• 2019-3 (25)

Бывает, что в твой сон заходит чужая жизнь и оседает в памяти одной строкой зацепившись намертво, а потом, после пробуждения, не отпускает. Собственно, она и есть пробуждение…

Это случилось со мной. Даже помню, когда и как: лето, море, полдень, зной, полудрема, лениво плывущие облака над головой. Вытягиваю ногу, а она упирается в небо, можно пальцем его пощекотать, а еще лучше прогуляться по нему от края до края. Очнулась, а в голове крутится: “Хорошо ходить по небу… или лучше гулять, или, все же — ходить?” А дальше, что дальше? Дальше пустота и ничего не нанизывается на первую строку. Как ни стараюсь, стихи не идут. Откуда мне было знать — тогда шестнадцатилетней одесской девочке с неразвитой душой, но, слава богу, чуткими ушами от ежедневных многочасовых занятий музыкой, что эти слова пришли из космоса по имени Леонид Аронзон и очень скоро определят всю мою жизнь. Под конец того лета судьба возьмет меня за руку, перетащит в Ленинград в музыкальное училище и приведет на Литейный угол Шпалерной в дом, где живет Рита Пуришинская — вдова поэта, а поэт уже три года как гуляет по небу, отправившись туда в тридцать один год то ли по собственной воле, то ли по трагической случайности.

В этом доме я, наконец, услышу продолжение слов, приснившихся на пляже, которые чуть было не присвоила:

 “Хорошо гулять по небу,

 что за небо! что за ним?

 Никогда я прежде не был

 так красив и так маним

 Тело ходит без опоры

 всюду голая Юнона

 и музыка, нет которой

 и сонет несочиненный

 Хорошо гулять по небу

 Босиком, для моциона

 Хорошо гулять по небу

 вслух читая Аронзона!

У судьбы, изменившей траекторию моего будущего, было имя Ирэна. Ирэна Орлов, тогда — Ясногородская. Уникальный педагог. Мой учитель музыки и не только музыки. Я — ее эксперимент по окультуриванию человека, не лишенного некоторых способностей, но абсолютно неразвитого. Мне 16-ть ей 30-ть. Ее среда обитания питерский андеграунд. Имена ее друзей для меня пустой звук—Алексей Хвостенко, Анри Волохонский, Владимир Эрль, Борис Понизовский, Евгений Михнов, Иосиф Бродский, Леонид Аронзон… Кто из них поэт, а кто художник или режиссер — понятия не имею. Стихи умею читать километрами, но только из школьного курса. Как я понимаю, Ирэна оставляет меня возле себя, угадав одну общую с ней особенность — мы обе можем иногда предугадывать будущее. Однажды, посмотрев на руку Аронзона она сказала: “Лёня, у тебя все как-то очень быстро закончится”. Не сказала, что жизнь, но именно это случилось…

С Ритой Пуришинской Ирэна сблизилась уже после смерти Аронзона. Рите тоже хотелось, чтобы ей погадали, хотя бы намекнув сколько жизни осталось. Она боялась умереть в любую минуту из-за порока сердца. Торопилась успеть собрать и сохранить все, что Лёня оставил.

В дом к Рите приходят неслучайные люди, развешаны по стенам неслучайные картины. Для меня тогда те и другие кажутся прекрасной абстракцией, но абсолютно непонятной. Только хозяйка дома сама естественность и доброта. Стихи ее мужа везде — на рукописных страничках, на рисунках и записях. Их много, перепечатанных под копирку — синих, черных, фиолетовых, а надо еще больше… Я с радостью помогаю. Как известно “Эрика” берет всего четыре копии…”

Стихи Аронзона везде, но только внутри этого дома и круга друзей. Ни одно при его жизни не опубликовано! Я не понимаю почему. Эти стихи входят в меня легко и также легко отрывают от земли, а натолкнувшись на строку: “Хорошо гулять по небу…” — просто не верю своим глазам. Мистика! Слышу краем уха разговоры о том, что у Бродского гениальные стихи, а Аронзон —гениальный поэт. Оба уже в других мирах: один в Новом свете, а другой на том свете, но спор их поклонников продолжается. Кто-то однажды заметил, что Аронзоновская стихия — это небо и воздух, а у Бродского глубина и земля. Для меня сегоняшней они, как инь и янь. Хорошо теперь читать, сравнивать, а ведь стихи Аронзона могли пропасть, не дойти до читателя, но две женщины не дали этому произойти — Рита и Ирэна. Именно Ирэна вывезла его архив, собранный Ритой, и смогла издать на свои деньги в Израиле первый сборник. Это потом архив перешел в руки его брата Виталия Аронзона и вышел большой двухтомник.

