Дом
По ржавым ступеням - в тот полуподвальный этаж,
в тот птичий, тот первый, тот дом фантастический наш -
пещерный, бездверный, не спящий - бедлам или храм? -
скворешней сквозящий, всем бедам открыт и ветрам.
Друзьям полуночным, всенощным, стихам до утра...
Дом тощий, но мощный - последний кусок на гора!
Удобства на улице, кран, леденела вода,
дымила, не грела, не топлена печь - ерунда:
мы любим и молоды, жарко телам и сердцам, -
и дождь выпивали вином с дорогого лица.
Песнь Песней рвалась из груди по дороге домой:
“Мы вместе...о, как ты прекрасен, возлюбленный мой!”
И двойней во чреве во сне прижимались тела.
Душа не кривила душою и плоть не лгала.
В крови – половодье, наполнен, торопится пульс.
Весь год – новогодье! А завтра, что станется - пусть!
Весны наважденье: простуды, зачёты, авитаминоз,
последние деньги - за чудо нездешних мимоз!
... Мы там узнавали друг друга - так азбуку и по складам...
Восторгом, испугом встречал, открываясь, сезам.
Взрывались, сдавались, сплетались корнями в земле,
на годы сплавлялись в том адском весёлом котле.
Росли не по суткам - часам: не на вырост жизнь - в рост:
дом первым поступкам где выбор недетский непрост,
дом первым ошибкам, чья тень по судьбе пролегла -
каким я аршином - рассудком? - тогда их измерить могла?
В летящей косынке, в том мире, на лестнице той
на выцветшем снимке я вечно стою молодой.
А время бежит, и уносит его безудерж:
легки - без пожитков, на крыльях наивных надежд!
...Мотало, разбило - всего не расскажешь потом,
но жизнь подарила тот юный, бесстрашный тот дом.
Под порванным, алым, не трущийся бортом о быт -
высоким накалом он в памяти вечно горит.
***
Былых привязанностей и обид
звонки сквозь сон, но тише пробужденья,
и действием не станет побужденье -
лишь снова тихо сердце заболит.
Крадущий краски, облетел октябрь,
и снова на асфальте отпечатки
истлевших листьев в наготе клетчатки,
а с высоты последние летят.
И зазияла графика ветвей,
обнажена, как линии ладони,
а небеса всё холодней, бездомней,
и снегом пахнет ветер... Всё развей!
Разбей остатки старых декораций,
лишь форму сохранивший реквизит.
У прошлого устала побираться.
Тот мир разрушен, тот бокал разбит.
Опять просить за старые вины,
их чётками перебирать безвольно,
смотреть мои навязчивые сны
как фильмы чёрно-белые - довольно!
За зимним равноденствием вдали
весна маячит облаком лиловым.
Очнись, душа, мечись, кричи, боли,
надейся и молись о жизни новой!
Но дни зимы, без цвета, без игры,
с ослепшим солнцем далеко за кадром,
катятся в лузу к раннему закату
как серые бильярдные шары.
НИАГАРА
Увидев Ниагарский водопад, Гюстав Малер воскликнул: "Фортиссимо! - наконец!"
Жила, страны ещё не ведая, но знала: в этой стороне
близка, близка от чуда света я - и чуда жаждала вдвойне.
Езды до чуда - час! Не верится! Сейчас откроется! сейчас!
Как медленно колёса вертятся! - сгораю, над машиной мчась.
…Протискиваюсь воинственно через толпу - стоит стеной -
и вот поражена как выстрелом, и водопад передо мной.
Не заковать тебя в метафору, словам не передать твой хор,
строка божественного автора, стихия, музыка, мажор!
Трепещет - как из тела просится душа - вновь стала молодой,
и к небу с брызгами возносится, и в пропасть падает с водой.
Расслабилась, крыла расправила, раскрылись шлюзы... Во всю мочь
я дерзким, детским криком славила немыслимую эту мощь!
Но - фотоаппараты щёлкали… Как будто проверяя счёт,
сонливыми глазами-щёлками глазел турист из толстых щёк...
Неужто просто развлечение, семейный выезд в выходной
звучанье это и свечение? Явленье чуда - мне одной?
Пот, гогот, топот, зноя марево у водопада на челе…
Вдруг острую фигуру Малера я различаю в толчее.
В толпе - один, как бы на острове стоит, откинувшись назад,
и песнь свою победоносную ему играет водопад.
Её впивает молча, жадно он, захвачен, в тайну посвящён.
И отрешённость обожания меня накрыла, как плащом.
И - длится чудо, не мерещится: толпы не стало; он и я:
нацеленные, без погрешности чутья и зренья острия.
Умолкла шума какафония. Как в день творения, рекла,
недроголосою симфонией с порогов падая, река.
Маэстро хочет ей ответствовать. Он должен говорить с рекой!
О, если бы сейчас оркестр ему! Но нет оркестра под рукой.
