• 2016-1

Предрождественское
Мне машет мама крыльями-руками,
А я... меня ещё в помине нет.
Всё впереди у девушки, у Гали,
Во мне же нет ещё ни грамм, ни лет.

На этой фотографии давнишней
Я, может, где-то в воздухе витал
Средь запаха такой душистой вишни,
Наливки перебора и гитар.

Уже в её мозгу летало нечто,
Раскрывшей руки как бы невзначай,
Одновременно с той весной расцветшей,
И рядом с тем, кто чувственно молчал.

И книгу судеб, на мою удачу,
Раскрыл он и с сомнением прочёл
Такую знаменательную дату,
Когда на жизнь я был им обречён.

Я всё смотрю на царственную фею,
Взлетающую, словно светляки.
Я начал жизнь свою по мановению
Кокетливо качнувшейся руки.

Промчалось лето, примелькались ливни,
Уж поздно говорить и ‘да’, и ‘нет’.
Когда зимой в январский вечер дивный
Продрался с рёвом я на этот свет.


Бумажный ангел
Я таскаю с собою повсюду бумажного ангела,
Лишь вчера он из осени - словно с картины слетел.
Обожает Шопена, воинственным брезгует Вагнером.
Как живётся, бумажному, в нашей никчемной среде?

Я беседую с ним о его несуразных пророчествах,
Над его обещаньями добрыми долго смеюсь.
Неужели мастак поболтать, как и всякие-прочие?
Разгадал говорливо-отшельничью душу мою?

Поутру разбудил ты меня шелестящей мелодией,
За окошком посеял, так рано, ноябрьский снег.
Из него вырастает зима, что походкой молоденькой
Осторожно ступив, переходит на стайерский бег.

Как задует из щели – ты машешь отчаянно крыльями.
Бесполезно! Хозяин твой знает, пытался давно.
Это серые будни с потерями будто накрыли нас,
Мы застряли с тобою меж этих высоких домов.

...
За окном каждый домик скрипел – словно пел ( вы не слышали? ),
И попыхивал в небо из труб камельковым дымком.
Белый снег воскурился над красными острыми крышами,
Ну, а нам не взлететь, да и вспомнить, дружище, о ком?

Овладел я английским, по-ангельски мне научиться бы,
А твои письмена иллюзорно-узорны в ночи,
Белым пишешь стихом по окну, как по ткани по ситцевой.
Не молчи, умоляю, Бумажный, хоть ты не молчи!


Золотой Париж серебряного века
“Я рад, что ты мои читаешь мысли,
Что осквернять не нужно мой язык,
Что я давно тобой из сердца выслан
И обречён быть в касте горемык.

Я знаю о твоих парижских шашнях,
Вас видели в задрипанном фойе.
С кем любовалась Эйфелевой башней -
Той ржавой современницей твоей?

Не питерский понятен твой румянец -
Как солнце африканское разлит.
Виной тому - художник-итальянец!
Спиртным всё так же от него разит?

Порядочность теперь уже не в моде,
Художества твои гнусней его.
Тебе важнее монпарнасский Моди,
Чем ночи наши белые с Невой.”

...
Париж, туберкулёзный Амедео
Гуляет вместе с ‘русскою сапфо’.
Ах, быстро как проносятся недели,
А впереди не светит ничего!

Как ничего? А быстрые рисунки -
Шестнадцать ню из обнажённых Анн.
Серебряного века меркнут сутки,
Хотя Париж ещё золототкан.

Что ждёт их за печальными устами?
Посмертный и прижизненный почёт,
И судьбы с разведёнными мостами,
Над жизненной рекой, что утечёт.

‘Шагал привёз в Париж волшебный Витебск’
И доживал свой долгий век Роден.
В Гранд-ОперА пойдите, вдохновитесь
‘Шехерезадой‘ Иды Рубинштейн.


Полоскание
У неё в субботу много стирки,
И бельё своё, схватив за шкирку,
Изогнув натруженные плечи,
Баба прополаскивала в речке.

Простыни, подштанники, рубашки,
Облака – как белые барашки,
Полoскалось всё в водовороте -
Так уж повелось у них народе.

Всё потом пристёгивала к дому,
Да к верёвкам грубою ладонью.
Всё, что постирала – эка небыль:
Баба прополаскивала в небе.

И качало на ветру станицу,
Возбуждённо голосили птицы.
Пугало – и то, взмахнув руками,
Полоскало выцветшие ткани.
...
Баба прополаскивала... небо,
Очищала грязную планету
От беды, послевоенной гари,
И судьбу свою, что искромсали.

Чистыми пелёнками простыми
Отскребала этот воздух дымный.
Утверждала мирные начала,
Тихо причитала и... прощала.

...
Годы шли, она, уже старушка -
Продолжает те же постирушки,
Чтобы чище был над нею воздух:
Вот бы к сроку всё закончить, вот бы...


Сущность твоя словно росчерк пера
Сущность твоя – словно росчерк пера:
Лёгкий нажим, повороты, изгибы...
Я для тебя только опыт, игра.
И понимаю - насколько погиб я.

Неуловима твоя суета -
Ловко жонглируешь светом и тенью,
Так же, как мной, и всегда занята -
Зрителя снова оставить в смятеньи.

Будто размазанный быстрый эскиз,
Смутны, туманны твои очертанья.
Я ж замираю от горькой тоски:
Что предложить неразборчивой даме?

Непостижим твой полёт и душа,
Ты – лишь задумка художника, где-то
Пляшешь на кончике карандаша,
Сводишь с ума молодого поэта.

23 января 2015       
На картину Василия Ленивкина

Поделиться