• 2023-2(40)

***

Я говорю: пожалуйста, пока

Ни синего, ни желтого не надо,

Ни рюкзака с пацификом на нем.

В конце концов, не для того щенка

Тебе сто лет назад дарила мама,

Чтоб мент дышал в лицо твое гнильем.

 

Не для того учиться до и ре

Ходила растеряха-снегоноша,

Чтоб после умереть внезапно от

(Но лучше не в больнице, а в норе)

Инфаркта ли, инсульта ли, доноса —

Приметы наших северных широт.

 

Да для того ли в форточку летел

То колкий снег, то выхлоп химзавода?

Черемуха потом начнется ведь?

Я говорю: не надо этих тем.

Ты говоришь: а можно, я завою?

Я научилась очень тихо выть.

 

А помнишь первый свой велосипед?

На Клязьме, ты кричишь отцу: я еду,

Смотри, я еду, не беги за мной!

Я говорю: пожалуйста, не пей,

Чтоб не сказать, как нам нужна победа

Над нами всеми, но какой ценой.

 

***

 

— Во время войны, ты не помнишь... — Какой же?

— Погибли... — Погибших немного? — Немало.

Один выручал одуревшую кошку,

Другой для ребенка тащил одеяло.

 

— А что же, убежища не было или

Не знали, где надо сидеть при обстреле?

А кошку спасли? А ребенка укрыли?

— Наверное; в общем, не зябко в апреле.

 

Но кошка орет и к тебе не вылазит;

В подвале прохладно, ребенок простынет.

— А город какой? — Да, по-моему, в разных.

А где у нас город, в котором беды нет?

 

— А "скорые" были? Бывает, звонишь им,

А после волнуешься, едут ли, нет ли...

Наверное, горько очнуться погибшим

За то, что споткнулся, за то, что промедлил.

 

И в жизни все было примерно такое,

Когда не из тех, кто способен зажечь, ты:

Бежал или медлил всегда бестолково,

Нелепые споры, ненужные жертвы.

 

— Спасти хоть кого-то за страшную цену,

Согреть хоть кого... — За какую? — Любую.

— Ты знаешь, что это бессмысленно в целом?

Бесцельно?

— Бесценно, тебе говорю я.

 

***

 

Хочется видеть признаки жизни

Там, где повсюду призраки жизни.

Сядешь-читаешь, ляжешь-лежишь ли,

Слушаешь, как едут машины.

 

Пишешь ли другу: слушай, скажи мне,

Вроде бы я есть, вроде бы ты есть,

Нас вытесняют призраки жизни,

Жизнь покружила и прекратилась.

 

Где мы, в какой-то версии рая,

В чьи лесопарки лягут тела ведь.

Наши сжигают, наши взрывают,

Наши пытают, наши стреляют.

 

Выстрелят в спину: "Что там нашел, чел?

Что развалился прям под ногами?"

Так оскорбляет звук нашей речи,

Как принужденье, как поруганье,

 

Студит, как сердце студит заточка,

Боже мой, боже, что же Ты, где Ты?

Я разлюбила лето за то, что

Некуда деться с этого света.

 

Что ж так бессильна теплая хвоя,

Привкус качелей, пятна черешни?

Первым уходит то, что живое,

Не понимая — это зачем же?

 

Так безоружны признаки жизни,

Так отступают, скалясь, мишени.

Выйдешь отсюда — дверь подержи мне.

Нечем утешить. Нет утешенья.

 

***

 

Держишься, как надо, боже мой,

Хорошо, что есть больничный опыт,

(Мама, забери меня домой),

Хорошо, что зубы не стучат,

Кто-то плачет, адвокат торопит,

Трет ладошки потные пилат.

 

Уязвим живой, и чем живей —

Тем сплошнее он мишень и мякоть.

Только ткни — и попадешь в детей,

Стареньких родителей, кота.

Надави — и тоже станут мявкать,

Прям-таки до пены изо рта.

 

Но при этом противоесте…

Продолжают, просто на смех курам,

Самораспинаться на кресте,

Подставлять под выстрелы живот.

Конвоирша пальцы с маникюром,

Запирая клетку, бережет.

 

Хочешь посмотреть на все извне?

Встань, поворотись глазами к лесу…

Да в какой он, к черту, стороне?

По снегу размазанная рать,

Кровью клокоча, исходит паром —

Это то, с чем ты зачем-то спаян.

