• ЛИ-2025-№47

                                             Конец февраля 2025 года

 

Нота Сандлер – сапожник, писатель, художник – проснулся на рассвете в своей студии, расположенной в старом доме на одной из запущенных улиц Иерусалима.

Настенные часы показывали, что через несколько минут в древней столице Израиля будет четыре часа.

Начало нового дня сопровождалось порывами сырого, холодного ветра, прилетевшего из далекой Атлантики…

Необычные порывы ветра, бьющего в еще только начавшее сереть окно, пробудил в сознании немолодого еврея-художника воспоминания, уведшие его далеко от Иерусалима – в авиа-гарнизон на станции Безводная в далеком Забайкалье, в 1968 году.

Тогда, в далекой Даурской степи в этом же месяце, еврейский солдатик, двадцати одного года от роду, в семи тысячах километров от дома, дожидался скорого дембеля. Три года назад, совсем пацаном, по воле армейского начальства был он сюда заброшен на действительную воинскую службу – и вот этот срок уже подходит к концу…

Дембель, дембель – ласковое слово,

И во сне я вижу чемодан…

Так пели во всех гарнизонах Советской Армии образца 1968 года солдаты, готовящиеся к увольнению из ее стройных рядов.

…В предрассветной серости раннего иерусалимского утра на исходе зимы 2025 года перед мысленным взглядом Ноты Сандлера вставали моменты более чем полувековой прошлой жизни, причём все выглядело на редкость ясно и свежо.

Вместе с картинками солдатского прошлого в сознание художника просочилась мысль: почему именно сейчас, перед наступлением иерусалимского доброго утра, из плена моей памяти появились сопки Манчжурии, степи Даурии, поселения Борзя и Хадабулак, кошары Пади-Уксоха?

На этот вопрос, заданный «машиной времени», ответить самому себе Нота Сандлер не мог.

Тело еще оставалось уютно устроившимся на диване, а в сознании уже шла усиленная проработка вопроса: как так получается, что именно сейчас давние, всеми забытые времена не только остались в плену памяти, но и так явно проявляются у, казалось бы, напрочь изменившегося человека?

И уже прочитана утренняя молитва, и зафыркали машины на улице под окном, и рассвет потихоньку снимал серую краску с окон мастерской – утренняя жизнь Святого города набирала обороты, а седой художник-писатель всё ещё не мог расстаться с воспоминаниями о том, что было пятьдесят семь лет назад, о нескольких днях жизни в далекой Бурятии и Читинской области – они появлялись и переживались вновь.

А когда первые лучи еще неяркого солнца забéгали по верхушкам Иудейских гор, размышления как-то сложились в чёткое определение:

Видение прошлого – это современное чудо, данное непосредственно Вездесущим Абсолютом, исходящее от Него и данное особым «слугам своим», чтобы опосредованно показать  свое присутствие на всей планете Земля во все времена.

Придя к такому обдуманному выводу, решил Нота Сандлер, что картину заканчивать он сегодня не будет, а напишет сказ о том, что и как было в те далекие года в СССР, тоже уже ушедшем в прошлое.

Мало осталось людей, способных вспомнить и изложить на бумаге мелкие бытовые моменты жизни, густо присыпанные антисемитизмом, который был, есть и будет на просторах России-матушки.

И вообще – это мицва, благородное дело!

Историческую правду без искажений – заповедал Творец сохранять и передавать новым поколениям.

Да не устанет правая рука поседевшего еврея Ноты, описывая чýдные и чудны’е мгновения жизни давно минувших лет. Душа и сердце диктуют слова простому человеку, Ноте Сандлеру, сыну сапожника Арона.

 

*  *  *

 

Итак, поехали, точней, потопали строевым шагом!

В спецдивизионе, а точнее в войсковой части 11043 войск ПВО широко раскинувшейся по земному шару страны – шла подготовка к празднованию Дня Советской Армии.

Это вам не цветочки девочкам дарить!

Это был особый юбилей – пятидесятилетие армии, – который шёл вслед за полувековой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции, совершившейся 7 ноября (по новому стилю) 1917 года.

Эти два юбилея обусловили особый духовный подъем, которым были пропитаны все советские граждане – особенно военные, получившие добавку на продукты питания.

