• ЛИ-2024-№39

Сперва мне хотелось начать этот рассказ словами: «Все помнят печальную историю любви Ромео и Джульетты…»

Потом я подумал и спросил себя: а все ли в действительности помнят? В том-то и дело, что многие её даже не знают.

И уж если быть точным, то возникает ещё вопрос: наша история – про любовь ли она? Откуда было взяться любви в нашем повествовании?

Единственное, что, может быть, отчасти соответствует истине, это конфликт между двумя семействами – Монтекки и Капулетти, правда, сильно переиначенными на наш израильский лад. Да и в нашем случае это не семейства, а целые конфликтующие народы, вынужденные друг с другом жить бок о бок…

Впрочем, расскажу всё по порядку.

 

У Овадии, отца Циона, испокон веков была рыбная лавка на городском рынке, и в ней вместе с отцом постоянно работали двое старших сыновей, а сам Цион пока ещё был мал, чтобы по примеру братьев помогать отцу и трудиться в лавке с утра до ночи.

–  Хочу, чтобы ты успешно окончил школу, – любил повторять Овадия, – и выучился на врача или адвоката. А в лавке хватит и твоих братьев. Только учись хорошо, и тогда мы тебе всей семьёй поможем с университетом. Выучишься – будешь помогать тогда уже нам.

Овадия прибыл в Израиль из Йемена в совсем ещё детском возрасте, задолго до провозглашения независимости государства, и сразу пошёл на рынок в лавку знакомого йеменца.

А что ему ещё оставалось, выходцу из бедной семьи, в которой было семеро детей и бесчисленное количество проблем, зато не было денег на то, чтобы устроиться более или менее сносно где-нибудь, кроме рынка?

Через несколько лет работы на хозяина Овадия сумел скопить немного денег и открыть свою лавку, создать семью и родить уже собственных детей.

Больше всего на свете он мечтал, чтобы кто-то из сыновей сумел выбиться в люди и получить образование. Да в общем-то почти все из его соседей по рынку мечтали о том же для своих детей, и отпрыски их подрастали, поступали в университет и навсегда покидали рынок. Учёба детей в университете, если это удавалось, была предметом гордости родителей и предметом зависти для тех, чьи дети были неспособны или ещё учились в школе.

Цион был младшим в семье и всеобщим любимцем.

От него требовалось только учиться и получать высшие баллы по школьным предметам, но он, когда выдавалось свободное время, всё равно прибегал к отцу в лавку и помогал чем мог.

Возвращался домой насквозь пропахший рыбой и с приятно гудящими руками, потому что ему пока не доверяли общение с клиентами, а только переноску бесконечных ящиков из холодильников на прилавок и в конце дня уборку непроданного товара назад в холодильники.

– Чтобы ты, парень, не забывал, когда начнёшь учиться в университете, – усмехался Овадия, – чем твои родители и братья занимаются, и на какие деньги ты учишься. Нет у нас богачей в родственниках, но мы за тебя горой…

Больше всего Циону нравилось, когда, ближе к полудню, клиентов в лавке почти не оставалось из-за палящего солнца, наступало некоторое затишье, и вот тогда-то отец с братьями садились за обеденную трапезу.

Кто-то непременно приносил из пекарни горячие лепёшки-лафы, на соседних овощных прилавках приобретались помидоры, огурцы, перец и зелёный лук, но дальше всего приходилось бегать на другой конец рынка в арабские лавки, где продавали самый вкусный в мире хумус, без которого не обходился ни один обед. Чаще всего за ним отправляли самого проворного – младшего Циона.

Постепенно с ним познакомились все тамошние продавцы, но покупал хумус он всегда в лавке Юсуфа, с которым отец дружил уже лет тридцать, и часто по вечерам, когда заканчивалась торговля, но рынок ещё не закрывался, они садились на пару в кафе неподалеку от центрального входа на рынок, пили из маленьких чашечек крепкий чёрный кофе и неспешно разговаривали по-арабски.

Цион неплохо понимал арабский язык, но так виртуозно и эмоционально, как отец, общаться на нём не мог. Тем более, маловат он был ещё для серьёзных мужских разговоров.

Время шло, и Цион взрослел и мужал не по дням, а по часам.

Постепенно из смуглого тощего парнишки он превратился в стройного юношу, рано начавшего бриться и уже трепетно ухаживающего за тонкими чёрными усиками на верхней губе.

Сразу после окончания школы поступать в университет он не стал, а, как и все его сверстники, решил для начала отслужить в армии, а уж потом подавать документы в университет.

Но даже в армии, когда отпускали домой, он всегда приходил на рынок и помогал отцу с братьями.

