• 2017-1

В начале января 2017 года исполнилось 105 лет со дня рождения известного советского поэта, автора стихотворения, ставшего основой гимна Москвы, — Марка Самойловича Лисянского. 5 июля 1995-го года было принято решение, что именно песня Исаака Дунаевского на стихи Марка Лисянского, созданная в грозном и трагическом 1942-м году, будет гимном российской столицы.

К сожалению, автор слов, проживший долгую жизнь и скончавшийся 30-го августа 1993-го года, об этом — официальном — признании песни так и не узнал. Хотя при жизни Марка Самойловича многие говорили ему, что, как ни крути, слова самой лучшей песни о Москве были написаны им. Сыном одесского и — впоследствии — николаевского портового грузчика, о котором ставший известным поэтом сын скажет такие слова:

Мой отец — простой портовый грузчик,

Двадцать девять лет таскал мешки.

Шириной плеч его могучих

Любовались даже рыбаки.

Однако так уж получилось, что Марк Лисянский, родившийся в Одессе, своим родным городом считал не её, шумную, прославленную и многократно воспетую «жемчужину у моря», а гораздо более скромный и менее известный, бывший в СССР «закрытым городом» Николаев.

Кстати говоря, при обращении к судьбе Марка Лисянского нельзя не вспомнить и об удивительном факте, который можно, перефразируя известное выражение, назвать «ролью истории в жизни личности».

На самом-то деле Марк Самойлович Лисянский родился 31-го декабря 1912-го года! Соответственно, и стопятилетие со дня его рождения следовало бы отмечать в последний день нынешнего, не так уж давно и наступившего, года. Если бы не История: после событий 1917-го года в России стало «два времени». «Новое» и старое». Для людей, родившихся в конце декабря, этот исторический факт стал головной болью, потому как им ещё и год рождения пришлось переиначивать.

Например, Анна Андреевна Ахматова, которую тоже можно считать одесситкой по рождению («Я родилась под Одессой…»), в знаменитой автобиографии «Коротко о себе» (1965 г.) указала даты своего рождения по старому и по новому стилям. Но ведь это была Ахматова, которая в середине шестидесятых годов прошлого века олицетворяла поэзию «серебряного века»! А вот молодые люди, выросшие в живущей «по новому стилю» стране, на такие вещи до поры, до времени не обращали внимания.

Поэтому и отмечаются юбилеи поэта Лисянского в начале наступающего года, а не в конце года уходящего.

…С Марком Лисянским лично у меня связаны воспоминания, возвращающие в далёкое-далёкое время обучения в школе, в пионерское детство. Наша 13-я школа, хоть и находится до сих пор в самом центре Николаева, на проспекте Ленина, который недавно назван «Центральным», и в двух кварталах от Советской (соответственно, нынешняя «Соборная»), центральной улицы города, не могла похвастаться в начале 70-х годов репутацией благополучного учебного заведения. «Кто мы были? Шпана — не шпана», — уместно, говоря о нашем детстве, вспомнить эти слова Юрия Визбора. Только вот о многих наших «художествах» можно только вспоминать. В узком кругу. Но не рекомендуется рассказывать, особенно детям и внукам… Во всяком случае, во дворе нашей школы был тир, в котором стреляли из «мелкашек», и не только стреляли. Интересующимся советую почитать «Роман о девочках» Владимира Высоцкого, тогда многое станет понятно.

Однако каким-то удивительным образом несколько человек из моего класса оказались во Дворце пионеров, который располагался тогда на углу Большой Морской и Фалеевской улиц. Здание, конечно, осталось. Теперь в нём — при наличии отсутствия пионеров — тоже находится учреждение культуры, к которому, кажется, имеют отношение немногие нынешние представители профтехобразования. К слову, николаевцы должны помнить, что этих самых «пэтэушников» (прошу прощения, если кто-то ощутил себя оскорблённым), которых раньше в «корабельной столице Украины» было огромное количество, «окультуривал» знаменитый на весь Николаев «Костёл» на Декабристов…

Учреждения культуры в бывших храмах (как тут не вспомнить находившийся в здании собора на Лягина гарнизонный Дом офицеров!), которые нынче стали храмами действующими, — случайность это или закономерность?