По приказу министра обороны, маршала Андрея Антоновича Гречко, была увеличена норма выдачи сливочного масла аж на 10 граммов, то есть каждое утро преисполненный восторга солдат мог откушать аж 20 граммов высококалорийного продукта. А ещё повысили норму сахара, тоже вдвое, что дало возможность в боевых частях обед из двух блюд дополнить компотом или киселем.

«Да здравствует наша любимая Советская родина и Коммунистическая партия Советского Союза!» – так вещалось с плакатов во всех уголках Советского Союза.

Понимая, что одной любовью солдат жив не будет, с 16 февраля 1968 года в далеком авиа-гарнизоне на станции Безводная в Забайкалье (как и в других частях) в конце обеда начали раздавать по кружке нового яства, презента от министра обороны – компота из сухофруктов. Аккурат за неделю до торжеств, связанных с юбилеем Советской Армии.

В этот день обе роты спецдивизиона обедали в одно и то же время.

Старшина первой роты Михаил Курский после обеда строил свое подразделение на плацу, рядом со столовой.

Злой, одинокий мужик в возрасте под сорок, «кучковал» свою роту.

Старшина второй роты Сергей Моськин делал то же самое, что и его сослуживец по дивизиону.

Ещё двое старшин: начальник столовой и дежурный по кухне – Василий Фомичев и Петр Смага, собрав вокруг себя пару дюжин старослужащих солдат, вели «пятиминутку», то есть праздную послеобеденную болтовню, которая почти всегда происходила в «свободное время» – между окончанием обеда и общим дивизионным разводом в середине дня.

Старшины стояли в центре солдатского круга и комментировали процесс заседания военного трибунала Забайкальского военного округа, который проходил в соседнем гарнизоне на станции Мирная.

Там судили двух солдат-танкистов, которые прошедшим летом на угнанном из своей же части бронетранспортере поехали покататься и заехали на территорию соседней Монголии.

Все военные, находившиеся в даурских гарнизонах, знали о том чрезвычайном происшествии и с большим любопытством ожидали окончания суда над «военными преступниками».

Конечно же, этот случай обсуждался и в солдатском кругу всех частей Даурской степи.

Нота Сандлер в составе своего отделения вышел из солдатской столовой и дополнил редкие шеренги солдат, стоящих вокруг старшин-вещателей, излагавших «последние известия» из зала суда военного гарнизона, каким-то несвятым духом долетевшие от станции Мирная.

И надо же – попался на глаза редко бывающему трезвым старшине Моськину.

Тот вдруг перестал выкрикивать свои рассуждения о самовольной отлучке и проникновении советского бронетранспортера в соседнее суверенное государство.

Передохнул Моськин, цепким взглядом посмотрел на рядового старослужащего Ноту Сандлера – и громко произнес:

– А вот этого, Сандлера, тоже нужно отправить в дисбат! Вместе с двумя беглецами, которых сейчас судят на станции Мирная. Он же еврей – а значит, и он может убежать в свой Израиль.

Нота попросту опешил от услышанных слов, слетевших с языка запойного алкоголика старшины Моськина, случайно сегодня оказавшегося трезвым.

Вокруг воцарилась тишина – ошалевшие от слов старшины солдаты перестали обсуждать попытку самовольной отлучки с советской родины…

Несильный мороз и лёгкий забайкальский ветер дополняли немного дополнительного колориту в молчание присутствующих на толковище военных – тех, кто недавно отобедал от щедрот министра, под присмотром старшин-сверхсрочников.

Впрочем, всеобщее молчание продолжалось не слишком долго. Задетый гадкими словами, произнесенными куралесным языком Моськина, Нота Сандлер выдал громкий ответ для всей аудитории, топчущейся у «входа-выхода» солдатской столовой:

– Если бы меня отправили в дисбат за то, что я еврей, то офицеры нашей части сильно пострадали бы. Их могут даже разжаловать, так как это будет рассматриваться как скверное воспитание личного состава. Недавно в нашем стройбате майора понизили в звании до старшего лейтенанта и отправили служить на Сахалин, как раз за подобные словеса. Получается, что старшина Моськин, когда и трезв – всё равно несёт пургу.

В «солдатский базар» пришлось впрячься старшине Курскому. Тот, покраснев, заорал:

– Рядовой Сандляр! Вы это прекратите! Вы здесь ведёте антисоветскую пропаганду против командиров нашего дивизиона! Всем – прекратить разговоры! Становитесь в строй и следуйте на плац! А о вас, Сандляр, я обязан доложить ВРИО командира части майору Дубинкину! О вашем провокационном публичном выступлении! У меня есть предположение, что вы, как жжж… лицо еврейской национальности, задумали какую-то провокацию против нашего замполита майора Тураева!

