Из цикла «Возвращение домой»
* * *
Было время, путеводный
Луч сиял передо мной;
Он растаял постепенно,
И меня накрыло мглой.
В темноте пугливы дети,
Дух трепещет их и плоть,
Но они заводят песню,
Чтобы страх перебороть.
Ныне пеcню я в потёмках
По-ребячески пою;
Я встречаю без боязни
Ночь глубокую мою.
* * *
Понять не могу, что хочет
Поведать моя печаль.
Мне сказка своё бормочет,
Зовёт за собою вдаль.
Вечерние меркнут лики,
И Рейн в прохладе молчит;
Лишь горная твердь на пике
В прощальных лучах блестит.
Прекрасная дева над древней
Скалою, где крут откос,
Златым собирает гребнем
Ручьи золотых волос;
Поёт о любви и лете,
Рукою гребень согрев,
И нет ничего на свете
Нежней, чем её напев.
С какой-то тоской и болью
К ней взор стремит рулевой;
Пускает штурвал на волю,
Не видя скалы вековой, –
И бьётся корабль, смелея,
Об каменное остриё!
И это всё – Лорелея,
И песня, и песня её.
* * *
Тоска, тоска в моём сердце,
Хоть май так улыбчив мне;
Стою, прислонившись к липе,
У крепости на холме.
Внизу чуть движется лодка
По синему рву среди ив;
В той лодке мальчик рыбачит,
Насвистывая мотив.
Пестреют на заднем плане
Домишки, люди, сады,
Коровы, луга, перелески,
Мосты, рябые пруды.
Полощут кафтаны прачки,
Устанут – резвятся в кругу;
Алмазами мельница брызжет,
Я гул расслышать могу.
К подножию старой башни
Дозорный домик прилёг;
Во дворике простодушно
Играет с ружьём паренёк:
Его то за плечи откинет,
То снова в руки берёт...
Надеюсь, он сделает выстрел
И сердце моё разорвёт.
* * *
В слезах гуляю по лесу,
Вон дрозд, еле видно его.
Свистит весёлый повеса:
Грустишь, чу-ви, отчего?
«Расскажут тебе без утайки,
Ах, ласточки обо всём;
Гнездились их шумные стайки
У милой моей над окном».
* * *
Луна поднялась над гладью,
Гирлянду в волнах зажгла.
Твои ладони я гладил,
И полночь была тепла.
Казалось, в беспечном покое
Сидим мы на пляжном песке...
Но что же ветер так воет?
И что за холод в руке?
«Мой друг, то не ветер воет,
Русалки песню поют.
То – сёстры мои. И море –
Последний для них приют».
* * *
Бурлива ночь сырая,
Все звёзды ушли с небес.
Спокойно и безмолвно
Вхожу в говорливый лес.
Исходит тёплый лучик
От хижины лесника,
Унылую он картину
Доносит издалека.
Сидит на кожаном стуле
Слепая старая мать,
Как будто окаменела,
Не может слова сказать.
Охотничий сын, мальчонка,
Бранится, красен и зол,
Хохочет и бьёт об стену
Ненужный ружейный ствол.
Прелестная пряха плачет,
Роняя слёзы на лён;
К ней ластится пёс отцовский,
Скулит беспрестанно он.
* * *
Я вновь побывал в том зале,
Где клятвы её звучали;
Куда её слёзы упали –
Там змеи повыползали.
* * *
Нежданно с родными милой
Столкнулся средь бела дня,
Сестрёнка, папа и мама –
Все рады видеть меня.
Спросили: как жизнь, как здоровье?
И кто-то из них сказал,
Что я не изменился,
Но бледным каким-то стал.
А я спросил их про тёток,
Кузин, досужих друзей,
Про миленького щеночка,
Любимца фамилии всей.
И про любимую тоже
Спросил – как жизнь, как дела...
И кто-то из них ответил:
Недавно она родила.
Я ласково шепелявил:
«Малышка или бутуз?
Ах, тысячу раз поздравьте
Супружеский их союз!»
Меня перебила сестрёнка,
Мол, вымахал пёсик большой,
И раз, забавляясь в Рейне,
Бедняга исчез под водой,
А кроха похожа на маму,
Улыбка – один в один.
И глазки точно такие,
Как тайна моих кручин…
* * *
Брожу по старой мостовой,
По улочкам знакомым;
Вот он – покинутый и пустой
Тот дом, что был её домом.
Как эти улицы тесны!
Как нестерпима брусчатка!
Дома упасть обречены!
Я прочь бегу без оглядки.
* * *
Сидели мы, глядя на море,
У домика рыбака;
Всё гуще становились
Вечерние облака.
На башне зажигались
Сигнальные фонари,
И красовался стройный
Корабль в морской дали.
Мы толковали о бурях,
О тонущих кораблях,
О моряке, плывущем
И в радость, и через страх.
Мы толковали о бухтах,
О берегах чужих,
О странных аборигенах,
О праздниках странных их.
В низовьях Ганга – цветенье,
Там райский разлит аромат,
И перед Лотосом люди
В молитвенных позах сидят.
Чумазые лица лапландцев
Кострами освещены;
Бушуют весёлые споры,
Мангалы рыбы полны...
К концу все рассказы иссякли,
И не было больше тем.
Корабль в темноту погрузился,
Он скрылся от нас насовсем.
* * *
Злосчастный я Атлант! Безбрежный мир,
Мир боли сдерживать вовек я должен;
Держу неудержимое, и сердце
Готово разорваться.
О сердце гордое! ты билось, чтобы
Счастливым быть, счастливым бесконечно
Или несчастным бесконечно, о гордец...
Теперь же ты несчастно.
* * *
Тайфун в шайтановых штанах
Закручивается в смерчи,
И бесятся волны, и бьются в прах,
И рёв их сильнее смерти.
Грудастые ливни мечут мечи,
И, нынче со всеми в ссоре,
Гудит, и стонет, и тонет в ночи,
Захлёбывается море!
Визгливая чайка охрипла уже,
Прижалась к мачте, хохочет,
И в тёмном вороньем больном кураже
Людское горе пророчит.
* * *
Пустилась буря в пляску,
Чтоб скуку превозмочь;
«Какой попрыгун кораблик!» –
Смеётся дикая ночь.
Шалит, играет море
В царя горы водяной,
А чёрная бездна, зевая,
Грозит клыков белизной.
Доносятся из каюты
Молитвы, рвота, мат;
Я крепко вцепился в мачту...
Увижу ль мой дом, мой сад?
* * *
Ты спишь блаженно, зная,
Что я ещё живу?
Я напрягу все жилы,
Хомут мой разорву.
А песенка поётся ль
Старинная тебе –
Как уволок покойник
Любимую к себе?
Доверься мне, родная,
Стряхни оковы снов;
Я жив, и я сильнее
Всех этих мертвецов!
Перевод с немецкого