• 2015-3

Монолог Дон Кихота

Обратись к докторам за справкой –

И ментам предъявляй при встрече:

Сумасшествие — это способ

Избегания дураков.

Если можешь молчать — не тявкай:

Лаем псарника не излечишь.

Вынь из шкафа свой детский посох

И сотри с него кровь песков.
 

Будь смиренным и будь терпимым.

Стой на почве двумя ногами.

Ни за что не буди округу

Истерией случайных драк.

Заливайся дешевым пивом.

Обязательно пей с врагами:

Нет на свете вернее друга,

Чем хороший разумный враг.

 
Привыкай тяжело, но быстро

Расставаться с родным порогом.

Никогда не торчи под дверью

В ночь от вечности — до среды.

Ухмыляйся в лицо гэбисту.

Приникай к тишине пророка.

Обучайся искусству зверя —

Чуять запахи и следы.

 
Если можешь, — летай, как птица.

Не умеешь, — скользи, как ящер.

Хочешь гостем быть — стань не прошен

(Если выгонят, — уходи

По-английски, забыв проститься).

Думай только о настоящем,

А когда оно станет прошлым, —

Вырой яму на дне груди.
 

Ляг на рельс. Поднимись на рею.

Сделай мельницей — Дульсинею.

Собери всех бомжей по люкам

И для них возведи мосты.

Постарайся идти скорее.

Постарайся любить сильнее.

И не жди, что тебя полюбят

Так же сильно, как любишь ты.
 

Будь упругим — и будь безбрежным.

Будь известным — и будь бесславным.

Выжидай свой последний «Боинг»,

Как ребенок, на «пуск» косясь.

Проявляй, если хочешь, нежность.

Проявляй, если хочешь, слабость.

Ничего-ничего не бойся,

То есть бойся — всего и вся.

 
Растворяйся в густом тумане.

Меряй небо скупым шажочком.

Притворись молодой икринкой

В дебрях древней седой реки…

 
И следи, как в твоем кармане

Все отчетливее и жестче,

Как зеленые «семеринки»,

Наливаются

Кулаки.

 

 

Школьники

Артему Сенчило

 

Мы воскреснем, мой брат. И снова начнем с азов,

Как тогда, в первом классе:

Аз, буки, веди, ять...
 

Мой бумажный сержант, прорвавшийся сквозь Азов,

Превратился в корабль — пучину нутром объять.
 

Он плывет, как дурак, сквозь сотни подводных мин.

Он летит на одной (той самой, святой) сопле.

Он буравит морское дно — и спасает мир,

Прогрызая во тьме большую, как солнце, плешь.


Он глотает свой транк — и тут же впадает в транс.

Он надел камуфло, как Моцарт — изящный фрак.

Он давно не страшится грязных зеленых трасс —

Он давно не страшится гладких холеных фраз.
 

Мы такое прошли… Бояться ли нам теперь?

Королей, костылей ли? Сводок телепрограмм?

Я открыл тебе дверь. Дави на звонок и верь:

За порогом стоит уже не блокпост, — а Храм.


Там, внутри мириады братьев глядят с икон,

И тебе никуда не деться от этих глаз…
 

Мой бумажный сержант поставил себя на кон

И, когда он взорвется, —

Сбудется Первый Класс.

 

 

Кривым зеркалам

Я рою планету ботами.

Я пули глотаю гроздьями.

Из нор выползают «ботаны»:

Учить меня — чувству Родины.
 

Учить меня — чувству Матери.

Учить меня — чувству Господа.

Они расстилают скатерти.

Они козыряют ГОСТами.
 

А пули мои — бумажные:

«Стихи — это то, что кажется».

Я сделаю словом —

Каждого,

Но нужно ли это —

Каждому?
 

Из букв вылезают нытики —

Нытью, как всегда, не верю я.

Стругает людей на винтики

Вселенская Жандармерия.
 

Таблички,

Приставки,

Суффиксы…

Преступники стали судьями.

Мне спину свело от судорог:

Любовь избивают прутьями.
 

Я виделся с Боддхисаттвами,

Шахиду твердил про Иссу, но

Не любит Халиф писателей,

И суры давно написаны:
 

Я знаю, что надо — выстоять.

Я знаю, что надо — выстрадать.

Меня продают — по выставкам.

Меня раздают — на выстрелы.
 

Меня разъяряют жалостью.

Меня усмиряют мерками…
 

Разбейте меня, пожалуйста:

Я — слишком прямое зеркало.

 

 

Счастье: попытка определения

Свобода — это когда забываешь отчество у тирана

Иосиф Бродский.

 

Безымянная, будто в детском кино, звезда

Спит на двенадцатом этаже, но не снятся сны ей.

Наконец-то я понял: счастье — это когда

Из волонтерских мобильных, стирая слово «война»,

Исчезают кликухи и позывные –

И появляются имена.

Имена твоих близких друзей и дальних знакомых:

Всех, кто с тобой остался. Всех, кто тебя покинул.

Даль разрастается, как саркома.

Дождь, опадая с веток,

Бесшумно ползет по Киеву,

Как выходец с того света.
 

Наконец-то я понял, что обрету покой

После того, как они заколотят

И пустят вниз, дождевой рекой,

Самый последний гроб

С еще теплой душевной плотью,

Расстрелянной прямо в лоб.
 

Вот тогда, мое счастье, у нас наступит своя весна.

К тому времени наши мышцы

Станут тоньше хвостика мыши.

Но весна все равно наступит: она

Поведет нас к Востоку — за болью и былью.
 

И мы, удивившись, заметим: мы же

Исчезаем из наших мобильных,
 

Как волонтерские имена.

 

 

Песня о всаднике с головой

Я видывал оперу эту в гробу:

За мной повторяют мою же судьбу.

Меня поражают моим же мечом,

Украденным неким чужим палачом

Из кузницы, где закаляют хрусталь

До уровня стали. Хорошая сталь –

У всех палачей, как и прежде в цене:
 

Едва ты с коня, — и они на коне.
 

Поэтому, парень, дружи с головой.

Прячь хрупкую шею под плащ боевой.

Молчи о болезнях. Кричи о любви,

Не бойся. Не плачь, Не ропщи. Не зови.

Не думай о скорой: больница — не мед.

Ты — мертв. И тебя — только мертвый поймет.

Твой конь деревянный — надежней, чем гроб:
 

Давай, моя радость, пускайся в галоп!
 

Лети через горы, поля и луга –

Туда, где ни красть не умеют, ни лгать;

Туда, где росой захлебнулась трава;

Где — кровью из плахи — растет голова,

Как юный побег — из столетнего пня…

Не будет пускай ни тебя, ни меня,

Но дети, войдя под зеленый покров,
 

Наступят на корни из наших голов.

Поделиться