непечатные СМИ —
Считают иначе, наверно.

 

Праздник

День февральский хмур и сер
(Нет порядка в «Гидромете»!),
Но лазутчик тойтерьер
Весь периметр переметил.

В женском твидовом пальто
Дед Пихто ползет по стенке, —
И не скажет ведь никто,
Что пальто то не по Сеньке!

Впрок прикупит пузырек,
В девять выйдет на поверку
И возьмет под козырек,
Салютуя фейерверку.

 

Третий глаз

Вся жизнь — обрывки да обмылки,
Но вдруг случится чудо: раз! —
И за ночь где-то на затылке
Как чирей вскочит третий глаз.

Мое недремлющее око
Узрит все тайны бытия.
И мне откроется до срока
И жизнь моя, и смерть моя.

И буду ловок я и пылок,
Но вряд ли обрету покой.
…И снова я чешу затылок

Тревожной сонною рукой.