Теперь уже и не вспомню, как же назывался тот кружок, в который мы с одноклассниками «ходили». Возможно, это было что-то вроде театра художественного чтения, хотя с моей дикцией заниматься художественным чтением…

Вспоминается, как мы несколько месяцев готовили какую-то стихотворную композицию, посвящённую выдающемуся — так нам казалось тогда — событию — пятидесятилетию со дня основания Дворца пионеров в Николаеве. Стало быть, это происходило в 1973-м году, без малого 40 лет назад.

По случаю славного юбилея Дворца пионеров готовился большой концерт. Но «гвоздём программы», как сказал бы я сейчас, было то, что на этом концерте должен был присутствовать знаменитый на весь Союз (как нам объяснила с дрожью в голосе руководитель кружка) советский поэт Марк Лисянский.

Который специально ради этого выдающегося события должен был приехать из столицы СССР Москвы!

Разумеется, мы готовили выразительное чтение стихотворений московского гостя, некую, как я уже говорил, стихотворную композицию, составленную руководителем и утверждённую в обкоме партии. Стихотворения были всё больше такие… идеологически выдержанные, что ли? Правильные были стихотворения.

Кроме участия представителей нашего кружка в композиции, несколько человек под барабанный бой должны были торжественно пройти через весь зал, подняться на сцену и закрепить на верхней части организма московского гостя алую ленту с какой-то (текст забыл…) торжественной надписью. Для выполнения этой миссии были отобраны две девочки и столько же мальчиков, и я оказался в числе этих «счастливцев».

Понимая ответственность возложенной на нас миссии, мы репетировали «возложение ленты» долго и тщательно. На ком только ни оказывалась пресловутая «лента» в процессе репетиций… Само же торжество запомнилось двумя вещами.

Первое: как показалось тогда, Марк Лисянский был маленького роста. Ожидали увидеть… такого себе великого поэта агромадного роста, а укутали в ленту невысокого, подвижного и полноватого старика. Лисянскому тогда было 60 лет, для мальчишек — древность древняя!

И второе: весь зал скандировал «Дворец пионеров — тебе пятьдесят!», причём сам Лисянский делал это с большим удовольствием, глаза у него горели, когда он повторял эти незамысловатые слова.

Здесь же надо честно признаться, что в то время, когда я торжественно носил по сцене ярко-красную ленту, поэт Лисянский был для меня… чем-то далёким и малопонятным. И «открытие» его началось уже позже, в старших классах школы и в институте.

Подкупил он меня очень личной, как бы на меня самого «настроенной» поэтической интонацией, трепетным — а такое сразу чувствуется! — отношением к Николаеву. Хотя, что греха таить, в стихотворениях Лисянского о нашем городе немало и достаточно «проходных» строк, но не они «делают погоду».

По-моему, сказать: «Дышу я тобой, Николаев…» мог только человек, который по-настоящему любит ставший ему родным город «на стыке моря и лимана». И когда Лисянский говорил о Николаеве «незаменимый город», речь, конечно же, шла о том, что в душе каждого человека есть нечто сокровенное, связанное с «малой родиной» и всем тем, что она дала тебе в этой жизни. Вот почему, добившись немалого признания читателей огромной страны и глубокого уважения в писательской среде, давно уже ставший москвичом Марк Лисянский обращается к городу, без которого, он убеждён в этом, поэт не сумел бы состояться как личность:

Ты мне был родным порогом, 

Первым городом любви. 

И по всем морским дорогам 

Корабли идут мои. 

«Родной порог» — очень ёмкий и многозначительный художественный образ, за которым стоят мудрость прожитой жизни и умение быть благодарным ей. Ведь именно жизнь, именно приобретения и потери на жизненном пути научили лирического героя стихотворения по-настоящему ценить «родной порог». И быть благодарным этому «порогу» за все — осознанные и неосознанные — жизненные уроки.

«Город над Ингулом и над Бугом, Окружённый с трёх сторон водой» стал для не с чужих слов понявшего суть нелёгкого труда корабелов Марка Лисянского родной гаванью. Скорее даже, гаванью-стапелем, местом, где он всегда чувствовал себя «своим». И Лисянский был бесконечно благодарен этой гавани за тот «запас прочности», который поэт на всю жизнь получил в Николаеве:

Вовеки не забудется,

Что с этих стапелей

Сошёл — и не заблудится

Корабль судьбы моей.

После знакомства со сборниками стихов Марка Лисянского складывается впечатление, что любимая улица его в Николаеве — это Адмиральская: она и упоминается часто, и ей же посвящено стихотворение, название которого просто повторяет название улицы. Лирический герой признаётся: «Здесь я дни коротал, В адмиралы играл…», и мы, читатели, понимаем, что это сокровенные воспоминания самого поэта.

