Изд-во Litsvet, 2024, Canada, ISBN 978-1-998447-19-0
Лора вынырнула из-под одеяла и зашлепала, босая, в ванную. Взглянув в зеркало, она обнаружила там чье-то зеленое лицо обрамленное торчащими во все стороны волосами. Решив, что не имеет к нему никакого отношения, поплелась на кухню. Открыв холодильник, Лора обнаружила улыбающуюся ей вожделенную бутылочку, брошенную там в одиночестве неизвестно с каких допотопных времен.
Первый глоток был восхитительно живительным — умирающий от жажды в пустыне припал к животворящему источнику, мираж оказался реальностью. С последним глотком пришло чувство умиротворения — господи, как же просто почувствовать себя почти счастливой! Она поставила вариться яйцо, также нашедшееся в глубинах волшебного царства холода, и поплелась в ванную — контрастный душ, это то, что поможет окончательно привести себя в чувство.
Навизжавшись вдоволь под холодными струями и выплеснув таким первобытным образом отрицательную энергию, Лора, закутавшись в подогретый пушистый халат, готова была бодро приступить к завтраку.
Вынув и остудив под холодной водой яйцо, она вставила его в сине-белую фарфоровую подставку и занялась приготовлением кофе по турецкому рецепту, перемешав в жазвейке тончайше размолотые зерна с кардамоном и хорошей дозой тростникового сахара. Поставив смесь на медленный огонь, она намазала маслом выскочивший из тостера румяный квадратик хлеба и, положив его на такую же сине-белую, тонкой работы фарфоровую тарелочку, вернулась к столу, собираясь вкусить первую субботнюю трапезу.
И здесь случилось это!
Яйцо в подставке уставилось на нее живым глазом.
Глаз был синим, под цвет фарфорового кобальта, в темных густых ресницах, слегка дрожавших, как бы от подавленного веселья. Во внутреннем углу глаза образовалась даже смешливая слезинка и, не удержавшись, скатилась по гладкой поверхности яйца.
Это было уже слишком!
«Merde, — произнесла вслух Лора, — доигралась! Галлюцинации!» Вчерашнее шампанское, «волшебный напиток», которым ее подпоил Карл, утреннее пиво! И все, начало делириум тременс, по-простому — белой горячки. Немного же надо такой слабой голове, как ее, чтобы поехала крыша.
На самом же деле все мгновенно проскочившие в ее голове слова забалтывали одно единственное чувство: смятение. Главное — не поддаться панике.
Так не бывает.
Но так было.
Глаз широко распахнулся, как если бы понял ее тревоги, и улыбнулся, прищурившись и убежав зрачком. Потом, приветливо моргнув напоследок, исчез. Так же внезапно, как и появился.
Лора в изнеможении откинулась на спинку стула, надо было как-то все это переварить. И попытаться осмыслить. Но никаких вразумительных объяснений не нашлось. Вспомнились ее вчерашние объятия с Карлом и внезапное выпадение из этих объятий прямо во внеземное ощущение исчезающего времени и пространства. Но какое это имело отношение к дурацкому глазу? Может, она сходит с ума? Надо бы порасспросить маму, не было ли в их роду умалишенных. Или каких либо генетических заболеваний, связанных с психическими отклонениями. Лора, всегда отличавшаяся отменным здоровьем, никогда не задумывалась над своей наследственностью. Сегодня же в свете последних научных открытий стало понятно, что это наиглавнейший источник всех возможных, скрытых и явных проблем индивидуума.
Есть расхотелось — для этого пришлось бы разбить скорлупу яйца, на которой только что моргал живой глаз. И неизвестно, что еще могло выкинуть само яйцо. Хорошо еще, что я не сделала из него глазунью, подумала она и тут же ужаснулась самому слову «глазунья» в образовавшемся контексте. Кажется, в филологии такое называется ономатопоэтикой — всплыло в мозгу обозначение, которое она никогда бы не нашла, если бы искала специально. Говорят, после сильного шока человек может начать говорить на языке, которого он никогда не знал, — это было из той же серии.
В этот момент убежал кофе. Она подхватила жазвейку и, вылив остатки в чашку, почти залпом выпила обжигающую жидкость. Небо ошпарило, зато голову чуть отпустило.
Пойду поплаваю, решила она — это единственное, на что сейчас способна.
Частный клуб — с бассейном, сауной и прекрасным массажистом — находился в десяти минутах ходьбы. Она быстро собрала спортивную сумку и почти бегом выскочила на улицу.
