***
По русскому полю, по русскому полю
Бродила гадалка, вещая недолю.
Где русская вьюга, там русская вьюга,
Там боль и беда подпирают друг друга.
Там, слыша стенанья, тускнеют зарницы,
Пред ворогом там не умеют клониться.
Там ворон кружит, а дряхлеющий сокол
О небе вздыхает, о небе высоком…
О, русское поле! Гадала гадалка,
Что выйдет мужик, и ни шатко-ни валко,
Отложит косу и поднимет булаву
За русское поле, за русскую славу.
И охнет…Но вздрогнут от этого вздоха
Лишь чахлые заросли чертополоха…
Лишь сокол дряхлеющий дернет крылами
Да ветер шепнет: «Не Москва ли за нами?..»
О, смутное время! Прогнали гадалку…
И в Храме нет места ее полушалку.
Кружит воронье, а напыщенный кочет
О чем-то в лесу одиноко хохочет.
Аль силы не стало? Аль где эта сила,
Что некогда ворога лихо косила,
Что ввысь возносила небесные Храмы?..
Куда ни взгляни -— только шрамы да ямы.
Лишь пес одичавший взирает матеро,
И нету для русского духа простора.
В траву одиноко роняют березы
Сквозь русское зарево русские слезы…
***
Взъерошенный ветер к осине приник…
Одна вековая усталость,
Где русские души, где русский язык,
Где русская кровь проливалась.
На бой не взывают ни горн, ни труба,
Вдали не рыдает гармошка…
Лишь тополь печаль вытирает со лба
Да птицы воркуют сторожко.
Вражина коварен и так многолик!..
Но воинство насмерть сражалось,
Где русские души, где русский язык,
Где русская кровь проливалась.
О, смерд, погибающий в час роковой --
Ему ни креста, ни могилы.
Зарублен, он вновь становился землей,
И голубь взлетал сизокрылый,
Когда он предсмертный выдавливал рык,
И падал… Все с пеплом мешалось,
Где русские души, где русский язык,
Где русская кровь проливалась.
Заброшено поле… Не скачет гонец.
Давно покосились ворота.
Неужто все в прошлом?.. Неужто конец?..
Неужто не вышло полета --
Туда, где лебяжий предутренний крик,
Где спеет рассветная алость,
Где русские души, где русский язык,
Где русская кровь проливалась?..
***
...Наш примус все чадил устало,
Скрипели ставни… Сыпал снег.
Мне мама Пушкина читала,
Твердя: «Хороший человек!»
Забившись в уголок дивана,
Я слушал -— кроха в два вершка, --
Про царство славного Салтана
И Золотого Петушка…
В ногах скрутилось одеяло,
Часы с кукушкой били шесть.
Мне мама Пушкина читала --
Тогда не так хотелось есть.
Забыв, что поздно и беззвездно,
Что сказка -— это не всерьез,
Мы знали -— папа будет поздно,
Но он нам Пушкина принес.
И унывать нам не пристало
Из-за того, что суп не густ.
Мне мама Пушкина читала --
Я помню новой книжки хруст…
Давно мой папа на погосте,
Я ж повторяю на бегу
Строку из «Каменного гостя»
Да из «Онегина» строку.
Дряхлеет мама… Знаю, знаю --
Ей слышать годы не велят.
Но я ей Пушкина читаю
И вижу -— золотится взгляд…
***
Бредет навстречу дряхленький Мирон,
Еще с войны контуженный, живучий.
Извечный завсегдатай похорон
Других солдат, что в мир уходят лучший…
Он сдал в музей медаль и ордена,
Он потерял жену, а с ней -— рассудок.
И встречного: «Закончилась война?..» --
Пытает он в любое время суток.
«Да-да, Мирон, закончилась…Прости,
Что мы тебе об этом не сказали…»
Он расцветает… И звенят в горсти
Монеты на бутылку от печали.
Бутылка так… На первом же углу
Он встречного о том же спросит снова:
«Закончилась?..» Морщинки по челу
От радости бегут не так сурово.
Проклятый век… Шальные времена…
В соседней Украине гибнут дети.
А здесь Мирон: «Закончилась война?..»
И я не знаю, что ему ответить…
***
Вьюги поздним набегом
Города замели…
Я шептался со снегом
Посредине земли.
В суете паровозной,
У хромого моста,
Стылой ночью беззвездной,
Что без звезд -— неспроста…
Я со снегом шептался,
Мне казалось, что он
Только в мире остался --
Ни людей, ни времен.
Хлопья рот забивали
И горчили слегка.
Комья белой печали
Все сжимала рука.
Я шептался со снегом,
Я доверил ему,
Что спасаюсь побегом
В эту белую тьму.
Так мне видится зорче,
Если вьюга и мгла--
Обхожусь, будто зодчий,
Без прямого угла.
А потом -— перебегом --
По дороге ночной…
Я шептался со снегом,
Он шептался со мной.
Снег пришел осторожно
И уйдет невзначай,
Как попутчик дорожный,
Что кивнул -— и прощай…
***
Который день, который год,
Труд не сочтя за труд,
И в урожай, и в недород
Их сумрачно ведут.
Штыками тени удлиня,
Ведут, как на убой.
Лениво чавкает земля
От поступи больной.
Лениво падает лицом
Один -— в сплошную грязь.
О нет, он не был подлецом,
Но жизнь не задалась.
Лениво обойдет конвой
Обочиной его.
Лишь ворон взмоет по кривой,
А больше -— ничего…
И снова, унося в горбах
Свою святую Русь,
Идут кандальники впотьмах
И шепчут: «Я вернусь…»
И снова падает другой
На этот грязный снег.
И год иной… И век иной,
Но тот же -— человек.
Негромкий выстрел… Глохнет тишь
От поступи колонн.
Куда отсюда убежишь? --
Из плена да в полон.
Да и не думают бежать
Бредущие толпой.
Они и есть -— Святая Рать,
Когда нагрянет бой.
Им просто выдадут штыки,
Ружье на восемь душ…
И станут звезды высоки,
И ворог бит к тому ж…
И, значит, тень свою влача,
Топтать им мерзлый наст.
А орден с барского плеча
Страна конвойным даст…