• 2015-4

Перевод с французского Владимира Спектора

Моей кузине

«Благословите дорогу, она кажется столь же длинной, сколь и короткой»

ПРОЛОГ

Свеча, с которой я вышла из церкви после окончания церемонии, все не гасла. Глядя на нее, я подумала: «Может быть, в этом пламени продолжается твоя жизнь?» Мне кажется, я и вынесла эту свечу за пределы церкви в надежде оживить тебя, Романа. Именно тогда, с того самого момента, я, похоже, ощутила поддержку твоего мужа, тоже раздавленного горем, и поняла, что наши дороги будто соединила невидимая рука.

Долгие месяцы после твоей смерти я училась узнавать тебя по самым малым деталям. Мне стали близки твои вкусы и предпочтения: (телячья печенка по-английски, желтые безвкусные конфеты «Вертер», шоколадные флорентинки, лакричные палочки, которые ты жевала в аэропорту), твоя боязнь туннелей и мостов — сколько этих схожих с моими черточек было скрыто прежде. Открытие за открытием, день за днем, мы все больше прорастали друг в друга, все теснее сплетаясь, ты и я, ты и он, он и я. Все перепуталось. Казалось, ты постоянно была с нами, словно мой незримый космический двойник.

Наши слезы и смех смешивались, вызывая в памяти твой образ, ты повсюду была с нами во время нескончаемых бесед. Так, глядя со стороны, легко, без видимых усилий (помнишь, как я спрашивала тебя несколько раз, нет ли у Нильса брата?), я незаметно проскользнула в твою жизнь. Кстати, именно по просьбе его матери я однажды взяла билет на рейс Женева-Люксембург и вошла в дом, где жила ты и где он так тепло встретил меня.

Дом совсем не изменился, он остался прежним, каким я помнила его в счастливые годы. Каждое мгновение я представляла, что ты вот-вот появишься, словно тень из недавнего прошлого. Мне было тяжело осознавать, что здесь больше нет тебя, невозможно было заполнить пустоту, оставшуюся после твоего ухода. Заменить чем-то твою любовь, присутствие, улыбку.

Первый осмотр дома меня ошеломил.

Тысячи воспоминаний постоянно сопровождали меня. Голландский молочный кувшин, подарок моего отца на твою первую свадьбу, гордо возвышался на буфете возле серебряного кипятильника, преподнесенного по случаю твоего брака с Нильсом. Мне было все знакомо до мельчайших подробностей.

Пепельница, плед и подушка, небрежно брошенные на диване, праздничная фотография на камине — все они вновь напомнили о недавнем празднике, о подарках к его шестидесятилетию...

На тумбочке возле кровати лежали любовные романы, на их закладках были картины Климта, к которым ты тоже питала слабость.

На подоконнике были сложены медицинские, гомеопатические книги, пособия по борьбе со стрессом. Я и не знала, что тебя интересовали подобные вещи.

В ванной, у зеркала все так же стояла деревянная фигурка ангелочка. Я хорошо помнила эту вещицу в пастельных тонах, которую привезли из Португалии много лет назад. Вот ароматическая свеча, а там подсвечник — все напоминало о тебе. Среди незакрытых тюбиков помады и больших кисточек для пудры витал запах твоих духов из едва початого флакона. Твой пеньюар из светло-оранжевого шелка висел на крючке, господствуя над парой уютных тапочек того же оттенка.

Гостиная сохранила следы твоего первого брака: множество посуды, цветочные горшки, хрустальные вазы. Потемневшее серебро, твои фотографии, мгновения ушедшего счастья… А рядом — твои любимые диски и книги, у тебя всегда был хороший вкус.

На письменном столе я нашла записку, где твоей рукой на бланке какого-то отеля с золотой эмблемой было написано: «Благословите дорогу, она кажется столь же длинной, сколь и короткой»

Может быть, ты написала это во время одного из переездов, ожидая очередной рейс в аэропорту?

Твой отъезд был внезапен, на столе остались разбросанные бумаги: рождественские открытки, на которые надо было ответить, письма детей и несколько счетов. Фотографии с праздника во дворце Мюсбах украшали угол стола. Ты собиралась отнести негативы фотографу.

Целый год после твоей смерти я смотрела, как пыль покрывала стол, как постепенно желтели фотографии, обтрепываясь по углам. Я еще долго ни к чему не притрагивалась, сохраняя все так, как оставила ты, чтобы не ранить чувства тех, кто жил в этом доме. Наша жизнь вращалась вокруг тебя, ты была повсюду.