Так было принято во многих семьях, и ничего необычного в этом не было.

И вот однажды, когда он отправился за хумусом, в лавке Юсуфа он увидел миловидную незнакомую девчушку, которая понравилась ему с первого взгляда.

–  Как тебя зовут, милая? – поинтересовался Цион, отчего-то сразу краснея, словно спрашивал что-то запретное.

–  Аиша, – ответила девчушка, скромно опустив глаза, но не отворачиваясь.

Больше тогда поговорить им не удалось, но, когда Цион вернулся с хумусом и рассказал о незнакомой девушке отцу с братьями, те только посмеялись.

–  Напрасно ты общался с ней, – сказал отец, – кто бы она ни была, но у арабов такие вольности не приняты. А вдруг она чья-то жена, и муж может обидеться за то, что с его супругой разговаривает незнакомый мужчина?

–  Она же ещё совсем ребёнок, – запротестовал Цион, – какой муж? О чём ты?

–  Это для нас она ребёнок, а у них замуж выдают очень рано, лет в тринадцать-четырнадцать…

На этом разговор закончился, и, может быть, не стоило о нём больше вспоминать, но Цион стал с тех пор постоянно думать об этой девчушке, и даже когда вернулся к себе на базу, каждую ночь она снилась ему.

Но что было в этих снах, он никогда никому не рассказал бы, даже если бы его пытали.

Вернувшись очередной раз домой на побывку, он попросил отца узнать вечером у Юсуфа, когда они будут пить кофе после работы, кто эта девушка, уж больно она ему понравилась.

–  Ох, не стоит этого делать! – запричитал Овадия. – И на тебя станут волком смотреть, и на неё беду накличешь. Что между вами может быть общего? Для чего ты ею интересуешься?

И всё-таки Цион уговорил отца при случае поинтересоваться, кто эта девушка. В тот же день, уже дома, Овадия подозвал сына и рассказал:

–  Поговорили мы с Юсуфом, как ты просил. Эта Аиша – дочь его двоюродного брата из Хеврона. Юсуф долго упирался и не хотел ничего о них рассказывать, потом всё-таки рассказал. Оказывается, её отец полгода назад стал шахидом и попытался напасть на израильский патруль, ранил ножом одного солдата, но был застрелен. После этого их дом в Хевроне по приговору суда был разрушен, а семью приютили соседи, пока будет отстроен новый дом. Мать с младшими детьми осталась в Хевроне, а старшую Аишу отправили к Юсуфу… Так что, сынок, даже не смотри в её сторону, ничем хорошим это не кончится!

Видимо, посчитав тему исчерпанной, Овадия до самого отъезда на базу больше не разговаривал с сыном об Аише, но перед самым отъездом всё-таки напомнил:

– Повторяю, выброси её из головы! Я же вижу, что ты что-то задумал. Если хочешь дружить с девочкой, найди кого-нибудь из наших…

Всю неделю, до самого возвращения домой, Цион не переставал думать об Аише.

Почему, спрашивается, ему нельзя даже думать о ней?

Только потому, что её отец – враг Израиля и боевик, которого убили? И правильно сделали, что убили, как и нужно всегда поступать с террористами, но она-то причём?

Более того, она сейчас живёт в семье Юсуфа, который вполне лояльно относится к нашей стране и никаким врагом не является! Что же мешает им познакомиться и, может быть, даже подружиться?

Вернувшись утром в пятницу с базы, он, даже не заходя домой, отправился на рынок в лавку Юсуфа.

Закинув сумку и автомат за плечо, Цион осторожно, чтобы его не заметили окружающие, заглянул в открытую дверь.

 Хозяин в этот момент с кем-то оживлённо беседовал, а девушка сидела в сторонке и что-то разглядывала в телефоне.

Тихонько позвав по имени, Цион поманил её к себе. Удивлённо глянув на него, Аиша минуту раздумывала, потом решительно встала и, что-то сказав Юсуфу, отправилась на выход.

Цион не ожидал, что их встреча произойдёт так быстро, поэтому даже не придумал, что сказать.

– Здравствуй, красавица! – только и пробормотал он. – Мой отец работает тут неподалеку, – он неопределённо махнул рукой в сторону, – у него рыбная лавка, и он дружит с Юсуфом…

–  А я его племянница, – опустив глаза, ответила Аиша. Голос у неё был высокий, но приятный.

Что сказать дальше, Цион ещё не решил, поэтому замолк. Некоторое время они стояли друг против друга молча, пока Аиша не забеспокоилась:

–  Мне нельзя надолго уходить, Юсуф не разрешает… А как тебя зовут?