Лора отплавала почти километр и, предвкушая сауну, которая выведет из ее организма остатки алкогольного отравления, перевернулась на спину, решив сделать последнюю стометровку своим любимым стилем — кролем на спине.
Тут-то Глаз и появился снова.
Лора, не прерывая ритмичных движений, закрыла глаза, но этот не исчез, как если бы находился прямо у нее в мозгу. Снова открыла — Глаз повис в воздухе прямо над ее лбом и двигался вместе с ней.
«Сгинь!» — выкрикнула она мысленно. Глаз только похлопал ресницами. «Исчезни», — взмолилась она одними губами.
Глаз, сопроводив ее до самого бортика, исчез только тогда, когда она, подтянувшись на руках, вылезла из бассейна.
В сауне Лора оказалась одна. Поддав водички, в которую она предварительно вылила из бутылочки, услужливо заготовленной предусмотрительным сервисом смесь мяты, ромашки и эвкалипта, она стащила купальник и растянулась голая на полотенце. Чуть влажный пахучий жар обжигал и ласкал одновременно. Тело в ответ расслабилось, мышцы радостно распустились и в спортивном, пребывавшем в постоянном тонусе силуэте проступили черты мягкой женственности. Ноздри ее жадно трепетали, вдыхая горьковатую смесь трав, на гладкой загорелой коже появилась бриллиантовая россыпь пота. Губы невольно растянулись в блаженную улыбку.
И в этот момент она вновь узрела свой навязчивый глюк. Глаз осторожно приземлился прямо рядом с ней, в нескольких сантиметрах от ее руки.
Лора, скосив глаза, пошевелила пальцами, как бы желая его потрогать. Тогда Глаз, засеменив ресничками, спрыгнул на пол и шустро, как паучок на тонких ножках, перебежал сауну и устроился на лавке напротив, в каком нибудь метре от нее.
Глюк казался вполне материальным. И Лора неожиданно для себя заговорила вслух.
— Ничего себе, здесь почти девяносто градусов! Тебе не жарко?
— Нет, — отозвался Глаз, — я не чувствую ни жары, ни холода.
Лора обалдела, она никак не могла понять, откуда исходит голос. У глаза же никак не могло быть речевого аппарата. Да и насчет интеллекта, способного реагировать на человеческий язык она весьма сомневалась. Наверное, я разговариваю сама с собой, решила она, все происходит в моем собственном мозгу — и видение и диалоги.
— А что ты здесь делаешь? — на всякий случай поинтересовалась она.
— С тобой общаюсь.
Ему нельзя было отказать в логике.
— А может, я не хочу, чтобы на меня, голую, пялился какой-то глаз. Может, ты извращенец? Или глаз извращенца, — поправилась она.
— Во-первых, я женского рода, и твоя нагота меня нисколько не интересует.
— А что же тебя интересует?— полюбопытствовала Лора.
— Твой мозг. Вернее, твоя суть.
— Ага! Это такой довербальный язык, который лингвисты называют ментальным, — подумала Лора вслух. — Даже не язык, скорее матрица смыслов, способная в долю секунды сгенерировать сложную цепочку логически связанных мыслей, окрашенных определенной эмоцией, — всплыла из глубин ее почти абсолютной памяти информация, полученная на одном из многочисленных семинаров.
— Что-то вроде того, — подтвердил Глаз.
С Лоры катился пот, как если бы открылись сразу все поры. Ей показалось, что у нее вспотел даже мозг. Она взглянула на песочные часы — они, похоже, уже давно отстаивались в перевернутом положении.
— А это не ты, случайно, за мной вчера подглядывал? У бассейна? — проскочила в ее голове догадка.
— Я, — легко признался глаз, — только не подглядывал, а наблюдал. Обозревал. Я уже некоторое время тебя изучаю.
— Зачем?
— Чтобы понять.
— Отлично, только этого мне и не хватало — всевидящего Ока. И чем я это заслужила?
— На самом деле — ничем. Так пересеклись линии.
Лоре показалось, что у нее сейчас лопнет голова. Осмыслить происходящее ей было не под силу.
После раскаленной сауны она погрузилась в бочку с ледяной водой. Еще. И еще раз. Вынырнув на свет божий, закуталась в полотенце и разлеглась в приятно затемненной комнате отдыха на удобном каменном мозаичном лежаке с разогревом. Слух ублажала тихая восточная музыка, а на специальном столике стоял термос с зеленым чаем, настоянном на свежей мяте.
Проклятый глюк исчез. От души отлегло. Покой и нега охватили все ее члены. Она прикрыла глаза и задремала.