• 2018-3 (21)

Ромка открыла Америку. Америка открыла Ромку. Так, континент за континентом, Ромка и Америка открывали друг друга.

Америка родилась 12 октября 1492 года: она была гораздо старше Ромки, правда, о том не подозревала. Америка образовала для Ромки два материка — Северный и Южный, да провела границу: то Дарьенским перешейком от слишком назойливых отгородится, то Панамским.

Ты Мой Новый Свет! — часто повторяла Ромка Америке.

Зачем ты подражаешь Vespucci? Это он назвал меня Новым Светом!

Ты Мой Новый Свет! — улыбалась Ромка, и отодвигала от себя книгу о мореплавателе, окрестившем Южную часть ее Америки Новым Светом. То, что лишь часть, Ромку почему-то радовало, ведь кое-что она назовет по-своему, и никто не посмеет ей помешать!

Ты тоже мечтаешь найти кратчайший морской путь в Индию? Тоже хочешь быть Колумбом? — удивлялась неоткрытая часть Америки, Ни-Северная-Ни-Южная. — У тебя есть три каравеллы? Ты сможешь пересечь Атлантику на трех каравеллах?

Не знаю, — улыбалась Ромка. — А тебе так нужно, чтобы я сделала еще и это?

Когда-то один человек, имя которого занесено теперь в справочники, открыл меня. У него было три каравеллы — «Санта Мария», «Пинта» и «Нинья». Он достиг Саргасова моря, а в мой день рожденье — острова Самана.

Когда у тебя день рожденье?

12 октября 1492-го. Но я хочу изменить дату. Заменить на сегодняшнюю — ведь я родилась заново! Нет, заживо…

Какая ты древняя!

Кто ты? — растворилась Америка в Ромкиных глазах. — Почему мне так легко, так хорошо с тобой? Откуда ты взялась? В твоем имени заключено полмира — Roma, Рим, «Roman de la Rose», романс, ром, романский стиль, романтизм, романш…

«Что такое романш?» — спросила Ромка.

Желоб в Атлантическом океане. Недалеко от экватора. Глубоководный. Хочешь, посмотрю? — Ромка не успела сделать останавливающего жеста, как Америка уже открывала толстенную книгу: — Вот, нашла! Длина 230 километров, средняя ширина 9 километров, глубина до 7856 метров! Но ты… Ты — больше. Шире! Глубже! Я не могу без тебя! Ты — мой вечный город, Мой Рим!! Ты стоишь на мне, как на Тибре! Твоя устремленность к свободе бесконечности безгранична. И, хотя мечта далека от реальности…

Ты — моя мечта. Ты — реальна, — Ромка взяла Америку на руки, забыв о разделительном перешейке между Северной частью и Новым Светом: Ромкина Америка была Ни-Северная-Ни-Южная, а потому — ее собственная. Та, которую только Ромка и открыла.

Знаешь, — мечтательно протянула Америка, — знаешь, я никак не могу понять, почему… — но ветер Атлантики заглушил ее слова; Ромка прижалась спиной к спине Америки, и горячо зашептала:

Я открыла тебя, слышишь? От-кры-ла! Я открыла тебя так, как никто до меня не открывал: не мог! Как не откроет никто после! Ты самая настоящая из всех Америк, единственная! Ни-Северная-Ни-Южная!

«Хочешь рому?» — спросила вдруг Ромку Америка. — Сбраживание и перегонка сока с сахарным тростником иногда нужнее воды.

— С тобой я хочу всё, — просто ответила Ромка. — Всё включено! Зачем мне жить без тебя? Это и так продолжалось достаточно долго, — Ромка поднесла к губам стальную кружку.

— Первый раз я родилась 12 октября 1492 года, — прошептала Америка, отворачиваясь.

— Это только запись. На самом деле, ты родилась 22 февраля 2003-го.

— А ты? — вспыхнули щеки Америки.

— И я…

Все дороги Америки вели в Рим. Все дороги Рима вели в Америку.

Так они и жили: Ромка и Америка.

 

Завет Коллонтай

 

Выпить и закусить за Варвардмитну желающих собралось много: выпить и закусить за упокой анимки — ну или что там в двуногом, какой такой червь точеный, — хотелось неимоверно. Тов. Попов, кашляя, произнес то, что и полагалось в подобных случаях: все немедленно выпили — кто водочки, кто наливочки, — да и закусили чем б. послал. Снеди на столе, где еще недавно возлежала мертвой царевной Варвардмитна, которую, за пристрастие к алко-, покойный муж называл Варя-стакан, было немерено… да какой! Что там кухня Поля Бокюза для «загадочной русской души»! Тут тебе и гады морские, и птицы небесные: свадьба и свадьба!..

