ВИЗАНТИЯ
Византия спит, завернувшись в лето,
Море синее выцвело, словно ситец.
Окуная перо в ледяную Лету
Сочиняет Историю летописец.
Холодна История и протяжна,
А рукой поднимешь – не больше свитка,
Но сквозит оттуда темно и страшно
Пустота, не знающая убытка!
Тесновато в келье, растущей прямо
Из сухой земли четырьмя углами,
И София спит в сердцевине храма,
Где продольный свет полирует камень.
Летописец пишет, а ветер носит
Ледяные листки по убогой келье,
Византия мощно вступает в осень,
Оттого так много вокруг веселья!
Бесконечных пиров и роскошных казней,
Вот о чем он пишет, при свете свечки,
Что последним вором быть безопасней,
Чем сидеть на троне смирней овечки!
Что страшнее солнечного затменья
То, что дух гнетет, помрачая разум;
И двуглавый орел равнодушной тенью
Половину земли накрывает разом!
***
Я однажды залез на чердак,
В золотой астматический мрак.
Там забытые вещи томились,
Упакованы в теплую пыль,
Ножки старого стула светились
И из сумрака, как Наутилус,
Голубая всплывала бутыль.
Я узнал их, и темная тяга
Опустилась на душу мою.
Я один, как у края оврага
Перед собственным прошлым стою.
Значит, этим кончается время,
Душной рухлядью на чердаке?
Но звезда, что взошла в Вифлееме,
Не тускнея, горит надо всеми,
Как фонарик в Господней руке!
ПЕРЕУЛОЧКИ
По российским косым переулочкам
Рассыпается пылкий снежок,
И вольготно гуляется дурочкам,
Если рядом такой же дружок!
Речь их колким морозцем присыпана,
Как декабрьская пыль горяча,
Каменеют цветы, как постскриптумы
Возле статуи Ильича.
Подпирается небо холодное
Домкультуровской связкой колонн,
И поземки змея подколодная
Выползает из темных времен,
Где подъезды, ветрами продутые
Словно ямы, чернеют насквозь,
Где под черным крестом репродуктора
Хорошо и протяжно спалось,
Гимны грозные, речи суровые,
Милицейская свора огней!
Тьма идет, но она уже - новая,
И никто не заблудится в ней!
ГОРОД
Город спит, погружаясь в зеленую плоть холма,
Весь изъеденный ржавчиной, словно корпус авианосца,
Где внутри железа просторно гуляет тьма,
И стоят голоса, как вода в глубине колодца.
Где в проходах стопами лежит листовая тень,
И течет с потолка по стеклам сухая плесень,
Город спит, погружаясь в тяжелую, как мигрень
Глухоту подъездов, теснины пролетов. Тесен
Даже воздух для вдоха и вид для глаза. Объем
Сокращается, словно свитер после просушки,
И густеет время, и звезды горят на нем,
Над уснувшим городом трубы торчат, как пушки.
НЕНАСТЬЕ
Все переполнил, кроме слуха, дождь –
Кадушки, баки, жестяные ведра, -
И, как эфир, невидимая дрожь
Весь мир насквозь пронизывает твердо.
Гляди: непостижимые уму
Вселенной ослепительные бездны
Все, как одна, покорствуют ему,
И тайны их темны и бесполезны.
Все слушал бы и слушал… Что за шум!
Как в нем округла каждая подробность!
И только наш сухой и жадный ум –
Ничем не заполняемая пропасть!
СЛЕДЫ
Равнина воздуха. Широкий, влажный пласт,
Над комьями земли, с прослойкой паутины,
К стене прижался сад, огромен и глазаст,
В нем созревает тьма, в нем светятся глубины.
И если по тропе ведущей под уклон
Спускаться до конца по каменной брусчатке,
Ты выйдешь на обрыв, на край, на небосклон,
Где каменных зверей дымятся отпечатки.
Где вдавлены в гранит трехпалые следы,
И в ямах от когтей перекисает глина,
И стынет в пустоте дыхание воды,
Стоящее внизу, как туша исполина.
