• 2020-2 (28)

(Рассказ, победивший в майском тематическом конкурсе мастер-класса Алены Жуковой)

 

Я заказал чебуреки. Точно такие, какие описаны в старинном манускрипте:

«... Обожжённые чугунным жаром, бока зарумянились и затвердели. Верхняя кожица местами вздыбилась и брызнув остатками раскалённого масла, лопнула. Зато изнанка, мягкой белой фланелью обволокла нежную чебуречную начинку ­— распаренную и пахучую...»

 

* * *

Я сижу на открытой веранде ресторана и жду свой заказ. Внизу, у подножия холма деловито спешит оживлённая улица. Ухоженная речка в опрятных гранитных берегах с чугунными решётками и изящными фонарями, огибает холм справа. Чтобы разминуться с речкой, улица взбирается на мост, на минутку замирает, будто переводя дух, а затем легко соскальзывает вниз, уже на другой берег.

Посетителей в ресторане не много и не мало. Как раз столько, чтобы почувствовать себя уютно и не одиноко.

Улица с речкой и посетители — конечно антураж к чебурекам и надо признать мастерский. Но я слишком голоден, чтобы восхищаться работой наших разработчиков — запах жареного теста и аромат мяса с луком и укропом сводят меня с ума.

Чебуреки появляются неожиданно. Словно фокусник, приподнял белоснежную салфетку и, оп-па, вот они — лежат стопкой и пышут жаром. Шесть больших чебуреков. Тех самых. Из манускрипта.

— Что будем пить?

Официант играет свою роль безупречно.

Я на минуту задумываюсь. Что подают к чебурекам? Пиво? Сок?

 — Пожалуйста, стакан томатного сока.

Первый чебурек — это не дружеское приветствие, а штыковая атака. Хрустит, разлетаясь корочка, брызжет во все стороны сок, язык и нёбо покрывает роса. Обжигающая, божественная! Определённо, есть упоение в таком бою!

Я немного прихожу в себя после третьего чебурека. Мои мысли вновь обретают стройность и ясность. И как всегда в минуты блаженства, я прихожу к выводу, что всё не так уж и плохо, и что та, полувековой давности пандемия была для нас скорее благом…

 

На первый взгляд вирус выглядел, как простой грипп. Но оказался более заразным и давал серьёзные осложнения. Быстро расшифровав его структуру и пообещав вакцину в течение нескольких месяцев, учёные вступили в престижную гонку, сулившую к тому же немалую прибыль. А пока, до появления вакцины — установили карантин...

 

Я делаю большой глоток томатного сока и снова смотрю вниз.

Солнце, пробившись через ажурную вязь решёток, золотым тиснением ложится на набережную, превращая её в муаровую ленту на груди речки. Филигранная работа! Надо будет отметить в журнале опытов.

 

… К клиническим испытаниям действительно приступили через несколько месяцев, но к тому времени вирус уже мутировал и стал более опасным. Карантин ужесточили и зашли на новый виток гонки за вакциной. Но вирус будто следил за усилиями учёных и всякий раз, когда очередная компания рапортовала о близком успехе, а её акции взлетали до небес — снова мутировал. Через три года, после нескольких витков гонки и соответствующих ужесточений, стало кончаться продовольствие. И тогда, наконец, все страны объединились и совместными усилиями изобрели таблетки…

 

Я снова отпиваю сок и приступаю к четвёртому чебуреку. Но теперь я отношусь к нему не как к незнакомцу и не вступаю с ним в рукопашный бой. Нет, теперь это напоминает кошачье мурлыканье под ласковой рукой хозяина...

 

С появлением таблеток исчезла всякая зависимость от погодных условий, несовместимости характеров и прочей дребедени, похоронившей под собою наши основные инстинкты и потребности. Принимая таблетку от голода, человек становился сыт на день, а то и на месяц; от таблетки секса испытывал оргазм, а для воспроизведения потомства достаточно было сдать всего одну клетку в специальный инкубатор. Теперь человек мог жить в полной изоляции и никакой вирус не был ему страшен.

 

Я с сомнением гляжу на два оставшихся чебурека и понимаю, что мне их не осилить. Разве что посижу ещё, любуясь пируэтами плывущего тополиного пуха и слушая негромкую музыку.

Через год люди стали впадать в депрессию. Оказалось, что человеку надо не просто насытиться, а есть именно мамин бульон, который лечит от всех болезней; что важно слышать стаккато ножа, исполняющего фугу на фарфоровой глади тарелки, да ещё и под аккомпанемент разговора. Выяснилось также, что помимо секса надо шептать, обнимать, осязать, видеть улыбку и чувствовать тяжесть чужого-родного тела.

И тогда к таблеткам добавили виртуальный мир. То есть принимаешь нужную таблетку, надеваешь шлем и заказываешь любую ситуацию. Всё!

 

И сейчас я сижу в шлеме и наслаждаюсь виртуальным чебуреком, рецепт которого нашёл в старинном манускрипте. В другом здании, в таком же шлеме сидит Петька. Мы тестируем новейшую разработку, которая даст человеку всё, чего он лишился, перейдя на пищевые таблетки. Я — посетитель виртуального ресторана, Петька — вышколенный официант. Густая тень кипарисов, лёгкий бриз музыки, вкусная еда.

 

Внезапно, я вижу собаку, кажется бигля. Откуда он взялся?! Может произошёл сбой в программе? Или ребята решили усложнить эксперимент?

Пёс сидит, подогнув задние лапы и смотрит на последний чебурек. У него текут слюни и дрожит тело от видимой борьбы между желанием подбежать и стащить или подождать и с достоинством принять угощение. И я, оценив его благородство, протягиваю руку за чебуреком… как вдруг, дотоле неподвижный официант бьёт собаку ногой...

Эй, я понимаю, что это игра! И я знаю, что всё вокруг виртуальное! И ресторан, и чебурек и собака! И мы с официантом! Но почему тогда так скулит и плачет пёс? И зачем он бьёт его снова и снова!!!

Я вскакиваю и, забыв обо всех правилах, вмазываю этому мерзавцу изо всех моих виртуальных сил! И чувствую, как лопается кожа на костяшках пальцев…

 

* * *

Я сломал Петьке челюсть. По-настоящему. Однако расследовать ЧП не стали — дело спустили на тормозах. Будто списали на плановые потери.

Но если потери плановые — значит они неизбежны и о них знают. А если кости ломают на самом деле, то мир, в котором это происходит не виртуальный, а реальный. Выходит, я на самом деле ел чебуреки, любовался всамделишными решетками набережной и пытался накормить подлинную собаку? И вместе с Петькой жил в чьем-то прошлом, украв его у настоящего хозяина?

Но, я не хочу! Я не хочу участвовать в таких экспериментах! Не хочу окунаться в чужое прошлое вместо своего настоящего! Слышите, вы-ы?! Я не хочу!!!

Я кричу, но крик мой безмолвен. Потому что я помню, что стало с теми, кто требовал прекратить эксперименты и теперь я понимаю, о чем шла речь. Их оставили на одних таблетках, и они сидели в своих кубиках, какие есть у каждого из нас, и сходили с ума. И если я закричу, меня тоже оставят на одних таблетках, и я сдохну от тоски.

Что же делать? Что мне делать с чужим прошлым и где моё настоящее? А может я уже не человек?

Я судорожно разеваю рот, пытаясь сдержать крик. Но он вырывается, как томившаяся в клетке птица и взмывает высоко в небо. И там уже, рассыпавшись на тысячи звенящих осколков, складывается в два слова: «Жизнь прекрасна!»