И тут Циона понесло – он стал рассказывать о своей семье, об отце и братьях, о том, что хочет после армии поступать в университет, чтобы стать адвокатом или врачом, и в конце не удержался и прибавил, что она ему понравилась сразу, едва он её увидел. Было бы очень хорошо, если бы они смогли встречаться и подружились.

–  Нет, – испуганно замотала головой Аиша, – это невозможно! Ты, вероятно, не знаешь, кто я и из какой семьи…

– Знаю! – перебил её Цион. – Мне рассказывали, кем был твой отец и что с ним произошло. Но это ничего не значит – почему ты должна расплачиваться за его дурные поступки?!

–  Это не дурные поступки! – Аиша вздрогнула и опустила глаза. – Мой отец – шахид, а то, что погиб… Он знал, на что шёл. Его у нас все родственники почитают как героя. Тебе, израильскому солдату, этого не понять…

И тут Цион понял, что разговор может привести к ссоре, а ему очень хотелось встретиться с этой девушкой ещё раз, и даже не раз, а много раз. Какое к этому отношение имеет израильская армия и шахиды?!

–  Ты меня неправильно поняла, – смутился он, – я хотел лишь сказать, что у наших отцов своя жизнь, а у нас своя, и никто никого не в праве осуждать…

–  Но ведь ты осуждаешь, – глянула на него исподлобья девушка, – я же вижу.

–  Давай забудем об этом! – махнул рукой Цион. – Зачем нам ссориться из-за таких вещей?.. Скажи, мы могли бы с тобой встретиться где-нибудь в другом месте, а не на рынке?

Аиша некоторое время помолчала, потом вздохнула:

–  Я живу в доме дяди, и у нас женщины не могут выходить на улицу без сопровождения мужчины. Разве ты этого не знаешь? Как же мы можем встретиться?

– Но ты хотела бы? – Цион внимательно поглядел в её глаза.

–  Не знаю… Наверное, хотела бы, но не могу. Тем более, мы совершенно незнакомы.

–  Ну, это не беда! Познакомимся… Хорошо, я что-нибудь придумаю, – снова махнул рукой Цион. – Ты каждый день бываешь с дядей на рынке?

– Почти каждый. Только на рынке я всё время у него на глазах.

–  И сейчас? – усмехнулся Цион.

–  Я могу отойти, но ненадолго.

Наступила минутная пауза. Цион переминался с ноги на ногу и не знал, про что говорить дальше.

Тем более, сумка с бельём, которое он забрал с базы для стирки дома, да ещё автомат, уже изрядно натёрли плечо.

–  Давай поступим так, – Цион сбросил на землю сумку с плеча и заглянул в глаза Аиши. – Сегодня день короткий, поэтому уже через пару-тройку часов вы поедете домой. Думаю, что Юсуф после ужина ляжет отдыхать, как и все остальные, а ты выйди во двор, хорошо? Я сейчас тоже отправлюсь домой, переоденусь в гражданскую одежду и возьму у отца ключи от машины.

–  Ты хочешь к нам приехать? – удивлённо посмотрела на него девушка.

–  А что в этом такого?

Цион слышал из разговоров отца с Юсуфом, что они жили в небольшом арабском поселении в получасе езды от их города, и в этом поселении всегда происходили какие-то беспорядки, а пару раз из этого поселения выходили для совершения терактов террористы-смертники.

–  Это очень опасно, – вздохнула Аиша и оглянулась на выглянувшего из дверей лавки Юсуфа. – Не надо, не приезжай. Я пойду, наверное, а то у меня будут неприятности.

–  Я приеду, – упрямо помотал головой Цион, – покатаемся немного, поболтаем, а? Посидим в кафе – я знаю одно на заправке недалеко от вашего поселения. А потом отвезу тебя домой, никто и не заметит.

–  Нет, это опасно, я уже сказала. Лучше как-нибудь потом, – Аиша поправила косынку на голове, потом легонько похлопала Циона по рукаву, – если захочешь…

Не говоря больше ни слова, она развернулась и быстро пошла к лавке.

–  В восемь вечера уже стемнеет, ты выйди на улицу, я тебя буду ждать. Договорились?

–  Ты даже не знаешь дом, в котором мы живём…

–  Найду. Главное, выйди на улицу, я тебя увижу. Выйдешь?

 

Перед наступлением шабата рынок заканчивает работу рано, сразу после полудня, и Овадия, закрыв лавку, вместе с сыновьями отправился домой.