Я следила, чтобы твою одежду не испортила моль, твоя комната оставалась святилищем, в которое я не осмеливалась войти. Раньше я часто ночевала здесь, когда приезжала в гости. Ты ведь при жизни спала отдельно от мужа, чтобы не слышать его оглушительный храп.

В морозильнике все еще хранились любовно приготовленные тобою блюда. Иногда мы размораживали их. Вот твое фирменное: суп из листьев какого-то овоща, который исчез с тех пор, как ты умерла.

Вот бутылки из погреба: осталось только красное вино, которое тебе не нравилось, да еще «Петрюс»… для супа. Ты не жалела его, как, впрочем, и все остальное.

Сорная трава заполонила твой огород, он был весь усыпан сухими листьями, растения тоже, как видно, нуждались в твоей заботе. Я убрала опустевшие горшки с террасы и высадила новые цветы в кадках перед домом.

Мне было нелегко жить в этом доме: ты была повсюду, но все же не это было главной проблемой.

Мне пришлось выстоять против сплетен и злых языков, которые шипели, что я появилась здесь ради денег, ради его наследства.

Твои дети ненавидели меня. Они даже перестали общаться со мной, и это после тридцати лет мирной, монотонной жизни. Твои друзья вели себя так же. Некоторые четко давали мне понять, что я всего лишь самозванка.

Серые будни омрачал процесс о наследстве, адвокаты принялись за работу. Твои сыновья оспаривали завещание, они не нашли ничего лучше, чем подать в суд на своего отчима. Это, кстати, было нетрудно, ведь он оплачивал их учебу на юридическом факультете в течение долгих лет.

Дочь Нильса, лишившаяся матери в возрасте четырех лет, и которую ты воспитала, как родное дитя, окончательно потеряла голову. В постоянных депрессиях, болезненная, она воспринимала меня с большим трудом.

Твой муж, с головой ушедший в работу, чтобы забыть о своем горе, не вылезал из бронхитов, которые только усугубляли его состояние.

Твой пес Альф, большая бельгийская овчарка с длинной шерстью, ходил за мной по пятам с полными грусти глазами. Он пытался сбежать в надежде найти тебя в лесу или в винограднике недалеко от дома. Однажды он сжевал великолепный шелковый ковер в твоей спальне, который хранил твой запах, и разорвал шторы. Я привела его к твоему ветеринару, который тоже начал рассказывать о тебе. Я вышла из его кабинета с карманами, полными гомеопатических шариков против хандры и печали. Врач их рекомендовал для собаки, но они бы пригодились и ее хозяину.

По просьбе твоего мужа я начала носить одежду в твоем стиле: элегантный крой, гардероб, о котором я раньше могла только мечтать: множество кашемировых вещиц всех цветов, кружево, шляпы, мягкие ткани — все это я выбрала бы и сама, будь у меня такая возможность. Сходство наших вкусов в одежде было просто невероятным.

В его семье путали наши имена. Мать и сестра называли меня Романой, предлагая чай с флорентинками, которые ты так любила. Они и не подозревали, что это были и мои любимые конфеты. Впрочем, им это было безразлично.

В ресторане твой супруг мог с закрытыми глазами заказать блюдо для меня, после того, как обнаружил, что мы были «точными копиями», настолько совпадали наши вкусы!

Мы стали встречаться в компаниях с людьми, которые тебя знали, и я все больше узнавала подробности твоей жизни. Я стала постигать ее. Когда мы навещали ваших друзей, некоторые плакали, вспоминая тебя.

Каждый раз он представлял меня как «кузину моей жены», как будто мое присутствие требовало объяснения.

Твой дух сопровождал нас как невидимый флер, обволакивавший меня, как только я выходила из твоего дома.

Я ездила в машине, которая все еще была зарегистрирована на твое имя, кассета «Роман Софи» в магнитоле была остановлена на том месте, где говорилось о жизни после смерти. Это был как будто твой голос, раздавшийся с небес, когда я включила первый раз старенький кассетник твоего «Рэндж-Ровера».

Письма в твой адрес приходили еще долго, будто адресованные призраку, твое имя было написано на фасаде дома невидимыми буквами.

Мы украшали рождественскую елку шариками, которые выбирала ты. Но картонные коробки с нарисованным на них Дедом Морозом, которые ты когда-то наполняла подарками для детей, пустовали. Под громадной, остро пахнущей смолой голубой елью, срезанной накануне в заснеженном лесу и с трудом перевезенной на крыше твоей машины, лежали скромные подарки в красной и золотой фольге. Сквозь запотевшие окна гостиной на нас укоризненно смотрели деревянные глаза рождественских фигурок, которые ты вырезала своими руками. Наверное, они ждали, что вот-вот появишься ты, словно в сказке: принцесса будет с минуты на минуту.

