• 2018-3 (21)

— Ты первый, — заявила рыжеволосая, отступила на шаг и уставилась на собеседника, чуть склонив голову набок, как смотрят невысокие женщины на двухметровых мужчин.

Другая дама, в тёмных очках-блюдцах, с черной сумочкой и стрижкой цвета воронова крыла, перебежала от детского магазина к витрине с обувью, чтобы занять позицию в паре метров за спиной рыжеволосой. Телефон в черной сумочке вибрировал, но даме было не до звонков. Гражданка в очках была занята увлекательнейшим делом: она подслушивала. Начало интересующего её разговора растворилось в шуме торгового зала, и теперь дама досадовала, что, возможно, упустила что-то важное. Брюнетка встала спиной к собеседникам, так, чтобы видеть в сияющей витрине отражение мужского лица — длинного и грустноглазого, как морда благородного коня. Ниже отражение загораживала россыпь медных, мелко завитых волос.

— Ты и раньше говорила мне это, — произнёс мужчина после длительного молчания.

Пауза. Двое внимательно изучают друг друга.

— Но ты раньше не верил, — ответила рыжеволосая с обидой в голосе.

— А теперь верю.

— Теперь уже без разницы.

— Ты скучала по мне?

— Первое время. Трудно было просыпаться одной. Когда закидываешь руку на соседнюю подушку, а вытягиваешь к себе пустоту.

— Если ты вытягивала меня, то мы опаздывали на работу.

— Ты никогда на это не жаловался. И специально подкатывался поближе. И тыкался носом куда ни попадя, специально, чтобы я проснулась.

— А ты просыпалась и была на ощупь вся такая шершавая.

— А ты… Странно, я уже не помню, каким ты был на ощупь.

Мужчина протянул руку. Его и рыжую разделял стол, заваленный книгами: обычная по субботам промо-акция. Посетители торгового мола неслись к турникетам сетевого супермаркета, привлекаемые плакатом над входом: «Сезонная распродажа». На прилавок с книгами никто не обращал внимания. Никто, кроме беседующей парочки да любопытной брюнетки.

— Вспомни, — мужчина развернул руку ладонью вверх.

— Чтобы опять трудиться забывать?

— А я ничего не забыл. Ты всё так же вспыхиваешь от прикосновения к предплечью?

— Правда, помнишь, — женщина вздрогнула, как от внезапного озноба.

— Да, медленный перебор пальцами по твоей руке, вверх, от синих венок на запястье, потом выше, по нежному, белому, внутреннему, тайному… Можно сейчас? — Мужчина почти коснулся собеседницы.

— С ума сошёл? Хочешь, чтобы я верещала на весь магазин?! — рыжеволосая плотно скрестила руки на груди.

— Хочу.

— Ты стал смелее. Раньше шипел на меня: «Потише!». И твои руки пугливо убегали в карманы.

— Я никогда таким не был.

— Был. Трусливым, злым, эгоистичным.

— За это ты меня и бросила?

— Нет. Мне надоели твои интрижки.

— Ты знала про них?

— Да.

— Ты ревновала меня?

— Я бесилась. Меня оскорблял твой выбор. Ты не имел права ставить меня в ряд с этими женщинами. Я узнавала о твоих изменах последней, из бульварных газет, — рыжеволосая начала сердиться, каждую фразу она бросала в лицо собеседнику хлёстко, с оттяжкой, как будто лупила мокрой тряпкой.

Мужчина схватил толстую книгу, закрыл ею лицо, защищаясь от обвинений. Выждав пару секунд, осторожно выглянул из-за фолианта.

— Ты злишься, значит, всё еще любишь? — и он поспешно приподнял увесистый том, прячась от негодующего взгляда собеседницы.

— Не загораживайся от меня книгами. Ты и от жизни ими пытался отгородиться, — рыжая вцепилась в том и потянула вниз. Мужчина поддался, и теперь они стояли друг напротив друга, держась с разных сторон за книгу, прижатую к прилавку.

Толпа схлынула, слышимость стала идеальная, поэтому женщина в огромных очках решилась зайти в обувной магазин. Там она уселась на низкий пуфик для примерки обуви. Колени её при этом задрались, юбка съёжилась. Обнажение ног даме шло, она это знала. Примеряя новую пару, вертела остроносым ботиночком так и эдак, мотала сжатыми коленками, стучала каблуком по звонкому полу. Затем с недовольной миной вернула коробку продавцу и всплеснула руками, как это делают в кино хозяйки, обнаружив в доме серьёзный непорядок. Потянула юбку вниз, глубоко наклонилась, целомудренно прикрыв икры. Но тут кофточка глубоко разошлась, и всякий внимательный наблюдатель, без сомнения, отметил бы, что красивые ноги — не единственное достоинство брюнетки.

Но мужчина с грустным лицом на эти ухищрения не среагировал. Он обратился к рыжеволосой:

— Кто твой муж?

— Мой муж самый красивый на свете. И еще он гений.

— Ты мне тоже говорила, что я гений.

— Ты? Да не могла я сморозить такую глупость.

— Говорила.

— Ты графоман. Жалкий неудачник. Мне в руки противно брать твои бездарные опусы.

— Ты жестока.

— Ты хотел излечиться.

— Справедливо.

Обстановка у стола накалялась. Брюнетка выскочила из магазина, прихрамывая в криво надетой туфле — у неё были крупные ступни, и она утягивала их тесной, не по размеру, обувью. Хромая лазутчица приблизилась к книжному столу, оказавшись сбоку от рыжеволосой. Та продолжала сыпать обвинениями:

— Жалкий неудачник. Тебя так никто из приличных и не печатает?

