Ниагарики
не простишь, ни себя, ни другого,
обретёшь, но не то, чего ждал,
потому что и гвоздь, и подкова
проржавели, зачем прибивал?
как всегда, ни о чём не попросишь,
не окликнешь, не скажешь: "вернись",
лицемерно-капризная осень
разговор подытожит и жизнь,
в кровь сотрёт и ступни, и пружины
сжатых намертво дней и минут,
пропоёт: "Аллилуя" мужчинам,
что назад никогда не придут.
будет дождь моросить, как сквозь сито,
сквозь зрачок проливаться беда,
и другим будет пьяно и сыто,
будто не было нас никогда.
не ворчи, это - осень, дружище,
от неё ты амнистий не жди,
вот и новый осколочек жизни
в Ниагару смывают дожди.
горек истинный вкус шоколада,
сладко липнет к ладони драже,
и сквозь брызги и шум водопада,
слов твоих не расслышать уже.
* * *
ну, что с того, что в этом теремке
водились деньги и друзья, и музы,
поразбрелись: кто просто налегке,
а кто с заплечным непосильным грузом.
как говорит мой друг: "коль так, так - так",
используя великий и могучий,
нет, одиночество - оно совсем не враг,
а друг, и не исключено, что лучший.
ни враг, ни боль, ни строгий приговор,
ни страх, ни "ах", ни наказанье божье,
а тихий и глубокий разговор,
который лишь с самим собой возможен,
так скажем - передышка от любви,
передохнуть и от любви не лишне,
и как ни спорь, и что ни говори:
из одиночества такие люди вышли!
* * *
отыщешь угол восьмой ли, пятый,
и выпьешь виски, ругаясь матом,
не понимая, как это вышло:
был первым нужным, стал третьим лишним.
а нас по миру таких навалом
и с каждым третьим уже бывало,
не каждый выжил, хоть было близко
одно спасенье: стихи и виски.