Тов. Попов сентиментально крякнул: «Мы потеряли нашего товарища…» — «Кристальной души человек…» — «Можно сказать, святая», — повторялись один за другим тов. Жопин, тов. Хмурый и тов. Ангельцев. «Криста-аальной!» — вторила тов. Женщина и качала головой.

Когда же закуски — горячие и холодные, умело сервированные официантами, — подошли к концу, в шкафу что-то шмякнулось, открыло само дверцу, да и покатилось, подпрыгивая: на все лады паркет цветистый перестучало!

Тов. Попов, приподняв п р е д м е т, заржал и, покрутив им у виска, хмыкнул: «А Дмитна-то!».

Тов. Смирнова кинулась тут же к тов. Попову: «Отдайте, отдайте немедленно! Отдайте мне это…. Как память… память о покойной… Вечная память!».

Тов. Жопин смущенно отвернулся, тов. Хмурый подкрутил ус, тов. Ангельцев поправил гульфик, а тов. Женщина и бровью не повела — подошла к тов. Попову и, дав лёгонько в дышло, выхватила у него п р е д м е т да передала тов. Смирновой, аранжируя презент книксеном.

Тов. Смирнова смутилась. Тов. Орлова похлопала ее по плечу и показала глазами на дверь. Тов. Смирнова вышла. Тов. Женщина воспоследовала за ней.

Тов. Попов прислушался. Тов. Жопин также напряг слух. В ухо превратился тов. Ангельцев. Звуки, доносившиеся из-за стены, вводили во смущение.

Тов. Хмурый намотал на ус кончик красной салфетки. Тов. Жопин опрокинул еще рюмочку. Другие товарищи перешли было к беседе, но быстренько вернулись обратно: стоны, долетавшие в залу из комнаты, становились всё более громкими.

«Что происходит? — всполошилась тов. Кузина. — Кого там мучают?» — то краснея, то бледная, она тщетно пыталась нацепить сморчок на вилочку.

«Да-да, что там происходит?» — загалдели товарищи Какашин, Стельникова, Огурцов, Козлова, Кротов, Гнидин и Почкин.

«Пустяки, дело житейское!» — махнул пухлой ручкой пролетавший мимо Карлсон.

В тот самый момент на горизонте появилась голова тов. Коллонтай Александры Михайловны, цитировавшей товарищам покойной Варвардмитны саму себя: «Секс возможен только между товарищами по партии. Всякий иной секс аморален!» — оглядев притихших товарищей по партии, она умолкла уже навсегда.

«Так это, значит…» — начал было тов. Попов, но быстро присвистнул: раскрасневшиеся тов. Смирнова и тов. Женщина шли прямо на него, весело размахивая п р е д м е т о м, и, поглядывая на чеширскую улыбочку тов. Коллонтай, смеялись: «А мы? Что МЫ говорили?!»

«А не товарищи ли мы все здесь по партии, господа?» — пискнула тов. Стельникова, мучившаяся фантомным спермотоксикозом. «Волк свинье не товарищ!» — буркнул тов. Хмурый и, поглядывая на ус с намотанной на него красной салфеткой, пялился на жирные ляжки тов. Стельниковой. Тов. Стельникова потупила взор и раздвинула; тов. Смирова и тов. Женщина, нисколько не стесняясь присутствующих, обсуждали достоинства и недостатки предмета; последних, впрочем, как таковых не было, и посему дамы, увидев в чеширских глазах тов. Коллонтай нечто вроде благословения, пустили искусство в массы — так предмет пошел по рукам.

«Ах, какой хорошенький!» — пискнула снова тов. Стельникова, но заткнулась под испепеляющим взглядом г-на Жопина.

«Ах, ах!» — верещали дамы.

«Ух, ух!» — подкашливали господа.

«Чудо индустриального дизайна!» — не договаривала тов. Коллонтай.

«Ах! Ах!» — всё громче кричали извивающиеся дамы.

«Ух, ух!» — наддавали господа: по лбам катились градины пота.

…

Всё это могло б длиться невесть сколько, кабы стол с объедками не начал расти и, опрокинувшись, не накрыл собой весь честной люд.

«Ах, ах!», «Ух, ух!» — бились тушки товарищей по партии в последней судороге, но никто — кажется, даже сама Александра Михайловна, — их не слышал: во всяком случае, делал вид.