• 2024-4(46)

МГЛА

 

Мне кажется, что вечность — чувство зла,

Где помнишь — никогда не размыкалась мгла.

И даже мать, когда тебя рожала,

Как лошадь жадная сухую мглу лакала.

 

Мы были не бесплотны, но милы,

Когда безропотно валились в мир из мглы.

Сопротивляться жизни нету сил.

Но и не-жизни омут тоже мглою был.

 

Осиновым уколом, злой иглой

Звонило колоколом все, что было мглой.

Все что звонило, все звонило по тебе.

И мгла завыла, поднимаясь до небес.

 

Как големов всевластье легитим-

Но, так городу не хватит гильотин,

Чтобы возвысить всех, кто пал на дно,

Не потому, что гибельно оно,

А потому что в бытии крови и пота

В паденье лишь — возможность для полета.

 

Поэтому от смерти до рождения

Ты на качелях вечного паденья

Как Падов, чей мамлеевский оскал

Нашел себя среди кривых зеркал,

 

Где знак вопроса до смертельного узла

Завяжет висельник как галстук новомодный

Повешенностью точки став с угла,

Где горизонты раскрывала мгла

И не кончалась, ибо так ему угодно.

 

 

 

НАСТО-Я

 

Я-

Ще-

Ри

Ца

Любая кончается

Расщеплением ядерным,

Ярморочно,

Разукрашено.

Ясность

Уже наступает

С концом

Ящерицы,

Я ее «Я» чешуйчатым.

 

В чате

Ничто

«Ну что ты?» —

Поэты

Спрашивают —

«Неужели я настоящий?

Настоящая Ящерица?

Настоящий Мандельштам?

Настоящий Парщиков?

Настоящий Пушкин?»

 

И я там был

Мед пиво пил

Пиво пил мед.

 

И смерть придет.

 

 

 

МУЗЕИ НЕМЕЮТ

 

Музеи немеют наводненьем поэтов.

Маузер озирается, расстреливая старье.

Изымая у арестантов талант, оставляют ущербную немощь.

Украдут по рецепту врачи память своих пациентов,

А потом на чужие кошмары заменят ее.

 

 

 

НЕПРОЩЕНЬЕ

 

Я себя как растенье из мести ращу,

Чтоб сразить все, что я никогда не прощу,

Ведь от смерти моей до рождения

Ничему невозможно прощенье.

 

А вокруг так просчитаны все простецы —

Наши матери это и наши отцы,

Оправдатели зла и мученья,

Что в расчете живут на прощенье.

 

Как старуха процентов живет на процент,

Как на химии раковый жив пациент,

Там где жизнь лишь имеет значенье,

Отменяя субъекта. И кто не субъект —

Тот за вечное пьет возвращенье.

Но и он не получит прощенья.

 

В этом русском кровавом кошмарном снегу,

В этом жутком сансарном бытийном кругу

Для того лишь себя я тогда сберегу,

Чтоб сбежать от в других превращения.

И себе я желаю того, что врагу —

Никакого мне тоже прощенья.

 

Ведь оно есть смиренье пред волею зла,

Как на шее моей совпаденье узла

И шарфа, и руки оказалось удавкой,

Как в том мире, описанном Кафкой,

Ты проснешься однажды тем Йозефом К.,

Пустотою, занозой, куском паука,

По стене что посмертно размазан.

Да вот так ты и будешь наказан.

 

Потому что объедок, объект, не субъект.

Потому, кто полюбит тебя, и убьет

Разложиться на плесень и липовый мед —

Это в сущности цель человечья.

Вас, идущих той цели навстречу

Никогда не приму, не пойму, не прощу.

Я свою бестелесность оставлю плащу

И в кровавом исчезну тумане

Без обманов, прощений, прощаний.

 

Это вой отрицаний, где волею щук

Голышом вам станцует щелкунчик из мук

Состоящий ореховый танец.

Бытия здесь проснется повстанец,

Чтоб не вторить отныне творенью,

Где ничто не достойно прощенья.

 

 

 

АНТИХРУСТ

 

Я-то сразу понял, что не Иисус.

Нет искуса в жертвенном а-ля рюсс.

Нет искусства в распятии на кресте,

Да и Мавромати уже не те...

 

Он Иисус в формате, он постмодерн.

Наша альма-матер — Некро-Инферн,

Кровяная свинка в земле сырой,

Вот цветет рябинка, гниет «герой».

 

Всех уже распяли, да раз по пять,

Но они проспали и хотят опять.

Это садомазо для шатунов,

Их модель экстаза и сон основ.

 

Их основ основа,

Осины кол.

Все втыкают снова —

Таков прикол.

Я же точно помню —

Отец и сын

Эти колья, порох

Все подносил-

 

И... Такова природа. И кровь и поч...

Я был трижды продан. Но я не проч.

Я был трижды предан. Но не Иисус.

Я в некро-легенды и не стремлюсь.

 

Да и не антихрист, я — антихруст.

Там где ваша хитрость, где ваша грусть,

Там где ваша трусость, там мой расчет,

Мы с тобой в расчете, бытийный рот,

 

Кровяная бездна,

Весь род людской.

Весь я не исчезну,

Я не такой!

 

Всюду антихрупкость

Я — анти-прах.

Как старухи в скупку

Уносят страх.

 

Как пред гробом, горбясь,

Уносят стыд.

Так родится гордость

Из атлантид.

 

Утомленных гланд и

Хрустящих шей,

Так трещат импланты

Среди мощей.

 

Так и я средь мертвых

Воскрес скорей

Лишь по той причине,

Что всех мертвей.

 

Отрубив витальность,

Орал в крови.

Знал, что нету тайны

В жизни и любви.

 

Но одна есть тайна

И во мне она:

Как субъект хозяину —

Не подчинена…

 

 

 

«ГОСПОДИН СУВЕРЕН»

 

Еще вчера ты суверен,

А вот сегодня — не уверен.

Народ, встающий в ад с колен,

Своей идее, впрочем, верен.

 

Как при Венере Севери́н,

Как в Аушвице Захер Мáзох

Есть озарение в зарин —

Есть упоение в экстазах

 

Смертельных. Слово пацана,

Какой-то гул пассионарный.

Встает огромная страна,

Чтоб повторить свой путь бездарный.

 

Вот гексогена господин

Глотает нефть из ржавой вены.

И там, где был непобедим,

Придут другие суверены.

 

 

 

РУССКИЙ ЛЕС ПОВСЮДУ, ОСИНОВЫЙ КОЛ...

 

А они уже и не шепчут «Отче наш!»

Здесь не выборы вовсе, сплошной шантаж.

И они встают так покорно в очередь

И потом берутся на карандаш.

 

И пока говорят, что король-то голый,

Избирается заново тот король.

И они себя протыкают колом.

Русский лес повсюду, осиновый кол.

 

И не спрашивай кто этот кол вбивает.

Этот кол — основа, он твой скелет.

Говорят, герои не умирают.

Это точно, ибо героев нет.

 

Есть ведомые толпы. Как жук в гербарий

В русский ад вплетается индивид.

И спасенья ищет пассионарий,

Но его пасет здешний замполит.

 

Это рай для русского самурая.

В смысле — сам здесь как хочешь, так умирай.

Говорили вам — не ходи на собранья стаи

И никого из этих не выбирай!

 

Как мертвец подвисает на гильотине,

Так Россия виснет средь пустоты.

Это ты обеспечиваешь легитимность

Зла. Да и зло — это тоже ты.