ЛЁТНАЯ ПОРА
Сухая, лётная пора,
Во сне поскрипывают сени,
Как кони в глубине двора
Стоят стреноженные тени.
Все спит. Запрятавшись хитро
Спят воробьи во тьме чердачной,
Спит на холме поселок дачный,
Крутого берега бедро,
Земная косточка, ядро
В небесной мякоти прозрачной.
Все спит. Как по стеклу вода
Стекает блеск без оболочки
А над землей стоит звезда,
Как слово, сжатое до точки!
СТИХИЯ
Тревожные грозы ходили окрест,
И по небу чиркали спички,
Кусты поднимались, как зрители с мест,
Как тени от фар электрички.
Казалось, что бездна играет сама
Сверкающим, кегельным шаром,
И, словно по желобу лютая тьма
Катилась туда, где белели дома,
Бесстрашно – под страшным ударом.
КРАПИВА
Огромный белый день,
Как облако, плывет неторопливо.
В сплошных садах, где правит сонь и лень
В сухой тени живет другая тень,
Где тишина, как шляпа набекрень,
Сквозняк артезианского разлива,
От глаз подальше спряталась крапива.
И я обжегся, мимо проходя.
Я не заметил, как рукой коснулся
Зубчатых листьев, толстых от дождя,
И я внезапно понял, что проснулся!
Так вот зачем растет она в глуши,
В густой тени, посаженная Богом!
Чтобы глубокий обморок души
Молниеносным исцелить ожогом!
ОКРАИНА
Окраина, куда бредут снега,
Где провисает ночь, как парусина,
И облаков крутые берега
Огромны, как трагедии Расина.
Окраина, где взгляд скользит не вдоль,
А вдаль, где тени сходятся плечами,
И звезды проступают, словно соль,
И в темных ямах небо бьет ключами.
И над поселком белые дымы
Стоят во тьме морозным Парфеноном,
И воздух чист перед лицом зимы,
Как новорожденный перед законом.
ОВИДИЙ
Наша жизнь окольцована линией горизонта,
Где б ты ни был, всегда находишься в центре круга!
Даже тот, кто напишет печальные «Письма с Понта»,
Был не ближе к краю, чем Цезарь или подруга.
А возможно и дальше, если учесть, какое
Распахнется пространство, где звери одни, да птицы.
Только здесь и поймет, что самое дорогое –
Это просто жить. В провинции ли, в столице.
И не клянчить у Августа милостей и без страха
Провожать уходящий день и не ждать ответа.
А покуда – волны… И тает, как желтый сахар
Грубоватый мрамор империи, в тьму одетой.
ФАКТУРА ЖИЗНИ
Осенний свет, как приглушенный звук!
Как нам вчера гулялось и шумелось,
Но утром гости съехали, и вдруг
Я увидал, как явственно вокруг,
Как выпукло блестит любая мелочь!
Вот стружками засыпанный верстак,
Вот муравей, бегущий вдоль распила,
Обломок кирпича, любой пустяк
Как бы особым светом осветило.
И был он подан под таким углом,
Как будто в небесах открылись окна,
И виден стал любой изъян, излом,
Где колкие топорщатся волокна!
Фактура жизни тем и хороша,
Что так зерниста! Я держу в ладони
Простой голыш, округлый, как душа,
С прожилками на темно-красном фоне.
***
В период наступленья холодов
Темнеет воздух, листья друг за друга
Цепляются, сознание садов
Помрачено падением плодов!
И рушится погасшая округа,
Как свет от лампы в пустоту шагов.
В крутой броне из черного хитина
В скрипучей куртке, в лаковых туфлях
Бредет притихшей улицей детина,
И всюду сладкий запах карантина:
Зане ботву сжигают на полях!
Костер погас. Тяжелый жар земли
Уходит в землю, как медведь в берлогу,
И птицы, собираясь понемногу,
Растягивают небо за углы.