Помывшись и переодевшись в праздничные одежды, он с удовольствием обнялся с Ционом, вернувшимся из армии, и вместе они отправились на вечернюю службу в бейт-кнессет. После праздничного ужина все разошлись по своим комнатам отдыхать.

О том, что он собирается ехать в арабскую деревню, Цион никому не сказал. Ему казалось, что поездка займёт от силы часа три-четыре, а если его хватятся за это время, то никто искать не станет.

По телефону в шабат всё равно никто не позвонит, а когда он вернётся, то придумает какую-нибудь отговорку, чтобы отец не сильно ругался.

Ведь он прекрасно понимает, что у мальчика всего один день в неделю, когда он может встретиться с друзьями и сходить в клуб на дискотеку.

Такое уже было раньше.

Овадия, конечно, не одобряет нарушения святости субботы, но что он может поделать с этой современной молодёжью?

 

В шабат любое шоссе почти всегда свободно.

Редкие арабские машины проносились мимо Циона, и сквозь опущенное стекло до него изредка доносились ухающие звуки восточных мелодий из этих машин.

До поселения, в котором жили Юсуф с Аишей, он добрался менее чем за двадцать минут.

Внутри поселения освещения почти не было, лишь несколько допотопных фонарей разгоняли сгущающийся мрак с высоких покосившихся столбов на центральной улице.

Проехав её из конца в конец и никого не встретив, Цион вернулся к невысокому зданию с вывесками банка и больничной кассы и остановился.

Просидев в машине минут десять, он вышел наружу и осмотрелся по сторонам.

По-прежнему всё вокруг было тихо. Лишь в квартале от него двое стариков, опершись на палки, о чём-то неспеша беседовали. К ним-то Цион и отправился. Вежливо поприветствовав, поинтересовался:

–  Не подскажете, уважаемые, в каком доме живёт Юсуф, хозяин лавки на центральном рынке?

Старики принялись его молча рассматривать, как какую-то диковинку, потом один из них нехотя проговорил:

–  У нас тут живёт больше десятка Юсуфов, а у которого из них лавка на рынке, мы не знаем… А что тебе от него надо?

–  У него есть племянница Аиша, и мне нужно ей передать кое-что, – принялся на ходу сочинять Цион.

–  Знаешь ли, юноша, – назидательно проговорил второй старик, – что Аиша – это имя любимой жены Пророка, и произносить его нужно с почтением, а не так, как ты…

–  Простите, если что-то не так сказал, – на всякий случай извинился Цион. – Так вы не знаете, где они живут?

–  Не знаем…

Цион развернулся и пошёл назад к машине, но в спину ему донеслось:

–  Ехал бы ты, парень, отсюда подобру-поздорову, пока беда не случилась. Не ищи Аишу, дочь нашего героя-шахида, по которому не перестают скорбеть наши сердца.

–  Так вы всё-таки их знаете? – обернулся Цион.

–  Вон их дом, – один из стариков указал палкой на нарядную двухэтажную виллу в ближайшем проулке, – только ты туда не ходи. Не надо тебе этого…

Но Цион его уже не слушал.

Он подошёл к невысокой ограде и осмотрелся. В доме было тихо, но окна светились, однако, что происходит внутри, было неизвестно.

Потоптавшись немного, он решил, что и в самом деле дальше оставаться тут опасно. Тем более, в конце улицы послышался какой-то шум, и Цион заметил несколько парней, направляющихся к нему и его машине.

Дальше оставаться было и в самом деле небезопасно.

Вернувшись к машине, он сел за руль и включил зажигание.

Тем временем парни уже пытались перегородить улицу, и в машину полетели первые камни. Газанув, Цион рванул с места, и, аккуратно объехав камнеметателей, понёсся к выезду из поселения.

Не оглядываясь, он пролетел несколько километров и, уже порядочно отъехав, у одного из фонарей на шоссе притормозил.

Отцовская машина почти не пострадала, лишь на ветровом стекле появилась длинная извилистая трещина, да на капоте образовалась вмятина от попавшего камня.

Конечно же, отец это заметит, и придётся потом с ним объясняться. Но ничего страшного, как-нибудь Цион выкрутится, правда, новое ветровое стекло выльется в копеечку, а вмятина на капоте – да ладно, бог с ней, она никому не мешает.

У него есть деньги, и он оплатит ремонт.

Вернувшись домой, Цион оставил машину на стоянке, вернул ключи на место и отправился к себе в комнату.

Перед тем, как заснуть, он долго раздумывал о том, что хоть с Аишей встретиться и не удалось, но он непременно что-нибудь придумает.

А потом он ещё подумал, что и в самом-то деле встречаться с девушкой-арабкой, да ещё на её территории, не самый лучший вариант развития отношений.