Выкрики старшины Курского подействовали на Ноту Сандлера так, что у него перехватило дыхание и по всему телу пробежал озноб. Нервное напряжение заморозило движения мышц рук и ног, лицо покраснело…

Но нервный шок был всего лишь одним коротким импульсом. Так как типовые команды «Ррравняйсь смирно! Ша-а-агом марш!»  и последующее «Левой! Левой! Левой!» – уводили его сознание от тяжелого нервного перенапряжения.

Доложили старшины оперативно…

Через десять минут солдаты срочной службы стояли по стойке «смирно» на продуваемом плацу и слушали щедро украшенную матерщиной брань замполита части майора Тураева. 

Следом за замполитом заговорит – вернее, завопил ВРИО командира дивизиона майор Дубинкин. Его выступление окончилось произнесением грозного приказа:

– За угрозы в адрес… офицеров воинской части 11043… на станции Безводная… Китайской военной железной дороги… рядового Сандлера арестовать на трое суток! С содержанием на гауптвахте третьей танковой армии, расположенной на станции Безводная! Старшина Курский… назначен конвоиром до канцелярии гауптвахты, куда надо… поместить старослужащего Сандлера! Исполнять!

И вот, сразу после развода, в 15.00 по забайкальскому времени, Нота Сандлер оказался в «родной» камере Забайкальской «губы», откуда три недели назад вышел, после отбытия трёх суток в этой «маленькой уютной военной тюрьме».

Капитан Лисицын – заместитель коменданта третьей танковой армии, начальник гауптвахты, привычно принял уже знакомого ему еврея-солдата – и определил его в камеру, где не было ни коек, ни нар.

Щитки-«вертолёты» были индивидуальными спальными местами для «губарей».

Выполнив формальности, в спину арестанту Сандлеру приличный человек – капитан Лисицын – высказал свое личное мнение по поводу неожиданно быстрой новой встречи, произошедшей между ними:

– Дембель 1968 года, Нота Сандлер! Прости всех русских и меня вместе с ними. Тебя вновь отправили в мои апартаменты – на сей раз только потому, что ты еврей.

Я знаю, что многие офицеры нашего гарнизона страдают психическим расстройством под названием антисемитизм.

Это такой дефект.

Ваш майор Дубинкин неисправим. Он измывается над тобой, находя оправдание сверху, по-своему трактуя Устав Советской Армии.

Ты законы тоже знаешь, жизнь «губарей» тоже изучил.

Третья ходка у тебя – и всё по одной причине: придираются к «лицу еврейской национальности».

Так вот: трое суток проведёшь ты здесь весело и сытно.  Всем антисемитам покажем «хрен в грызло».

Как говорится, пока солдат на гауптвахте спит, срок службы своим порядком идёт.

…Первые двое суток ареста на гауптвахте действительно прошли для Нотьки весело и сытно, как и посулил «шеф губы» Лисицын.

Двадцать «губарей» собирались в общей камере после работ в котельных и угольных складах.

После сытного ужина чифирили и, развалившись на «вертолетах», вели легкомысленные беседы, вспоминая всевозможные случаи из солдатской и гражданской жизни.

Третьи сутки, однако, однако оказались для клиентов гауптвахты очень непростыми.

Команде «губарей» – Нотьке и еще восемнадцати сокамерникам – было поручено разгрузить два вагона каменного угля. Топливо прибыло с Харанора, время на разгрузку вагона отводилось стандартное – два часа. Всё бы ничего, но одновременно с вагонами угля на станцию Безводную «прибыл» маньчжурский ветер, неся в потоках воздуха песок и снег (и это при температуре – 40°).

Работа превратилась для всех в мучительное испытание.

Особыми средствами защиты пациентов гауптвахты никто не снабдил, так что к вечеру практически у всех солдат, участвовавших в разгрузке угля, к вечеру злополучного дня открылся сильный кашель и поднялась температура.

Нота Сандлер узнал об этом уже вечером, в своей родной казарме, куда был возвращен ввиду окончания срока наказания по завершении разгрузки вагонов с каменным углем.