Кроме того, Дворец пионеров, который в самом начале своего существования носил название Центральный детский клуб, в 20-е годы также располагался на Адмиральской. С этим клубом-дворцом связано, можно и так сказать, начало литературно-творческой деятельности Марка Лисянского. Сейчас на стареньком, с обновлённым фасадом, здании размещены барельеф поэта и мемориальная доска, рассказывающая о том, что здесь он начинал свой творческий путь в театральном кружке.

Из множества запомнившихся стихотворений и фрагментов стихотворений Марка Лисянского особое значение для меня имеют четыре строки, которые процитирую по памяти:

Ненавижу спесивых

И ханжей не терплю.

Не люблю горделивых,

А гордых — люблю.

В молодости меня — без преувеличения — поразило тончайшее чувство слова, понимание глубокого отличия гордости от горделивости. Слова-то однокоренные, очень похожие, но вот значение абсолютно разное! Что-то такое в отношениях между людьми ощущалось, но самому понять было не дано. Не хватало, видимо, жизненного опыта, ума. Ещё чего-то... И тут встречаешь строчки знакомого поэта, которые, что называется, «попадают в десятку», объясняют тебе самого себя!

Согласитесь, такое дорогого стоит, после этого к словам поэта прислушиваешься с намного бОльшим вниманием?

Могу также сказать, что крупицы житейской мудрости, которые встречаются в стихотворениях Марка Лисянского, оказали большое влияние на понимание жизни, причём не только моё: многие мои ученики тоже нашли «своего Лисянского».

Отдельно нужно говорить о песнях на стихи Марка Самойловича. О самой знаменитой уже сказано, но кроме неё были такие известные и любимые народом песни, как «Осенние листья», «Зори московские», «Новая дорога», «В синем омуте», «Конаково», «Хорошо шагать пешком», «Годы», «Это было вчера», «Песня вечной юности», «Уходит теплоход».

Николаевцам особенно полюбилась песня о Николаеве «Над лиманом парус белый…», которую можно считать неофициальным гимном нашего города.

В последние годы доводилось слышать высказывания, что, дескать, поэтический талант Марка Лисянского был… небольшим, что он «поэт одного стихотворения». С этим можно и нужно поспорить. Безусловно, Лисянского даже самые преданные его читатели не могли бы назвать «звездой первой величины» в советской поэзии ХХ века. Однако недаром Евгений Евтушенко когда-то мудро заметил: «В поэзии, словно в землянке, Немыслимы ссоры за ранги».

Каждый поэт неповторим и необходим.

И стихотворения николаевского (именно николаевского!) поэта Марка Лисянского занимают своё место в истории русской поэзии.

Закончить же разговор о Марке Лисянском мне хочется удивительным стихотворением, впервые прочитанном мной в областной газете «Южная правда». Мгновенно выученное наизусть, оно всегда со мной.

Вообще-то, самое надёжное, когда имеешь дело со стихами, — учить стихи наизусть. Самые замечательные из стихотворений как бы запоминаются сами.

Эти строки производят потрясающее впечатление на тех, кто их слушает. Часто слушатели просят его «переписать». Это в эпоху интернета…

Вот я сейчас и записываю это стихотворение для читателей — по памяти.

Человек, сумевший написать такое, настоящий Поэт.

               

Склоняю низко голову

                                                                пред Александром Грином,

                Безмолвно и восторженно

                                                                гляжу ему вослед.

                А он в костюме стареньком

                                                                идёт, худой и длинный,

                Осенним южным городом,

                                                                где прожил столько лет.

                Шагает он — и плещется

                                                                волна в беспечном взоре.

                Поэт и путешественник,

                                                                бродяга и матрос…

                В его глазах распахнутых

                                                                вовсю синеет море,

                В его руке плетёная

                                                                корзина белых роз.

                Отчаянный бессребреник,

                                                                голодный и небритый,

                К жене, к любимой женщине

                                                                с цветами он спешит.

                Лишь только ею признанный,

                                                                ещё не знаменитый,

                Создавший то, чем будет он

                                                                в России знаменит.

                Довольный и ликующий,

                                                                сегодня он в ударе!

                Идёт сквозь ветер северный,

                                                                не замечая слёз.

                Пальто демисезонное

                                                                он продал на базаре,

                Чтоб в день её рождения

                                                           купить корзину роз. 

 

(Литературный Николаев)