Послезавтра утром он вернётся на базу, а там за неделю что-нибудь непременно придумает.

Жаль лишь, что тогда на рынке не взял номер телефона Аиши, а то позвонил бы прямо сейчас, да и потом с базы мог бы звонить хоть каждый день…

 

Среди недели, когда он находился уже на базе, ему неожиданно позвонил отец, который сразу с полоборота принялся орать по телефону, да так, что Цион даже не сразу понял, чем он так недоволен.

Сперва ему показалось, что Овадия ругается из-за трещины на стекле и вмятины на капоте, но оказалось, что это отца нисколько не беспокоит.

–  Ты представляешь, сын, что ты натворил? – орал отец в трубку. – Ко мне сегодня пришёл Юсуф со своими братьями и устроил скандал. Что тебе надо от его племянницы? Что может быть общего у еврея и арабки? Все это прекрасно понимают, один только ты такой недоумок! Тебе мало того, что ты её куда-то таскал на рынке, так ты ещё и к ним домой приезжал! Хорошо, что тамошние старики заметили тебя и прогнали, иначе… Ты даже не представляешь, что было бы, если бы она и в самом деле к тебе вышла! Тебя бы просто там убили и даже не посмотрели бы, что ты солдат и израильтянин. И её заодно…

–  Но ведь всё прошло спокойно, – принялся оправдываться Цион, – я поговорил с этими стариками и уехал домой. И никто меня не видел.

– Это тебе кажется, что никто не видел! Да там на каждом шагу глаза и уши, и уже через пять минут всё поселение знало, что к дочери уважаемого шахида и к племяннице не менее уважаемого Юсуфа приехал еврей, да ещё солдат! И какую ты ей жизнь теперь устроил? Как она будет жить дальше?!

–  Как жила, так и будет жить! – обиделся Цион. – Я же её тогда даже не видел!

–  Юсуф мне сказал, что ты её этим поступком просто опозорил! И её покойного отца-шахида опозорил! Знаешь, что такой позор смывается только кровью?!

–  И что же, – усмехнулся парень, – они теперь всей своей сворой явятся на базу меня убивать? Пускай попробуют!

–  Ты, наверное, совсем дурачок и ничего не понимаешь! – в голосе Овадии появились тоскливые нотки. – Я тебя, сын, сейчас об одном прошу: неделю-другую не приезжай домой на шабат, посиди на базе. Может, всё уляжется… А я схожу на рынке к Юсуфу, постараюсь с ним помириться. Он человек отходчивый и зла никому не желает… Ты меня понял? Никогда бы не подумал, что дойдёт до того, что я однажды попрошу сына не приезжать домой…

 

Почти месяц прошёл после этого разговора.

Через пару недель Цион вернулся домой, но ни о Юсуфе, ни о его племяннице Аише никто с ним не обмолвился даже словом. Как будто ничего не случилось.

Так же, как и всегда, Цион отправлялся на рынок помогать отцу, и даже тайком бегал в хумусные ряды, но Юсуф теперь работал в лавке один с двумя своими юными сыновьями.

Узнать, что сейчас с Аишей, было, естественно, не у кого. Юсуф, увидев Циона, молча отвернулся.

 

 А ещё спустя некоторое время в сводке вечерних новостей по телевизору Цион узнал о том, что на одном из блокпостов неподалеку от Хеврона произошёл очередной теракт.

К сожалению, такое потихоньку становилось обыденностью, но Циона насторожила одна деталь.

Исполнительницей теракта оказалась молодая девушка по имени Аиша.

Комментатор, с удовольствием смакуя подробности, долго разъяснял, что, если исполнительница теракта молодая девушка, значит, что-то неприятное произошло в её семье, и она смывает позор, который навлекла на семью своим необдуманным поступком.

Цион долго и неподвижно сидел у экрана телевизора, и губы у него непроизвольно дрожали.

А с экрана на него смотрела Аиша, улыбающаяся и ещё не подозревающая, что в самом скором времени наденет на себя пояс смертника и будет застрелена солдатом, даже ещё не приблизившись к блокпосту, чтобы взорваться.

–  Смог бы я выстрелить в неё, если бы оказался на месте этого солдата? – беспрерывно спрашивал себя Цион и кусал губы почти до крови.

Более жуткого и неприятного вопроса ему ещё никто не задавал. Да, наверное, уже и никогда не задаст…

А Аиша всё смотрела и смотрела на него с экрана телевизора, и в её улыбчивых чёрных глазах больше не было ничего доброго и игривого, как тогда, около хумусной лавки, а была только пустота и горечь, разрывающая сердце…