Конвоировал отбывшего наказание с гауптвахты в «родную воинскую часть» всё тот же «украинец» Курский, тщательно скрывавший от всех, что он еврей.

Во время длительного шествия «на своих двоих» у Ноты начались приступы кашля.

Разгрузка угля на ветру и холоде сделала свое дело: обострился хронический бронхит, который появился у него еще в городе Кяхта, сразу после начала несения службы в Забайкалье.

Промучившись ночь, следующим утром беспрестанно кашляющий рядовой Нота Сандлер в сопровождении все того же подлого «украинца» Курского прибыл в медсанчасть двадцать второго истребительского полка.

Начальник медслужбы, старший лейтенант Олег Матвеевич Белов, прибыл в санчасть через двадцать минут после телефонного разговора с дежурным фельдшером, проведшим первичный осмотр рядового Сандлера.

Прослушав Нотькины лёгкие и измерив температуру, врач подтвердил заключение фельдшера: старослужащий Сандлер должен быть госпитализирован в больничную палату.

Решив вопрос с больным солдатом, старлей Белов откровенно обратился к старшине Курскому:

– Ну и сука же ты, парень! Сам-то такой же Миша, как я Олег, – и не стыдно? Так сложилась судьба, что твои родители тебя «спрятали» под чужой шкурой. Был Мойшей – стал Мишей. А я вместо Ошера стал зваться Олегом. У отца моего, Мордхе Вайсмана, была возможность – и он записал меня украинцем. Но я ж не сволочь! Всегда своему народу, всем евреям помогаю. И даже тем, кто чёрт-те кем в бумажках числится. А уж тем, кто по всем статьям еврей – втрое. Много у нас таких, кто «под зонтиком» ходит: Шумский, Крайнов, Крыжевой, Елшин. Служат и не выделываются. А ты, алкаш чёртов, всё стараешься доказать, что ты не еврей, делаешь евреям-солдатам, которым и так тухло живется, гадость за гадостью. Думаешь, так антисемитов можно провести? Да они тебя давно вычислили. А теперь насмехаются над твоими стараниями и с удовольствием смотрят на твои выкрутасы.

Курский только переминался с ноги на ногу, злобно поглядывая на офицера.

– Вот что ты наделал, придурок, считать не умеющий? Сейчас я парня начну интенсивно лечить. Но пролежать он у меня сможет всего три дня. А потом как? Ты забыл, что будет большой праздник? Юбилей Советской Армии?  Мне командир полка, полковник Аврамчик, приказал всех из медсанчасти выписать! Очень может быть, что он тоже еврей, как ты и я. Это судьба. Но я пацана долечить до выздоровления никак не успеваю. Разве что таблеток ему с собой надавать. Если ему будет плохо, я вынужден буду рапорт по команде подать, на тебя сославшись. Постараюсь обойтись. Так что вали к себе. Крру-гом! Шагом марш, идиот!

От души наколов многострадальную задницу дембеля антибиотиками, дав указание каждые два часа поить его горячим чаем, выписав отхаркивающее и жаропонижающее, Белов сел заполнять больничную карту, ворча себе под нос:

– Маскировка, понимаешь! Пятьдесят лет назад в Российской империи было пять миллионов евреев. Сейчас, по последней переписи, только два миллиона граждан СССР евреями числятся…

Итак, 25 февраля 2025 года, рано утром бывший солдат Нота Сандлер, сидел в мастерской, перебирал карандаши и кисти и сам удивлялся, как явственно в сознании возникло то, что было пятьдесят лет назад.

В прошлое удалились два поколения людей, развалился Советский Союз – оплот интернационализма…

Но антисемитизм цветет и отвратительно пахнет. Многие народы и отдельные особи так и живут в дикарской ненависти к древнему, мудрому народу, избранному Творцом для служения ему.

Жив, жив народ Израиля! 

И у Ноты Сандлера сердце переполняется радостью.

Целых пятьдесят два года прожил он в России – и видел, как в ней происходила ассимиляция евреев, как совершался культурный геноцид народа.

Но сегодня, уже став седым, он принимает участие в украшении города Иерусалима и развитии еврейской национальной культуры!

Какое счастье!

Вот и сегодня с друзьями-коллегами пойдут они на площадь, разрисовывать её фигурами красавицы Эстер, мудрого Мордехая и кривляющегося злодея Амана…

Поздравляю всех с праздником Пурим 2025 года.