Без бренных слов не обойтись ему... Над бездной радуги венец,
И Малер говорит: "Фортиссимо! Фортиссимо! О, наконец!".
САД
От досад и от надсад,
от вопросов без ответа
есть за домом дикий сад -
мной взращён клочок планеты.
Мал да мил, заросший, мирный,
неухоженный года,
сад души - мольба Марины -
незаслуженно мне дан…
Обладание - лишь степень
ожиданья. Там, в саду,
предвкушаю каждый стебель
и весной как друга жду.
Там содружество растений
не в обиде в тесноте:
всем достанет солнца, тени,
влаги - счастья без затей.
Вновь цветения запой
на полотна бросит краски -
без зазренья, без опаски,
щедро, не гордясь собой.
От забора до калитки -
измеренья ни при чём –
всем - и птице, и улитке -
право, песня и почёт.
Там непугано пирует
мало-мальское зверьё,
орошают ливня струи
наше, Богово, моё.
Так Создателю, наверно,
грезился творенья миф:
без страдания и скверны,
выросших между людьми.
И когда плодов и ягод
чаша высшею рукой
наполняется - без ядов,
без подкормки хоть какой,
всем - с достоинством и вдоволь,
не убог никто, не мал,
пир и сиротам и вдовам,
сад - утопия сама!
И одной только хозяйке -
жизнь была, да вот, сплыла -
нехватает скудной пайки
человечьего тепла...
***
Ко мне иди - с уродливой бедой,
непоправимою тоской, спеши
сплошною ахиллесовой пятой
усталой, несговорчивой души -
от сирых дней, от безотрадных лиц,
автомобильных улиц-бесприют...
Садись к столу, спроси вина налить
и рядом усади - здесь вместе пьют.
Не пляшущее первое вино -
сок солнечный, любовная купель:
сад в давнем сентябре, лоза в окно,
тень облака, и сладкий, сладкий хмель…
Последнего - на выжимках души,
горчайшего, отравного, из вен
испей - а слово молвить не спеши,
не жди ни откровений, ни измен...
Моей, твоей - не помним красоты.
Дай руки на последний перегон,
держась, как судорожные кусты
за крайний, обрывающийся склон.
***
Дивный, чуть слышный за давностью, но не забытый мотив –
юность! Мерещиласъ - данностью, но, обуздав, укротив,
крылья обрезав, умчало нас время. Чужбина судьбы -
где мы? куда мы причалили? Рыбы на суше? Рабы?
Суетность, сиюминутности, бег, миражи, виражи -
всуе! ты изгнан из юности. Зверем тебя обложив,
мелочи, морочи, нарочи, путь в паутине рутин,
шрамы ударов не палочных, боль, алкоголь, никотин.
Что ни картина - пародия, что ни рывок - недожим...
Где ты, далёкая родина, вотчина юной души?
Памяти дня не дают спасти - в мыле мелькание дней.
Жизнь есть изгнанье из юности и ностальгия по ней!
Уксусное брожение чувств - где играло вино…
Дара на ноль умножение - как это сталось со мной?
Скудный паёк обоюдности, страсти во лжи как во ржи -
так ли мечтали мы в юности, так мы любили, скажи?
Голову в утлой уютности прячешь - не снесть головы!
Длится изгнанье из юности и не вернуться живым.
Слава, богатство, признание - счастлив? - не бойсь, побожись!
Рубище - тога изгнания, все в этой жизни бомжи.
К боли чужой онемевшие, всё безразличней к своей...
Всё незначительней, меньше мы, к финишу мчим всё быстрей.
…Юности атавизмами сны - вдруг летишь, и растёшь...
Прежняя я - отзовись во мне! - но без ответа зовёшь.
Мучит загадка саднящая - в прошлое дверь заперта -
кто же из нас настоящая? - я, или девочка та
на берегу сердоликовом родины, из-под резца
только, и солнечен лик его - гордого Бога-творца.
Вот фотографий альбом её, строк полудетских слова...
Много ль о ней я запомнила? Припоминаю едва.
…Вся ожиданьем просвечена, вся - вне колец годовых, -
и не узнает при встрече, и не повернёт головы.
Без слов...
Довольно слов! Не надо больше слов.
Пусть молча в небо смотрит богослов.
Пусть пантомимой ссора замолчит
и слуха нашeго не омрачит.
Тих будет стих, словно огонь свечи...
Не надо слов, прошу тебя, молчи.
Да будут звуки! только не слова:
шалит, лепечет, шепчется листва,
поёт вода, отводит душу гром,
по дому ночью ходит тихо гном,
и грузовик буксует за углом,
и завывает ветер свой псалом.
Вот Бах скорбит с Творцом... Но диск смени -
забьёт родник, Вивальди зазвенит.
Прохладой детский смех плеснёт в окно,
волна всплакнёт и зашуршит у ног,
хрустальный пересыплется горох -
птиц просыпающихся переполох...
Пусть как в младенчестве, когда меж снов
пречистых звуков плещется улов
в светающем сознании... до слов.