Гори, гори, моя звезда!
Горит над городом звезда, подмигивая мне.
Она одна, совсем одна в холодной вышине.
Она светила надо мной, когда, ещё щенок,
я рвался с мельницами в бой,
но победить не смог.
Она нашёптывала сон о славе и любви,
и я, сияньем поражён, лучи её ловил.
С тех пор прошло немало лет,
унылых долгих лет.
Я понял: звёзд на небе нет, и неба тоже нет.
Есть только бесконечно нуд-
ный серый-серый день,
где кровь высасывает труд,
а душу душит лень,
где мы усталые бредём, не думая о ней,
где по ночам светло, как днём, от городских огней.
В какой-то день,
какой-то год пришла в мой дом беда.
Я поднял голову – и вот горит моя звезда!
Она ждала меня как вер-
ный друг десятки лет.
И вот теперь из дальних сфер
мне шлёт волшебный свет.
И я не верю, что она – всего лишь шар огня.
Она ведь смотрит на меня.
Так смотрит на меня!
* * *
Озаряя землю тихим ровным светом,
Как свечи огарок, догорает лето.
Огневого солнца иссякает сила.
Синие стрекозы в травах девясила.
По утрам обильно выпадают росы.
Желтый шёлк берёзы заплетают в косы.
Листья закружились в воздухе продрогшем.
Вечером охота погрустить о прошлом.
Сойки-хлопотуньи скачут под дубами.
Из дубравы пахнет белыми грибами.
Выйду завтра утром по грибы с лукошком –
Может, на жарёнку соберу немножко.
Литургия
Я – то язычник, то христианин,
то монархист, то вдруг республиканец.
Я сам себе то раб, то господин,
в родной стране я часто иностранец.
То жизнь моя бессмысленно течёт,
то вдруг в ней цель какая-то забрезжит,
и я бросаю всё в водоворот
шальных страстей и призрачной надежды.
Но иногда среди пустых забот,
когда, на грех, полным-полно работы,
на самой глубине сознанья кто-то
невидимый рубильник повернёт –
и я, внезапной вспышкой ослеплён,
вдруг застываю, не закончив бега.
И вижу – почка сделалась листком,
в тени дворов истлели глыбы снега,
проплыли миражи ледовых гор
под Астрахань, и там исчезли где-то…
А мир похож на праздничный собор,
весь сотканный из волн живого света.
И я стою, его исполнясь славы,
и осеняю грудь свою крестом,
и бытия органные октавы
гремят в моем сознании пустом.
Крылья деревьев
Я проснулся чуть свет.
Странным шумом наполнен весь дом:
то ли моря прибой, то ли птиц перелётных кочевья –
это крылья деревьев шумят за открытым окном,
это жёлтые крылья и алые крылья деревьев.
Трепеща на ветру, от земли оторваться хотят,
улететь в небеса им хватило бы воли и силы,
только тонкие корни их держат за старенький сад,
за бревенчатый дом да родительские могилы.
* * *
Когда над городом бессонным
поют пассаты и муссоны,
и быстроногие гарсоны
разносят водку и вино,
вокруг доступные девчонки,
и запахи духов так тонки,
и не болят ещё печёнки –
нам всё ещё разрешено.
Но гаснут лампы и улыбки,
оркестр укладывает скрипки,
глаза тусклы, ладони липки,
приходит расставанья час –
тогда ничтожны наши баллы,
былых балов пустеют залы,
и вот приходят вышибалы
и к чёрту вышибают нас.
Кризис среднего возраста
Ну вот и стал я ужасно взрослым,
телесно грузным, душевно косным,
в любви ненужным, в быту несносным –
плешивый дядька за пятьдесят.
Давно мои оперились дети
и разлетелись по всей планете,
а я зажился на этом свете,
чему, по сути, уже не рад.
Я встроен в цепи, включён в обоймы,
веду за место под солнцем войны,
а помнишь, в юности как с тобой мы
мечтали вечером у реки
на дебаркадере за паромом,
как подрастём и уйдём из дома,
и будет всё у нас по-другому,
и будут души легки-легки...
Ну, как же это, скажи на милость,
всё незаметно переменилось!?
Всё то, что грезилось, то, что снилось
куда-то сгинуло, уплыло...
И мы стоим под свинцовым небом,
и нам виски заметает снегом,
а под лопаткой ростком, побегом
болит невыросшее крыло.
Трубач и его муза
А потом он привык, что она на плече у него.
Что когда просыпался – она никуда не сбегала,
ведь для счастья, по сути, нам надо до странного мало –
лишь немного любви и терпенья – а так ничего!
И она поселилась в его беспокойной судьбе,
посадила цветы и развесила в доме картины,
и лечила его от простуды, хандры и ангины,
он же вечно играл на своей бестолковой трубе.
Самолёты, афиши, людьми переполненный зал
проходили пред ним бесконечным прекрасным парадом.
Он не думал о ней, потому что она была рядом.
Он не помнил о ней. Нет, точнее, не вспоминал.
Но однажды под вечер она вдруг ушла от него.
И чего-то большого и важного в жизни не стало,
ведь для счастья, по сути, нам надо до странного мало,
но, когда оно – вот, мы обычно не видим его.
Он забросил трубу. Оборвался на взлёте полёт.
И одни говорят, он живёт теперь где-то в Майами,
а другие – что служит священником в маленьком храме.
Впрочем, мало ли что от безделья болтает народ!
Липа цветёт
Липа цветёт. Боже мой! Как же липа цветёт
в русской глубинке: в Тарусе, Ельце и Короче…
В летние ночи, безлунные тёплые ночи
липовый запах из липовых пазух течёт.
Липа цветёт. Летний воздух – что липовый мёд:
та же густая, янтарная, терпкая масса.
Ложку бери – и на булку намазывай с маслом
или тяни потихонечку прямо из сот.
Липа цветёт. Этот праздник – от Божьих щедрот.
Скоро сентябрь раскалённые ночи остудит.
Много ещё с нами всякого разного будет…
Это потом…
А сегодня – так липа цветёт!