• 2013-4

  Интервью с Вероникой Квасецкой-Цыглан

“...Всякий портрет, написанный с любовью –
это, в сущности, портрет самого художника,
а не того, кто ему позировал...
И я боюсь, что этот портрет выдаст
тайну моей души...”

 Оскар Уайльд
“Портрет Дориана Грея”

  А.Ж.: – Я вспомнила эти слова Оскара Уайльда уже потом, после того, как вышла из  мастерской хорошо известного в Канаде художника, мастера-портретиста Вероники Квасецкой-Цыглан. На улице было пасмурно, а в душе моей светило солнце, как это часто бывает после разговора с талантливым и добрым человеком. Еетитул– CEO, Сhair of the Portrait Society of Canada. (Председатель Союза Художников-Портретистов Канады) как-то не вязался с обликом молодой красивой женщины с васильковыми глазами, а вот то, что она – обладатель престижных призов “First Place Award” and “People Choice Award” International Portrait Art Competition – в это я поверила сразу, как только взглянула на ее картины.

   А.Ж. – Вероника, портреты, написанные Вами, не просто удивительно красивы, они завораживают. Словно попадаешь под действие гипноза. Хочется даже не разглядывать, а разгадывать судьбу и характер каждого человека, которому посчастливилось стать вашей моделью. Как такое удается?

   В. К.-Ц. – Для меня портрет – это путешествие во времени, мое познание, радость, молитва и величие Творца. Ведь самое главное в портрете – его одушевленность. Критерием шедевра в портретном искусстве может быть только жизнь, которая возникает на холсте. Ведь мы часто говорим, сравнивая тот или иной портрет, что с одного на тебя смотрит живой человек, и ты сам не в силах отвести от него взгляд, а с другого – холодное, безжизненное изображение. В чем загадка?

  А в том, что у художника-портретиста особая миссия. Он как связующее звено между ремесленником и Богом. Ведь даже в Библии сказано, что сначала был сотворен мир со всеми землями и морями, растениями и животными, а только потом Человек. И весь этот мир был создан для него и ради него. Именно человек является вершиной творения, апофеозом Божественной идеи. Так и в живописи: жанры пейзажа и натюрморта при всей их значимости не могут сравниться с портретом по силе воздействия. Я не могу начинать работу, не изучив и полюбив свою модель. Если портретист равнодушен к объекту своего творчества, то это будет заметно сразу. Пустота, аморфность, безжизненность. Может даже возникнуть эффект отторжения, когда от портрета исходит отрицательная энергия. На такой портрет невозможно долго смотреть, а когда он попадает в поле зрения, становится как-то зябко, неуютно. Происходят подобные вещи нередко. Ведь в портрете соединяются две души – модели и художника. Если их не объединяет Любовь, то ни о каком искусстве не может идти и речи. Это как в жизни. Все начинается с любви. Это единственная константа, все меняется, кроме нее.

  А.Ж. – Вероника, вы представитель русской академической школы портретной живописи, но в ваших работах присутствует какой-то особенный романтический дух. Люди, которых Вы пишете, как бы чуть-чуть красивее, чем есть на самом деле. Так ли это?

   В. К.-Ц. – Дело в том, что это происходит не потому, что я стараюсь спрятать недостатки, совсем нет. Моя задача в другом – в этом смысле мне очень близко по мысли высказывание Ю.Лотмана о портрете. Он писал: “Портрет по своей природе – наиболее философский жанр живописи. Он в основе своей стоит на сопоставлении того, что человек есть, и того, чем человек должен быть”. Работая над портретом, я стараюсь раскрыть лучшие, возможно, еще не ведомые самому человеку, сидящему передо мной, стороны его натуры.

   А.Ж. – На ваш взгляд, что отличает русскую школу портретной живописи от других школ? Когда в России появилось искусство портрета?

  В. К.-Ц. – Расцвет русского портрета начался в XVIII веке, но истоки его идут от православной иконы. Многие критики пишут, что развитие портретной живописи происходило от “парсуны к портрету”. Cлово “парсуна” означает «искаженная персона». В парсуне применялась иконописная техника яичной темперы, и этот жанр возник для копирования “иноземных”  портретов. Русский портрет, несомненно, базируется на иконописной традиции. В моем творчестве это тоже нашло некое отражение. После того, как в отрочестве во мне проснулось громадное желание рисовать все вокруг, когда открылись глаза и я увидела, как удивительно прекрасен человек – абсолютно любой, то начала изучать и разглядывать, пытаясь передать подобие, но внутреннее содержание ускользало. В поиске духа – той сердцевины, что делает человека человеком, я пошла дальше, и путь меня вывел к источнику, чистейшему и прекрасному, я начала изучать основы изографии и брать уроки иконописи в монастырской артели Агия Мина на Кипре. Это было удивительное время. Бывало, что в нашей артели мы в течениe дня не произносили ни звука, но там слов не надо. Люди общаются сердцем и постигают то, что невозможно постичь в обычной жизни. Я там обрела навыки и технику письма иконы а также понимание творчества и любви.