Почему нас запирают в клетку?

А куда еще вас убирать.

 

***

 

Спаси, дорогой Иисус,

Ходивший по водам,

Не надо меня, обойдусь,

Другого кого-то.

 

Спаси не спустя рукава —

Как следует, в целом:

Собаку и кошку сперва,

И душу, и тело.

 

И насмерть запытанный дом

(Ни разу не Китеж),

Но что собиралось трудом,

Так просто не кинешь.

 

Ты знаешь, бескостен и свят,

Где мертвый, живой где.

Душа не выходит на связь

С последней тревоги.

 

В тоске подступающих вод

Шевелятся камни,

А тело уже не живет,

Хоть машет руками.

 

Пока я дружу с головой

И ложки не прячу,

Забыть не получится вой

Людской и собачий.

 

Все вещи утратили суть,

Изрыты свищами.

Ты можешь прощать, Иисус.

А я не прощаю.

 

***

 

Кто одет не по погоде, у того внутри —

Вкус картона, сгустки пыли, вывернутый шкаф.

Лучше ты по-русски, мальчик, знаешь, не ори,

Слишком твой язык безумен, горек и кровав.

 

Вот квартира без балкона, кухня и кровать;

Не курить, не портить стены, никаких собак.

Муж сперва, конечно, вашим не хотел сдавать,

Но потом сказал — живите; знать бы только, как.

 

Кран на кухне протекает, дует из окна,

Три тарелки, две кастрюли, пара одеял.

Сколько нужно этих жизней, точно не одна,

Чтоб понять, какого черта ты с собой не взял.

 

Это дерево к полудню, но едва-едва,

Успевает дотянуться к двери ар-нуво;

Купим велик, будешь ездить, это все ботва.

Обживаемся, спасибо, знать бы — для чего.

 

Нареки рекою землю, не поплыть в реке;

Назови землею реку, а пойти нельзя,

Ты не объяснишь на этом новом языке

То, чему на старом страшно посмотреть в глаза.

 

***

 

Помнишь все ее юбки, знаешь все ее придури,

Говоришь ей, как юнге: вон земля, значит, прибыли;

Схватит сумку побольше (ой ну надо же, вы ей сын?),

Отнимаешь: да боже, ты себя-то хоть вынеси!

И она, извиняясь, продвигается в очереди,

"Я же знаю, я знаю, выносима не очень-то".

Ключ оставили Димке, так чего же ему еще?

И без нас (это дико) полыхает черемуха.

Ты сказала: закрою кран на кухне, забыла ведь?

Очень жалко левкои, без дождя им не выстоять.

Я взяла Окуджаву, все-тки с дарственной надписью.

Но куда все, куда же? И вернутся когда же все?

Не вернуться, пойми уже, так, как раньше из отпуска,

В тело, смертью униженное, или в дом после обыска.

 

***

 

Так после прилета с исходом летальным

Предметы теряют значенье и стыд.

Так смотрит, не знаю, куда, тетя Таня,

В глаза ее пух тополиный набит.

 

Как будто к стеклу прикипевшая вата,

Забытая в раме на страже тепла.

— Как дышится?

— Дышится тяжеловато.

— А Таня?

А Таня сейчас умерла.

 

А кто там у Тани? И мама, и муж там.

Давно? Да почти что с начала войны.

И так немучительны и никчемушны

В закрытые окна вливанья весны.

 

***

 

Мы так долго ехали на дачу,

Все сверяясь с картой: где мы? вот где...

Мы везли с собою черепаху,

Чтобы отдохнула на природе;

Пляжный зонт был прежним солнцем выжжен,

Мы купили рыбу, не ловить же,

Помидоры взяли вот такие вот,

Километрах в сорока от Киева.

 

Нам твердили, что купаться поздно,

Что забыли полотенца взять мы;

Но водой кровоточили губы,

И глаза захлебывались рябью.

Нам махали с берега руками,

И ругали, и оберегали;

Не было предчувствия, тоски его,

Километрах в сорока от Киева.

 

А потом всю ночь гроза шумела,

Яблоки зеленые сбивала,

И хозяйка, не включая лампу,

Принесла второе одеяло.

Лежа, как затворники в пещере,

Видели свечение вещей и

Ливень ударял о подоконник,

Чтобы мы могли его запомнить.

 

Господи, послушай, помоги им, а?

...Километрах в сорока от Киева.