* * *
бабьего лета девичьи проводы,
коровий бок облепили оводы.
улыбаясь за так, без повода,
ты антоновкой краденной впроголодь
угощаешь и дразнишься: «кислое?..»
кто-то лезет на яблоню с мыслями,
лишь бы дачники рядом не рыскали
и целует звенящие брызгами
конопатые щеки. подол готовь!..
а когда вечерами недолгими
кроме нас никого больше дома нет,
окрыленные книжной истомою
мы летим из мансарды в столовую,
где столы ежевично-сливовые,
где не окна — завесь садовая
загадает кустарной свободою
стряпать чудо простое с тобою нам.
* * *
шепни забытое признание,
прижми шершавую ладонь,
и розовым на золотом
проступит ребус мирозданию.
тобой минутами гореть
неумолимыми, недолгими.
за штор отвесными подолами
утра лучится круговерть.
сквозь череду дремучих лет
свидание приснится летнее,
во сне воскреснет исцеление —
твой явственно знакомый след.
* * *
очертания скрались,
гомон улиц долой,
и наощупь, по Брайлю,
захватив аналой,
я прочесть и боюсь,
и мечтаю до всхлипа
из непомнящих уст,
околдованных липой,
сладострастную догму,
мнимых истин пароль,
полуночного дома
невесомую роль.
* * *
слово исцеляет для надежд.
слово легче собственных одежд
к телу прирастает и роднит
тех, кто в обезмолвии одни
голоса теряют. им кричать
некому упреки сгоряча,
некому охриплыми шептать:
«возвращайся, буду тебя ждать».
лечит преклонение ресниц.
лекарь мой, к ресницам прикоснись,
давешним чертам вели ожить,
заново отсветы покажи.
* * *
мне не нужно ни бумаги, ни пера,
ни к чему стола зеленое сукно.
мне бы ключ, которым можно отпирать
чью-то спальню с заколоченным окном.
появлением нежданным удивлять,
или вкрадчиво к постели подойти,
чтобы, вскинув душный ворох одеял,
из стенающего сна освободить.
сквозь прореху дышат пыльные лучи.
сумрак утреннему солнцу не чета?..
лишь мгновенье одержимы улучить —
пробиваются в подвал и на чердак.
замерла в испуге сладком нагота.
до поры безмолвно таявшая грусть
эпилогом отзывается, когда
откровения читает наизусть.
* * *
В согбенном теле худосочном
Больнее, звонче стук височный.
Сердечных тактов миллиардом
Частит вдох-выдох миль и ярдов.
Куда бегу? За чем угнаться
Всегда в одностороннем танце
Так жажду, брезгуя отдышкой?
А за спиной грядою вспышки
Отживших меркнут ожиданий.
Мотив порывом движет давний:
Презрев несчастья поколений,
Свое найти успокоенье
Зазря надеждой сердце тешит
О праздных днях голодный скрежет.
НА СТАНЦИИ
ужель не встретятся?..
уже тоска.
глаза обветрятся
издалека
глядеть. он щурясь ждет.
подкравшийся
вагон ее крадет.
дымящийся
свисток — ее «прощай»
он по губам
читает: «обещай...»
сквозь дым гурьба
влачит багаж с собой
на пирс платформ,
где вечером прибой
то семафор
вещает, то часы,
где мнимый бриз
растреплет волосы,
как шелк страниц
в забытом дневнике
забытых дней
на подоконнике.
он бросит ей,
бегущий мимо касс:
«ты позвони!»
межгород на заказ.
и вянут дни,
роняют лепестки
гудки,
гудки,
гудки...
* * *
от сумерек вновь не спасется
тускнеющий исподволь лес.
ныряя за выгоны, солнце
рассеет полыменный всплеск,
и взвесь мановений закатных
лишь силится взор уловить,
плечам беззащитно покатым
вдогонку божится любить.
пусть дрожь их отрадно тревожит,
я трепет застенчивых губ
от белой, березовой кожи
забывшись, отнять не смогу.
* * *
обрывки простых откровений
признание кроют тайной.
всему затаенному — явью
стремглав до предсердья веной.
и, перемежаясь, клокочут
рыданье да слезный хохот,
как чад вожделенья на похоть
похожие первой ночью.
слезою свечу отражая,
не вспомнив о позднем часе,
без слов умоляют пожары:
«целуй, выжигая счастье...»