Помогая с перепечатыванием аронзоновских стихов, я потихоньку выписываю в блокнот самые любимые. Уезжаю в Одессу на каникулы и там прячу под подушкой драгоценные записи, по сто раз перечитывая перед сном. Ирэна решает, что Риту нужно повезти к морю. Они приезжают в Одессу и живут у меня в доме. Рита всегда болезненно бледна. Даже беспощадное южное солнце не оставляет на ней следа. Сквозь алебастровую прозрачнось кожи проступают тонкие голубые вены. На ней никогда не стареет бирюза, так утверждает Ирэна. Нить браслета из бирюзы на Ритином запястье словно выдернута из небесного полотна. Этот браслет будет подарен мне на память. Бирюза позеленеет и умрет, когда умрет Рита. Только губы этой северной женщины не давали обмануться на тот счет, что в ее жилах течет молоко и мед земли обетованной:

Губ нежнее таитянок
твои губы молодые,
твоя плоть благоуханна
как сады и как плоды их.

Я стою перед тобою,
как лежал бы на вершине
той горы, где голубое
тихо делается синим.

Что счастливее, чем садом
быть в саду и утром — утром,
и какая это радость 
день и вечность перепутать.

По вечерам мы сидим в большой комнате с открытым окном и слушаем как Ирэна божественно играет Гольдберг — вариации Баха. В окно на свет лампы летят мотыльки. Рита рисует. Ее рисунки легкие, летящие, как Лёнины стихи.

Бабочки

Над приусадебною веткой,
к жаре полуденной воскреснув,
девичьей лентой разноцветной
порхали тысячи обрезков,
и куст сирени на песке
был трепыханьем их озвучен,
когда из всех, виясь, два лучших
у вас забились на виске.

Утром я выбегаю из дому чтобы собрать букет цветов для Риты. На склонах крутого берега, где внизу плещется море, растут дикие мальвы. Рита любит утро.

УТРО

Каждый легок и мал, кто взошел на вершину холма.
Как и легок и мал он, венчая вершину лесного холма!
Чей там взмах, чья душа или это молитва сама?
Нас в детей обращает вершина лесного холма!
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
и вершину холма украшает нагое дитя!
Если это дитя, кто вознес его так высоко?
Детской кровью испачканы стебли песчаных осок.
Собирая цветы, называй их: вот мальва! вот мак!
Это память о рае венчает вершину холма!
Не младенец, но ангел венчает вершину холма,
то не кровь на осоке, а в травах разросшийся мак!
Кто бы ни был, дитя или ангел, холмов этих пленник,
нас вершина холма заставляет упасть на колени,
на вершине холма опускаешься вдруг на колени!
Не дитя там — душа, заключенная в детскую плоть,
не младенец, но знак, знак о том, что здесь рядом Господь.
Листья дальних деревьев, как мелкая рыба в сетях,
посмотри на вершины: на каждой играет дитя!
Собирая цветы, называй их, вот мальва! вот мак!
Это память о Боге венчает вершину холма!

Через много лет, уже в Канаде, не могла представить, что судьба опять приведет меня к Аронзону и снова через Ирэну. Она перехала в Вашингтон, мы встретились, она подарила мне тот самый первый сборник стихов Аронзона. В это время я уже начала писать прозу и вышли одна за другой книги. Ирэне они нравились. Когда решила открыть литературный журнал и назвать его “Новый Свет”, она спросила кого собираюсь публиковать. Я ответила — начну с Аронзона. Так и случилось, но до этого обратилась к ныне живущему любимому поэту с просьбой тоже дать свои стихи в журнал и возглавить поэтическую рубрику. Это был Бахыт Кенжеев. На соседство с Аронзоном он не просто согласился, но искренне обрадовался, назвав того гением. С момента выхода первого номера “Нового Света” стараемся удержать планку. Не всегда удается, но бывает, что и у спорного поэта есть несколько абсолютно восхитительных стихов. Тем и живем. Ирэна год назад умерла, но успела познакомиться и полюбить поэзию нового, меченного небом поэта. Он дебютировал в нашем журнале, а теперь автор двух книг. На этом фестивале ему вручат премию “Дон Кихот” за новую книгу стихов. Зовут — Александр Амчиславский. Определенно, что-то Аронзоновское в нем есть. Мы с Ирэной так решили. А у меня, кроме памяти о великом поэте, его жене, об Ирэне, есть пока настоящее — это вы, дорогие поэты, сегодняшние и будущие авторы журнала, зачатого в тот момент, когда захотелось прогуляться по небу.

Поделиться