— Из приличных никто.

— Так тебе и надо.

— Ты права. Наверное, зря я всё это начал. Прости меня за всё, и я пойду.

— Прямо так взять и простить?

— Да, если не хочешь трагического финала.

 Дама в очках замерла вполоборота к беседующим и вся изогнулась, чтобы увидеть выражение лица мужчины в этот напряженный момент.

— Трагический финал! Подумать только! — рыжеволосая добавила в голос едкой иронии. — Ты бросишься с моста?

— Не брошусь, но твоя безжалостность может иметь фатальные последствия.

— Застрелишься? — не унималась рыжая фурия.

— Со мной всё в порядке, а вот мадам в очках и с поехавшим чулком, пожалуй, рискует свернуть шею, подслушивая в такой неудобной позе.

Брюнетка сделала вид, что речь не о ней. Она поспешно отвернулась, с грохотом обрушила на пол стопку книг. Нагнулась поднимать и не удержалась, осмотрела чулки, чем окончательно себя выдала.

— Марина! — рыжеволосая обернулась на шум. — Вернулась, наконец.

— Так это твоя подруга? — спросил мужчина.

— Да, — подтвердила рыжеволосая. — У нас сегодня шоппинг выходного дня. Нам, пожалуй, пора. Привет семье.

— Приятно познакомиться, — Марина поспешно втиснулась перед подругой и принялась беззастенчиво рассматривать мужчину.

— До свидания, — мужчина протянул над головой Марины книжку, которую всю беседу держал в руке. — Я тут начеркал кое-что, загляни, если станет одиноко.

— Спасибо, я подумаю, — рыжеволосая приняла книгу.

Мужчина резко развернулся и зашагал прочь. Походка у него была уверенная, и сам он был весь такой широкоплечий, с гривой красиво седеющих волос, с упругими икрами, рельефно обрисованными тонкой брючной тканью. Марину мужские икры явно волновали, она даже по-кошачьи перетопталась коготками по сукну стола, словно преследуя удаляющиеся ноги. Над книжным развалом истончался запах парфюма. Цитрусовый запах, несколько легкомысленный для мужчины сорока лет.

— Ух ты! — восхищенно выдохнула Марина. — Ну ты, Катька, даёшь. А всё прикидываешься скромницей. Такой мужик! Ты ему позвонишь?

— Конечно, нет, звони сама, — рыжеволосая Катерина протянула брюнетке Марине подаренную книжку. — Подобные романы в твоём вкусе.

— Ты серьёзно? — Марина уже прикидывала в уме, как получше распорядиться новым случаем.

— Абсолютно.

Марина открыла книгу на первой странице и вдруг заорала на весь магазин:

— О боже! Это он!

Случайные покупатели шарахнулись от Марины, продавщицы выскочили из своих боксов, охранник инстинктивно прихватил за рукав прилично одетого подростка. Подаривший книгу мужчина был уже метрах в пятидесяти, но, услышав крик, обернулся и просиял подругам пятисекундной ироничной улыбкой.

— Точно он! — верещала Марина, сравнивая фото на развороте с обернувшимся оригиналом.

— Он это, он, успокойся, — увещевала подругу Катерина.

— Это же писатель! Известный! — Марина буквально визжала и призывала сравнить портрет с оригиналом всех, кто обращал внимание на ее крики.

— Вполне приличный писатель и дважды лауреат, — согласилась Катерина.

— А зачем же ты его обзывала неудачником?

— Потому что в придуманной жизни всё должно быть не так, как на самом деле.

— А твой муж про него знает?

Марину просто трясло от радостного возбуждения. Катерина слыла в их компании занудой — читала дома свои книжки, пока девчонки зажигали на вечеринках, приправляя монотонность семейной жизни пикантными, ни к чему не обязывающими приключениями. А тут выясняется, что у Катюхи продолжительный роман, да при живом муже, да еще с кем! Мысль о том, как она завтра — нет, конечно, сегодня же — будет рассказывать про этот секрет подружкам, просто разрывала Марину.

— Мужу про это знать нечего, пошли, — Катерина двинулась вдоль витрин к выходу.

— Конечно, нечего ему знать, ты не волнуйся, Катюх, я могила, — Марина, дернув щепотью, показала, будто закрывает рот на застежку-молнию. — Ты с ним долго встречалась?

— Да не встречалась я с ним, отстань.

— А почему вы расстались?

— Ты пришла, вот мы и распрощались.

— Я имею в виду — тогда.

— Не было никакого «тогда», — Катерина пошла быстрее.

— Ну, не хочешь говорить, не надо, — Марина обиженно отстала, затормозив у витрины с игрушками. Потом любопытство одержало верх, и она мелкими шажками — мешала тесная юбка — побежала догонять Катерину.

— Ну хоть расскажи, как вы познакомились? — Марина потянула подругу за рукав.

— Да вот так и познакомились. Он долго на меня пялился, потом подошел и сказал, что у него острый приступ влюблённости. И если я не окажу первую помощь, то болезнь может принять хроническую форму. Заявил, что спасти его может моя улыбка и наше с ним общее будущее.

— А ты? — Марина схватила подругу за локоть, потом перебралась пальцами вверх по предплечью.

— А я сказала, что общего будущего у нас с ним быть не может. Потому что муж любимый и детки не чужие, — Катя вырвала руку. — Отпусти, щекотно.

— А он?

— А он предложил, что если у нас нет общего будущего, то давайте придумаем хотя бы общее прошлое.

— А ты?

— Сказала: «Давай придумаем. Ты первый».