Они не были единственными, кто ожидал тебя в тот вечер. Это первое Рождество без тебя, в доме, столь прежде оживленном, прошло в очень торжественной и чопорной атмосфере. Рождественские песенки давались нам с трудом, слезы постоянно наворачивались на глаза.

Мы провели отпуск там, где любила бывать ты, где все еще витала твоя тень. Там мы встретили ваших друзей, с которыми поужинали на пляже в лучах закатного солнца. В твоей сумке для гольфа валялись мятые странички с пометками о результатах давно забытых игр. На дне сумки рядом с носками остались комочки земли из дальних краев, где ты играла в гольф прежде.

Ты жила рядом с нами, твое имя постоянно на наших губах, как основа нашего союза.

Для того, чтобы не раствориться в тебе полностью, я решила свить свое собственное гнездышко и оживить по-своему этот дом, застывший во времени.

Мы перекрасили стены, убрали шторы, однако все в этом доме, от погреба до чердака, по-прежнему хранило следы твоего присутствия.

Этот чердак — мы убрали из него твои детские вещи. Фисташковый комод из твоей детской, кровать и книжный стеллаж. Я снова погружалась в бездну твоего прошлого: твои термобигуди, массажный валик, бумажные птицы времен твоей свадьбы… На пыльном и душном чердаке я нашла кучу бумаг из прошлого. Они были здесь еще до твоего появления в этом доме: нотариальные акты, пожелтевшие планы, письма, относившиеся к первому браку. Тогда я поняла, что эти годы ты прожила так же, как и я. Наши пути совпадали даже в этом.

Чтобы продолжать жить в этом доме, мне нужно было стереть твои следы с моего пути. Входя в твою роль, я словно обрекала себя на гибель: погребенная заживо, прочно заякоренная к месту, которое я не выбирала. Чтобы выжить, я должна была похоронить тебя во второй раз, внутри себя. Я должна была во что бы то ни стало стать самой собой, меня звали Луиза, и, хотя наши прапрабабушки приходились друг другу родными сестрами, мы были двумя разными частицами вселенной.

Обстоятельства оказались сильнее меня. Но они подтверждали мою правоту.

Лишенная права внести свою атмосферу в этот дом, я видела только один способ создать пару, о которой я мечтала, которую, как мне казалось, я заслужила:

— либо следовать за твоим мужем в бесконечных поездках с чемоданами в руках, уставая, переезжая с места на место, из отеля в отель, не оставаясь более двух ночей в одной и той же постели, и все более теряя себя в попытке найти жизненное пространство, где я бы могла жить в гармонии с собой;

— либо уединиться на далеком острове, где я поселилась незадолго до твоей смерти, живя надеждой, что он ко мне когда-нибудь присоединится.

Мое желание стать его второй половиной постепенно заставило меня отдалиться от самой себя. Дело было не в той роли, которую я должна была играть, и не в тебе, а скорее в отношениях между нами. Чтобы заставить любить себя, я должна была исчезнуть, как личность. Оставаясь собой, я теряла его.

Моей жизнерадостности, моей силы, моего мужества, моей надежды не хватало.

Прошло почти три года, прежде чем я поняла, что ради того, чтобы жить, мне нужно уехать из этого места и перестать, наконец, быть тобой. Я предлагала десятки домов в разных городах, помимо прочих вариантов, но так и не смогла ничего изменить.

Три года пролетели, как и не бывало. Ты ушла, и все же, ты была везде. Моя мебель стояла рядом с твоей, но на чердаке пылились коробки, набитые твоими реликвиями. Вот так мы и встретились вновь: ты, покинувшая этот мир, и слабое подобие меня, объединенные одной и той же жаждой идеала.

Настал час, и я уехала, так и не погасив огонь несбывшихся желаний. Мечты остались мечтами. Все, меня там уже не было. Я наконец покинула твою жизнь, вновь обретая самое себя, тем самым теряя его любовь.

Птицы, улетевшие много лет назад, возвратились в свое гнездо, прежняя семья восстановилась.

Возможно, я была слишком хрупкой... Разочаровавшись, я утратила иллюзии. Я не смогла найти счастье, играя чужую роль.

Прощай, моя кузина, я любила тебя. Быть может, мы встретимся в следующей жизни. Сегодня я больше, чем когда-либо, ощущаю нашу общность. И еще я думаю, что тоже очень полюбила этого мужчину.

Межев

Написано в день, когда тебе должно было исполниться 60 лет, далеко от тебя, вдали от него.