   А.Ж. – А какая была первая написанная икона?        

   В. К.-Ц. – Это была икона образ “Сладкоцелующая”. На ней изображена Богородица, которая прижала к щеке младенца Спасителя. У меня с ней произошла удивительная  история. Я узнала легенду об основателе Киккского монастыря, монахе-отшельнике Исайе. Предание гласило, что во сне ему явился образ Божьей Матери, и она сказала, что ему надо пойти в Константинополь и принести кипрскому народу икону, которая была написана на седьмой день после Воскрешения Христа. Исай пришел в Константинополь к царю, у которого дочь находилась в летаргическом сне. Он за сорок дней отмолил ее, и она вернулась к жизни. Царь спросил, что желает за это отшельник. Тот ответил, что просит икону Божьей Матери, написанную на седьмой день после Воскрешения. Тогда царь приказал написать семь одинаковых образов и сказал, что если Исай узнает, какой из них настоящий, то увезет на родину икону. Исай узнал истинный Образ и увез икону на Кипр. В горах он соорудил Трон иконы Божьей Матери, вокруг которого в V веке и был основан монастырь Киккос, один из самых древних монастырей Кипра.

Это удивительное место. К иконе ведет дорога, по обе стороны которой растут деревья. Никто не может объяснить, почему так получается, что кроны их смыкаются над дорогой, укрывая паломников от дождя и горячего солнца. Говорят, что когда Исай восходил с иконой на гору, деревья вокруг дороги кланялись. С тех пор так и стоят.

Мне очень хотелось принести свою первую икону к Трону иконы Божьей Матери, что я и сделала. Я принесла ее, помолилась, и буквально через несколько минут после моей молитвы пошел ливень и град. Это явление – большая редкость в июле на Кипре. Обычно не бывает и дождика. Я решила, что это какой-то знак свыше. А ночью был сон, в котором мне было сказано, что я должна отдать икону только тому, кто ее попросит, кто будет очень в ней нуждаться. У меня в то время очень болела мать, мне хотелось подарить икону ей, но она не взяла, а через день позвонил друг, который попал в опасную жизненную ситуацию. Он неожиданно завел разговор о том, что ему бы хотелось получить что-нибудь из того, что я написала в последнее время. Он чувствует, что это что-то особенное. Я рассказала ему об иконе. Он попросил ее, и я отдала. Через некоторое время его жизнь наладилась, и он до сих пор считает, что если бы нe образ “Сладкоцелующей” Богоматери, то его уже бы не было в живых.

   А.Ж. – Чудесная история, но, как я понимаю, Вас нельзя назвать иконописцем.

  В. К.-Ц. – Нет, конечно. Этому надо посвятить всю свою жизнь. Я прежде всего – художник-портретист, и меня, прежде всего, привлекает техника старых мастеров, которую я стараюсь постичь. Мучительные искания синтеза идеала и реальности, единства философского содержания и живописной формы сопровождают этот процесс познания. Из всего многообразия художественных стилей я отдаю предпочтение классическому реализму с чертами романтической приподнятости в сочетании с академической отточенностью воплощения. Этот стиль находится вне времени. Как оперу и балет, его не надо объяснять. Этим можно только наслаждаться. Классический реализм требует многих лет глубокого изучения и кропотливой работы. Техника лессировки «по-сухому» отличается от «a la prima» своей трудоемкостью, терпением и абсолютной уверенностью в конечном результате. Это напоминает игру в шахматы, где необходимо просчитать на 20 шагов вперед, выбрав ту краску, которая, будучи нанесена многими слоями, даст прозрачную и живую кожу на портрете. Кроме этого, невероятно много аспектов влияют на создание портрета: идея, композиция, свет, движение. Все это создает классическую ясность образа, его глубину и выразительность. Мне нравится писать портреты людей искусства – они увлекают меня своим внутренним светом.

   А.Ж. – Вы являетесь Председателем Союза художников-портретистов Канады, победителем многих международных конкурсов портретной живописи. Какие планы на ближайшее будущее?

   В. К.-Ц. – Летом, с 12-го июня, в Торонто будет проходить интереснейшая выставка портретного жанра «The Circle of Art: Portraits of famous Canadians», в которой я принимаю участие и представляю два портрета выдающихся музыкантов: пианиста Brahm Goldhamer и певицы Галины Лукомской. Еще много планов и незаконченных работ, много учеников – вот чего мало, так это времени.

   А.Ж. – Спасибо, Вероника, за интересный разговор. После него хочется смотреть на окружающий мир вашими глазами – глазами художника, чтобы не пропустить самого важного – красоты.

(Публикуется с любезного разрешения автора.)

Поделиться